№4, 2003/Книги, о которых спорят

Фрактальная логика Виктора Пелевина

Ни одно литературное имя сейчас не обросло столькими легендами, как имя Виктора Пелевина. «Куда он исчез? Почему молчит? Как он на самом деле выглядит? Почему появляется в черных очках?»

Писатель стал модным во всех сферах общества: от студентов-первокурсников до профессоров с внушительным стажем, от бизнесменов до свободных художников. В чем секрет этой известности? Что привлекает читателей и поклонников: эпатаж, увлекательная манера изложения, злость, модный стиль, остроумие? Попробуем ответить на эти вопросы с точки зрения психологии, которая позволяет увидеть скрытую динамику «тектонических» сдвигов мышления человека последней трети XX века – динамику, уже зафиксированную в литературе.

Что бы вы ни читали у Пелевина, в первый момент вас привлекает пронзительная узнаваемость времени (и себя в нем), даже в самых странных, сюрреалистических и абсурдных образах. Яркий пример – повесть «Принц Госплана»:

Вспомним: «Принц Персии» – одна из первых компьютерных игр, появившаяся где-то в начале 90-х, с книжным, романтическим сюжетом и графикой, напоминающей фильм. Для пользователя эта игра – настоящая сенсация. Ведь теперь на экране уже не какой-нибудь кружочек, поедающий точки на черном фоне, а яркие персонажи: принц, янычары с ятаганами в чалмах и живописной одежде, красавица-принцесса и злой колдун в остром колпаке и мантии. Все персонажи отлично «выписаны» и плавно двигаются, как в классическом мультфильме вроде «Белоснежки». Герой должен спасти принцессу, преодолев сложный лабиринт коридоров, ловушек и победив всех стражников.

Игра покорила всех, независимо от возраста. В нее играют дети в школе после уроков информатики, родители на работе, подростки дома, пока нет родителей…

Описание игры у Пелевина в точности соответствует первым впечатлениям восхищенного пользователя, и читатель тут же проникается благодарностью к автору за эту память и понимание:

«По коридору бежит человеческая фигурка. Нарисована она с большой любовью, даже несколько сентиментально. Если нажать клавишу «Up», она подпрыгнет вверх, выгнется, повиснет на секунду в воздухе и попытается что-то поймать над своей головой… Проход, по которому бежит фигурка, меняется. Большей частью это что-то вроде каменной штольни, но иногда она становится удивительной красоты галереей с полосой восточного орнамента на стене и высокими узкими окнами…»

«Принц Госплана» 1

В памяти всплывает картинка, как flashback, я вспоминаю: дружно сидим за компьютером. Дочь играет, я не могу оторваться. На экране что-то вроде турникета метро. Только захлопываются не створки, а металлические зубчатые лезвия, и выходят они не с боков, а сверху и снизу. «Опять «ножницы»! – восклицает дочка. – Я теперь знаю, как пройти. Нужно подойти близко и шагнуть, когда створки только начнут открываться. Но все равно неприятно, бр- р-р». Некоторое время она настраивается, а потом, почти не глядя, зажмурясь и съежившись, судорожно нажимает клавишу. Мне тоже жутко. Возникает почти физическое ощущение нависшего над тобой лезвия. Фу, прошли… В следующий раз (разрезалки попадаются часто) повторяется то же самое.

А так у Пелевина:

«За стеклом замелькали колонны станции; поезд остановился. Саша дал толпе подхватить себя и медленно поплыл к эскалаторам. Работало два; Саша ответвился в ту часть толпы, которая двигалась к левому… Саша вдруг похолодел – до него донесся знакомый лязг. Он поднял голову и увидел впереди по ходу эскалатора включившуюся разрезалку пополам – два стальных листа с острыми зубчатыми краями, которые каждые несколько секунд сшибались с такой силой, что получался звук вроде удара в небольшой колокол <…> Проходить через разрезалки было, вообще говоря, несложно – надо было встать рядом и быстро шагнуть вперед сразу же, как разрезалка откроется. Но сейчас Саша ехал по эскалатору, и никакой возможности угадать, в какой момент он окажется у разрезалки, не было…»

«Принц Госплана»

Эта узнаваемость приковывает внимание к повествованию и уже в следующий момент, как хрустальный шар гипнотизера или суггестивная установка терапевта, погружает читателя в перипетии повести.

