Еще раз о недостатках издания сочинений Лермонтова. От редакции

В журнале «Вопросы литературы» (1957, N 8) была опубликована рецензия М. Ашукиной, в которой говорилось о серьезных недостатках издания Сочинений Лермонтова в шести томах, подготовленного Институтом русской литературы (Пушкинским домом) в Ленинграде (1954 – 1957).

В ответ на эту рецензию Б. Городецкий, А. Докусов, В. Мануйлов, Г. Фридлендер (трое из них участвовали в подготовке к печати указанного шеститомника) напечатали в журнале «Русская литература» (1958, N 2) письмо, озаглавленное «Серьезные недостатки одной рецензии». Авторы письма заявляют, что редакция «Вопросов литературы»»допустила серьезную ошибку, напечатав без достаточной проверки тенденциозную и во многом дезориентирующую читателя рецензию М. Ашукиной». Однако это мнение, как нам кажется, не подкреплено сколько-нибудь убедительными фактами. Создается впечатление, что авторы письма склонны считать шеститомное издание Лермонтова не подлежащим критике. Между тем издание классиков представляет дело государственной важности, и, на наш взгляд, было бы полезно по-деловому обсудить трудные вопросы изучения Лермонтова и особенно лермонтовской текстологии, далеко не решенные в обсуждаемом шеститомнике. Это и заставляет нас снова вернуться к вопросам, связанным с изданием Лермонтова, вопросам, ставшим предметом спора.

Прежде всего следует заметить, что авторы письма с излишней легкостью оперируют очень серьезным термином «академическое издание». Как бы ни относиться к шеститомному изданию Лермонтова, но совершенно очевидно, что нет достаточных оснований называть его академическим. Общеизвестно, что далеко не каждое издание, подготовленное академическим институтом и выпущенное издательством Академии наук, может носить это ответственное наименование. По нашему представлению, академическое издание, отличаясь исключительной достоверностью и полнотой текста и всех сведений о нем, должно одновременно решать три задачи: давать исчерпывающий свод всех текстов писателя, устанавливать подлинный авторский текст произведений и содержать разносторонний, подлинно научный аппарат. Настоящее издание Лермонтова не удовлетворяет ни одному из этих требований. Более того, оно содержит ошибки, не допустимые ни в одном издании вообще.

Начнем с вопроса о полноте состава издания. В шеститомнике отсутствуют, например, «юнкерские поэмы», что оговорено в заметке «От редакции» без объяснения причин, а в примечаниях к поэме «Монго» говорится, что «юнкерские поэмы» – «плод коллективного творчества» и в этом причина их отсутствия. Но если они «коллективные», то и помешать их нужно в разделе «Коллективное», который обычно бывает в серьезных изданиях писателей-классиков. Авторы письма в редакцию журнала «Русская литература» выдвигают вторую, более серьезную причину: поэмы «неудобны для печати». Это действительно так. Однако нельзя же все-таки называть свое издание «академическим» и одновременно утверждать, что у него массовый тираж: в академическое собрание сочинений Лермонтова, конечно, должны были войти и эти поэмы, кстати много раз издававшиеся как до революции, так и в наше время, а 25 тысяч экземпляров – это тираж не массовый, а предназначенный для довольно узкого круга (тираж Собрания сочинений Лермонтова в 4-х томах, выпущенного Гослитиздатом, 430 тысяч экземпляров).

Наряду с этим, видимо по той же причине, в издание не включены стихотворения «Песня» («Ликуйте, друзья») и «Расписку просишь ты, гусар». Они совершенно не относятся к «юнкерским поэмам», но имеют с ними общее: некоторые неудобные для печати слова. Но ведь одно дело непристойность «юнкерских поэм», а другое – грубые слова в этих стихотворениях, которые обычно заменяют многоточиями. Лучшее свидетельство излишней щепетильности, проявленной редакцией, состоит в том, что оба стихотворения, о которых идет речь, ныне вошли в новое четырехтомное издание Лермонтова, подготовленное тем же Пушкинским домом. А ведь это новое издание вовсе не претендует на «академичность», да и тираж его в несколько раз превышает тираж шеститомника.