Главный герой, программист Саша из Госснаба, играет в компьютерную игру «Принц Персии». Играет на протяжении всей повести: разговаривая с начальством, отправляясь с поручением в Госплан, во время поездки на метро, встречаясь с приятелем и проч. И вместе с героем читатель «проваливается» из обыденной реальности в реальность игры. И происходит это совершенно неуловимо.

Level 1:

«Принц бежал по каменному карнизу… Картинка на экране сменилась, но вместо кувшина на мостике впереди стоял жирный воин в тюрбане и гипнотизирующе глядел на Сашу.

– Лапин! – раздался сзади отвратительно знакомый голос…»

«Принц Госплана»

Так, в первом же абзаце первой главы (Level 1) субъект действия неожиданно меняется. Вначале это принц бежит по карнизу, но в конце абзаца воин смотрит уже прямо на Сашу, а вместе с ним и на читателя. Иллюзия такая яркая, что в момент оклика как бы просыпаешься и не сразу понимаешь, кто кричал – еще один стражник или кто-то из внешней реальности.

Постепенно «пробуждения» из одной реальности в другую, следуя друг за другом с калейдоскопической быстротой, становятся все менее четкими, и наконец реальности сливаются в одну общую картину, как два слайда, наложенные друг на друга: «Потом впереди медленно поднялась вверх дверь четвертого уровня, и Саша шагнул в оказавшийся за ней вагон метрополитена».

Возникает совершенно сюрреалистическая картина, обладающая всеми признаками обыденности. Эта спутанность, а скорее симультанность пластов сознания, когда все они функционируют одновременно, – характерная особенность произведений Пелевина. Одних такое отсутствие границ «реальности» пугает, других неотразимо влечет. Одним оно кажется болезненным, другим – абсолютно достоверным. Описание спутанности весьма «натуралистично», потому и пугает. Любой специалист подтвердит, что оно клинически достоверно. Тем не менее было бы ошибкой считать, что такого рода спутанность, симультанность является только и исключительно болезненной. Художественная гиперболизация не искажает, а «выпячивает» психологическую суть феномена.

Переход от одной деятельности к другой (например, от игры к работе, от сериала к приготовлению обеда) не происходит мгновенно, как представляется наблюдателю. Психические состояния обладают некоторой инерцией. Каждой деятельности соответствует специфическое состояние, оптимальное для ее выполнения. Смена деятельности требует перенастройки, и до того, как это произойдет, прежнее состояние по инерции сохраняется в новых условиях, определяя особенности восприятия реальности. Это знакомо каждому, кто вынужден был прерывать увлекательное чтение, просмотр интригующего фильма или захватывающую игру. Переход от игры к реальности не может совершаться мгновенно, как переключение тумблера. Поэтому кажется проблематичным утверждение, что ни один нормальный человек не спутает игру с реальностью. Человек часто не в силах достаточно быстро менять способ восприятия и привычный режим функционирования. Как долго длится период спутанности сознания, зависит от времени, затраченного на игру. Чем больше времени занимает игра, тем продолжительнее и сложнее последующий выход. Режим функционирования «зависает».

Но стирание грани между игрой и жизнью – лишь одно из возможных проявлений спутанности «реальностей». Другое проявление аналогичной природы – трудности адаптации людей в новых культурно-исторических и экономических условиях, когда они продолжают думать и жить по-старому в новой ситуации. Мучительные проблемы людей на сломе эпох снова и снова демонстрируют инерционность психики. Молодежь легче переживает смену эпохи, потому что ее установки еще не зафиксировались, а психика очень подвижна. Чем моложе человек, тем легче ему сказать «а я так не играю» и перейти к другой игре.

Оба случая «зависания» психики, слияния разных «реальностей» воплощены в образе «Принца Госплана». Глобальная, исторически детерминированная смута сознания на сломе эпох предстает как синдром утраты границы между «реальностями». Пелевин первый в отечественной литературе показал внутренний психологический кризис не как нравственную коллизию, а как психодинамическую, даже психофизиологическую проблему смены режима функционирования, которая выражается в «наложении», смешении «реальностей».

Образ «Принца Госплана» вбирает в себя символы разных эпох: символ устойчивости и надежности социализма – «Госплан» – и символ смутной, призрачной переходной эпохи – компьютерную игру-бродилку «Принц Персии». В результате такого «сгущения» смысла (в терминологии Фрейда) читатель застает себя в третьей по счету реальности – реальности глобальных исторических процессов, составляющих стержень всех коллизий. Все три «реальности»: реальность обыденной жизни, реальность игры и социально- историческая реальность – вложены друг в друга и становятся понятными только друг через друга.

Этот специфический способ видения реальности и осмысления мира и составляет то «уникальное предложение», которое определяет интерес к произведениям Пелевина и позволяет ощутить дыхание смены «геологических эпох» в психике человека. Остановимся подробнее на тех «тектонических» изменениях в системе мышления и структуре личности, которые можно обнаружить в книгах писателя.

Новая личность беспрецедентна, то есть не соответствует никаким существующим моделям, никаким прецедентам прошлого. Справиться с ее внутренней динамикой, разобраться в системе управления не просто. В этих условиях исследование внутренней реальности есть единственная возможность «укротить» непредсказуемые и порой опасные завихрения сложной психической жизни. Понять ее законы, не заблудиться в хитросплетениях и лабиринтах психики – жизненно важная задача для современного человека. Собственно об этом и пишет Пелевин: «<…> целью написания этого текста было не создание «литературного произведения», а фиксация механических циклов сознания с целью окончательного излечения от так называемой внутренней жизни» («Чапаев и Пустота») 2.

Как уже говорилось, жизнь героев Пелевина протекает в мире, где слиты внутренняя реальность сознания и внешняя реальность окружающего мира. «Культовые» фигуры: Шварценеггер, «просто Мария», Че Гевара – становятся персонажами произведений Пелевина наряду с главными героями. Возникает ощущение, что основной средой, в которой человек живет, к которой он вынужден приспосабливаться, является виртуальная среда, образованная его собственным сознанием. Ни читатель, ни герой зачастую не могут различить сон и явь, бредовые видения и жизнь «на самом деле», да и в конце концов оказывается, что это совершенно не меняет сути дела. Более того, суть дела нельзя понять вне этих хитросплетений.

Действие романа «Чапаев и Пустота» начинается с весьма реалистического описания одного февральского дня 19-го года. И когда читатель, доверившись автору, уже захвачен реальностью происходящего, действие начинает приобретать все более сюрреалистические черты и, достигнув апогея абсурда, вдруг обрывается и переносится почти на сто лет вперед в палату для душевнобольных, где герой находится на излечении. Вслед за тем действие столь же неожиданно перескакивает назад в 19-й год. Сходный принцип повествования находим в романе Булгакова «Мастер и Маргарита», где сюжет также разворачивается в двух временных пластах. Феномен «сосуществования» реальностей становился уже предметом изображения в литературе. Но, в отличие от «Мастера и Маргариты», субъект действия у Пелевина при переходе от одной реальности к другой не меняется. Это два измерения одной личности, нерасторжимое целое. Герой живет сразу в обеих реальностях. И в их сопоставлении ему открываются смысл бытия и «конструкция» окружающего мира. Причем сам герой склонен считать реальностью именно то, что по логике вещей следует признать бредом.

Было бы большим соблазном отнести все это к проявлениям солипсизма – то есть такого мироощущения, при котором мир принимается за собственное представление. Автор сам иронически предвосхищает подобный поворот мыслей: «Специалисты по литературе, вероятно, увидят в нашем повествовании всего лишь очередной продукт модного в последние годы критического солипсизма…» («Чапаев и Пустота»).

Но в каждой шутке есть, как известно, доля правды. Слияние в одном определении – критический солипсизм – взаимоисключающих понятий, с одной стороны, «обнуляет» объяснительный потенциал каждого из них, а с другой – оставляет ощущение амбивалентной неисчерпаемости обозначаемого…

Развитие электронных технологий привело к тому, что проблемы виртуальности и ее отношение к реальности стали широко дебатироваться и в научных кругах 3, и в массовой коммуникации. Однако для героев В. Пелевина это не абстрактная научная проблема и не развлечение, а насущная задача внутрипсихической реорганизации, которую невозможно отложить или отменить.