Кроме того, в шеститомнике отсутствуют стихотворения, приписывавшиеся Лермонтову и входившие в предшествовавшие издания, в частности в издание «Academia»: «La Tourterelle», известное как детское стихотворение Лермонтова, «А. А. Ф[аддев]у», «К Т***», «Ода к нужнику». Почему не опубликованы они? Если редакция считает их не принадлежащими Лермонтову, тогда она обязана была привести доказательства правильности своего решения. Если три последние из них также отнесены к числу «коллективных», тогда им место в соответствующем разделе. Или, может быть, редакция считает их тоже «неудобными для печати»?

Кроме этой «чистки» состава издания с точки зрения благопристойности, редакция обеднила основной корпус произведений Лермонтова отнесением некоторых лирических стихотворений к числу черновых вариантов «Демона». Так, в «первоначальный (незаконченный) набросок посвящения» (IV, 377) превращено незаконченное лирическое стихотворение «Когда последнее мгновенье», написанное на обороте обложки IV тетради, в которой, кроме «Демона», имеется немало стихотворений. С поэмой «Демон» объединено и стихотворение «Я не для ангелов и рая» (IV, 385), являющееся одним из шедевров юношеской лирики Лермонтова и знакомое многим поколениям читателей. Теперь они его не найдут, так как из основного корпуса оно перенесено в отдел вариантов «Демона» только на том основании, что оно записано в черновой тетради непосредственно вслед за поэмой. (Кстати заметим, что оба эти стихотворения в издании библиотеки «Огонька» и в последнем издании Лермонтова, выпущенном Гослитиздатом, печатаются в основном корпусе произведений поэта.)

Некоторые из этих замечаний о составе издания уже были высказаны в рецензии М. Ашукиной, однако по поводу столь законных претензий мы не находим ни слова в письме участников издания¹.

Рассмотрим теперь важнейший вопрос о качестве подготовки текстов. Советские текстологи считают, что следует с особым уважением относиться к последней авторской воле; нашедшей свое воплощение, в частности у Лермонтова, в последнем прижизненном издании. К этому выводу приводит анализ истории создания и публикации произведений Лермонтова, изучение источников его текста. В разбираемом шеститомнике проявилась недооценка последнего прижизненного издания. В текстологическом комментарии редакторами издания приведено множество всевозможных исправлений, сделанных ими в основном тексте, то есть в тексте, с которого данное произведение печатается. Среди этих исправлений много типографских опечаток и описок переписчика, уже исправленных в предыдущих изданиях. Зато те поправки, которые появились впервые в новом издании, часто не улучшают, а ухудшают текст.

В качестве примера возьмем «Героя нашего времени». Основным текстом его правильно признано второе отдельное издание романа (1841), из которого редактором нового издания (Б. Эйхенбаумом) устранены явные ошибки и цензурные искажения. Перечень исправлений приводится в томе. Многие из этих ошибок устранены были тем же редактором еще в предшествующих изданиях.

Но в высшей степени спорными представляются нам некоторые другие исправления, впервые сделанные по автографу в предшествующих изданиях и принятые теперь в новом. Так, в обоих прижизненных изданиях на вопрос Печорина, бывает ли он у Литовских, Грушницкий отвечает: «Нет еще; я говорил раза два с княжной, не более». Эта реплика «исправлена» теперь по автографу, в котором имеется явная языковая оплошность: «Нет еще; я говорил раза два с княжной и более…» (VI, 275). Ошибка автографа была выправлена в обоих прижизненных изданиях романа; теперь новое издание возвращает нас к старой и явной ошибке.

Второй пример. В описании пейзажа Пятигорска есть строки: «Под виноградными аллеями, покрывающими скат Машука, мелькала порою пестрая шляпка любительницы уединения вдвоем, потому что всегда возле такой шляпки я замечал или военную фуражку, или безобразную круглую шляпу». Можно ли здесь единственное число заменять по автографу на множественное: «мелькали порою пестрые шляпки любительниц уединения вдвоем» (VI, 262)? Ведь единственного числа здесь требует даже синтаксическое построение фразы («возле такой шляпки»). Множественное число не только нарушает точность воспроизведения картины, но и делает фразу грамматически неправильной.

Такое «исправление» сшибок последнего печатного издания путем возвращения к автографу, по существу, отменяет работу Лермонтова над текстом. В процессе этой работы он освобождал свой роман от архаизмов, но его языковую правку редактор нового издания снимает, восстанавливая написание по автографу: «английскую» он меняет на «английскую», «физиономий» на «физиогномий», «колени» на «колена», «войдя в комнату» на «взойдя в комнату», «приподнимая» на «приподымая», «поднимаясь» на «подымаясь», хотя первые написания были не только в обоих прижизненных изданиях, но и в тексте «Отечественных записок» – то есть во всех прижизненных публикациях.