Речь идет о смене парадигмы мышления, примерно равноценной той метаморфозе, которая произошла при переходе от геоцентрической системы Птолемея к гелиоцентрической системе Коперника. Сегодняшние перемены подготавливались давно и частично уже стали достоянием сознания, по крайней мере в сферах, далеких от самоанализа: в физике микромира, компьютерных технологиях, математике. Но рано или поздно законы, касающиеся объективного мира, и связанные с ними приемы мышления субъект обращает на самого себя. Та парадоксальная картина мира, которая открылась Эйнштейну, Бору, Планку и другим гениальным ученым, сегодня предстала взору обывателя как реальность внутри его самого.

Неопределенность, нелокальность и антиномичность самой психики обрушиваются на героев Пелевина. Они начинают ощущать свое «я» как множественное, нетождественное в различные моменты жизни. Человек Пелевина постоянно ищет и не может найти свое подлинное «я», «фиксированный центр своих кошмаров», по выражению одного из персонажей.

Вот один из диалогов:

«- Эта игра так устроена, что дойти до принцессы может только нарисованный принц….

– Но куда деваются те, кто играет? Те, кто управляет принцем?

– Ты можешь сказать, кто бился головой о стену и прыгал вверх? Ты или принц?

– Конечно, принц, – сказал Саша. – Я и прыгать-то так не умею.

– А где в это время был ты?

Саша открыл было рот, чтобы ответить, и замер.

– Вот туда они и деваются, – сказал Итакин».

«Принц Госплана»

Современная психология склонна рассматривать личность как совокупность вариантов «я» – субличностей, реализующих различные стороны «я». Вместе с тем субличность не просто часть «я». «Субличность, – пишет известный психолог Маргарет Руффлер, – это психодинамическая структура, которая, став однажды достаточно сложной, стремится к независимому существованию. Она обладает собственными характеристиками, требует независимого существования и старается удовлетворить собственные потребности и желания через личность» 4. Патологией является не наличие различных «я», а неспособность управлять ими. «Субличности исполняют функцию инструментов самовыражения личности. Вместе с тем это линзы, через которые видна личность, посредством которых она обретает реальный опыт» 5. Специалисты убеждены, что процесс личностного развития и духовного самосовершенствования человека невозможен без осознания составных частей своей личности и приобретения навыков управления ими 6.

Надо сказать, что именно так разворачивается и общение в Интернете. Замечено, что в сети люди предпочитают пользоваться разнообразными псевдонимами – «никами», – в соответствии с которыми строят свой имидж и коммуникацию. В этом исследователи видят «стремление к экспериментированию с идентичностью, желание пробовать себя во все новых и новых ролях, испытывать новый опыт», чтобы обрести «альтернативы дальнейшего развития» 7. Таким образом, «множественность виртуальных идентичностей» становится способом развития личности.

Однако то, что в теории кажется ясным и удобным, в реальной жизни оборачивается мучительными поисками себя, своей идентичности.

Обратим внимание на диагноз, данный врачом психбольницы Петьке из романа «Чапаев и Пустота», – «раздвоение ложной личности». Получается, что настоящая личность как бы вообще отсутствует, исчезает в разнообразных «я».

  1. Текст цитируется по изд.: Пелевин В. Принц Госплана // Пелевин В. Желтая стрела. М.: Вагриус, 2000.[]
  2. Текст цитируется по изд.: Пелевин В. Чапаев и Пустота. М.: Вагриус, 2000.[]
  3. См. в кн.: Виртуальная реальность в психологии и искусственном интеллекте. М.: Российская Ассоциация искусственного интеллекта, 1998.[]
  4. Руффлер М. Игры внутри нас. М.: Изд. Института психотерапии, 1998. С. 22 – 23.[]
  5. Там же. С. 24.[]
  6. Чеботарева Н. Д. Интернет-форум как виртуальный аналог психодинамической группы // Психология общения 2000: проблемы и перспективы. Международная конференция 25 – 27 окт. 2000. С. 328- 330.[]
  7. Жичкина А. Е., Белинская Е. П. Стратегии самопрезентации в Интернет и их связь с идентичностью. 2000. http://www.flogiston.df.ru/projects/articles/strategy.shtml []

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №4, 2003

Цитировать

Пронина, Е. Фрактальная логика Виктора Пелевина / Е. Пронина // Вопросы литературы. - 2003 - №4. - C. 5-30
Копировать