Таким образом, приходится сделать вывод, что новое издание закрепляет в основном тексте романа некоторые досадные ошибки и описки².

Большие сомнения вызывает в новом издании текст поэмы «Сашка» (редактор Т. Голованова). Беловой автограф поэмы, как известно, не сохранился, поэтому поэма правильно печатается по изданию «Academia» (редактор Б. Эйхенбаум), где она в свое время была опубликована по списку, некогда сверенному со списком, бывшим у владельца белового автографа поэмы, пензенского чиновника Панафутина. Но в шеститомнике редактор исправляет текст издания «Academia» по всем имеющимся источникам, печатным и рукописным, не делая никакой разницы между беловыми и черновыми редакциями. С этим нельзя согласиться.

Нарушение одного из основных правил научной текстологии – недопустимость произвольного сочетания текстов разновременных редакций – мы наблюдаем в поэме «Демон». Мотивировка контаминации текста «Демона» в новом издании, кажется, не имеет прецедентов в советской текстологии. Диалог между Тамарой и Демоном «Зачем мне знать твои печали», по словам комментатора, включался (и включается в настоящее издание. – Ред.) вследствие его идейной ценности, несмотря на некоторое противоречие его с новым контекстом» (IV, 415). Так и сказано – «несмотря»!

В рецензии М. Ашукиной было указано, что последняя авторская переработка «Демона» не сводилась к механическому исключению одиозных, с точки зрения цензуры, мест, а породила новую концепцию центральных образов; Лермонтов не просто хотел приспособить текст к цензурным условиям, но дал иную, художественно завершенную редакцию поэмы. При этом он пожертвовал диалогом Тамары и Демона, несовместимым с новым контекстом. Допустимо ли с точки зрения современной текстологической науки (да и просто здравого смысла) восстанавливать исключенный самим писателем диалог, нарушая при этом авторскую волю и идейно-художественную цельность произведения?

Редакторы издания считают, что все удаленное в результате цензурных обстоятельств должно быть восстановлено. Но история литературы знает отдельные случаи, когда цензурные требования служили поводом к переработке текста, а затем этот вынужденный труд художника перерастал в сложный творческий процесс, приводил к новым художественным результатам (достаточно напомнить хотя бы творческую историю «Медного всадника»). Так было и с «Демоном», в последнюю редакцию которого автор ввел новые мотивы, потребовавшие исключения диалога «Зачем мне знать твои печали». И с этим нельзя не считаться.

Интересно, что все это отлично понимают и редактор «Демона» в шеститомном издании А. Михайлова, и авторы письма, опубликованного в «Русской литературе». В этом письме прямо говорится следующее: «А. Н. Михайлова установила, что удаление из текста в последней редакции «Демона» известного диалога «Зачем мне знать твои печали», особенно важного в идейном отношении, не было механическим, оно было связано с одновременной художественной переработкой образов поэмы». Очень хорошо. Это почти дословно совпадает с тем, что сказано по тому же поводу в рецензии «Вопросов литературы». Но в связи с этим – два существенных замечания.

Во-первых, признавая, что удаление диалога не было механическим, редакция шеститомника тут же механически восстановила его, включив в последнюю редакцию поэмы.

1. Авторы письма заявляют, что М. Ашукина в своем стремлении исказить точку зрения редакции шеститомника по вопросу о его составе будто бы отважилась «фальсифицировать текст редакционной заметки к первому тому академического издания». В чем же выразилась эта фальсификация? В редакционном предисловии говорится, что издание содержит «критически установленный текст произведений поэта»; М. Ашукина, цитируя эту фразу, действительно допустила ошибку, введя в нее слово «всех»; получилось, что редакция шеститомника обещает читателям «текст всех произведений поэта». Но ведь несколькими строками ниже в том же предисловии ясно говорится: «В собрание входят все художественные произведения, планы, наброски и письма поэта». В чем же состоит фальсификация и кто ввел в заблуждение читателей?[↩]
2. С удовлетворением мы можем отметить, что в IV томе Собрания сочинений Лермонтова, выпущенного Гослитиздатом (1958), большая часть указанных погрешностей в тексте романа устранена (см. стр. 50, 69, 73, 82 и др.).[↩]