Эмигрантский «анахронизм» и советская «мощь». Бунин и английский диалог о русской эмиграции и советской России

В мае 1927 года в одном из самых влиятельных британских литературно-критических журналов «Крайтерион» в рамках рецензии на русский эмигрантский журнал «Современные записки» появился весьма благожелательный отзыв на новое произведение эмигрировавшего в Париж русского писателя И. Бунина. Автор, Джон Курнос, британский писатель с украинскими корнями, переводчик с русского и постоянный рецензент русско-советских журналов для «Крайтериона», писал: «Двадцать восьмой номер этого журнала открывается чудесным рассказом «Солнечный удар», который мог быть написан только Иваном Буниным. Автор «Господина из Сан-Франциско» никогда не писал лучше. И как бы ни был короток этот рассказ, он заслуживает немедленного перевода»¹.

Рассказ «Солнечный удар» был, действительно, переведен на английский язык и опубликован в 1929 году в антологии «Great Russian Short Stories». В сборнике были помещены произведения Достоевского, Чехова, Чирикова, Дорошевича, Окулова, Зощенко и других весьма разнородных русских авторов. Ни одной рецензии на эту публикацию не последовало. Более того, в рецензии на «Современные записки», опубликованной в 1934 году в апрельском номере «Крайтериона», тот же Курнос, комментируя присуждение литературной премии Нобеля в 1933 году Бунину, не преминул сослаться на слухи о том, что писатель «похитил лавры Горького», и нелестно-иронично описал бунинский поздний шедевр «Жизнь Арсеньева» как «длинноватый роман» (longish novel), который, «как все, что он написал» в эмиграции, «воскрешает прошлое» и который отличается «простотой» темы (simplicity itself in its theme) и «неподдельной прелестью» (unaffected loveliness)².

Причины такой резкой перемены отношения можно искать в области биографической, политической и собственно литературной. Оставляя в стороне вопрос об убеждениях самого Курноса, обратимся к той связи литературных оценок и политических взглядов, которая драматически окрашивает собой общее восприятие русской и советской литературы в Англии в период 20-30-х годов XX века. Значимость этой связи для английского диалога о русском и советском ясно вырисовывается, в том числе, в перспективе рецензий журнала Элиота «Крайтерион». Формальными вехами этой перспективы являются периоды рецензирования исключительно эмигрантских литературных журналов в 1922-1927 годах (ср.: среди прочих в это время в СССР выпускаются литературные и общественно-политические журналы «Красная Новь» — с 1921 года, «Молодая гвардия» — с 1922 года, «Звезда» — с 1924 года, «Новый мир» — с 1925 года); рецензирование как советских, так и эмигранских журналов с января 1928 года по декабрь 1937 года (с характерным убыванием интереса к журналам русской эмиграции) и, наконец, рецензирование исключительно советских журналов в 1937-1938 годах. Основные смысловые сдвиги, а также причины этих сдвигов ясно улавливаются в рецензиях Курноса для августовского номера журнала за 1927 год, для январского и декабрьского номеров за 1928 год, для апрельского номера за 1930-й и для этого же номера за 1934 год, а также для январского номера за 1938 год. Все эти рецензии поддерживают идеи, высказываемые о русском и советском в программных статьях журнала, и, в свою очередь, поддерживаются ими.

Первая из вышеупомянутых курносовских рецензий — написанная еще в период рецензирования исключительно эмигрантских журналов — озвучивает позицию понимания и приятия литературы русского зарубежья. Основная оценка выражена в начальном высказывании о парижском журнале «Версты»: «Второй выпуск этого журнала <…> не менее замечателен, чем первый». Оценка «Современных записок», однако, не столь однозначна: Курнос не слишком уверенно утверждает, что этот журнал «хорош в своем роде», хотя и «консервативен»³.

Упрек в консервативности позже разовьется в отказ русской эмигрантской литературе в творческой энергии. В номере за январь 1928 года Курнос пишет о творческой «энергии», «мощи» (vigour), которые, по его мнению, отличают молодую советскую литературу от эмигрантской⁴. В номере за декабрь 1928 год Курнос уверенно утверждает, что «эмигрантский мир не породил ни одного нового художественно одаренного писателя» (в то время как в эмиграции творчески сформировались В. Набоков и Г. Газданов, Б. Поплавский и М. Алданов) и параллельно проводит мысль о способности сохранения русской культуры в СССР: «Советские критики ни в коей мере не имеют того презрения к прошлому, в котором их подозревали», процесс «национализации литературной, как и другой, собственности содействует массовому распространению знаний о прошлом»⁵.

В апрельской рецензии за 1930 год мысль Курноса о чрезмерной консервативности литературного творчества эмигрантов приобретает политическую и эстетическую определенность: за словами о том, что «писатели-эмигранты все еще говорят о демократии» и «все еще способны писать циклы сонетов», стоит обвинение русской эмиграции в литературной и политической несовременности и бессилии. Это обвинение получает краткую формулу «анахронизм» и контрастно оттеняет положительный отзыв о советском искусстве, которое «напряженно интересуется настоящим» и твердо стоит на «родной земле»⁶.

Мысль о творческом бессилии русской эмиграции и скрытое, но ясно проглядывающее за ней обвинение в социально-политическом равнодушии, едва ли не предательстве родины, проводится и в цитированной выше апрельской рецензии за 1934 год. В творчестве писателей русского зарубежья Курнос видит все то же «собирание деталей прошлого», слишком «смиренное» для того, чтобы быть современным⁷.

Последовательно изложенное и столь же последовательно развившееся неприятие творчества писателей русского зарубежья и стоящее за ним обвинение в политическом малодушии получило свое логическое завершение в забвении в журнале «Крайтерион» к 1938 году периодики как парижской, так берлинской и пражской. В январском номере 1938 года Курнос говорит только о советских литературных журналах «Новый мир», «Литературный критик», «Литературный современник» и «Литературное обозрение» и, определяя свою позицию, снова озвучивает уже устоявшуюся мысль о молодой энергии и творческом потенциале советского искусства в обобщенном суждении о русском народе: «Теперь русские — очень энергичный народ, находящийся в постоянном движении», который, если и говорит, то не как раньше — «об абстрактных предметах», но «о том, что он сделал или делает»⁸. Нельзя при этом утвеждать, что оценки советской периодики и, тем более, советского режима в «русских рецензиях» Курноса однозначны. Бесконечной иронии исполнены, в частности, его слова о «превосходстве советских людей» над всеми остальными: сущность этого превосходства определяется традиционным стремлением русских к бесконечному общению («In one respect, certainly, they have no superiors; and that is, as talkers»), «детским высокомерием» и «наивной самоуверенностью»⁸. Однако идея движения, молодой энергии, лежащая — как следует из всей прослеженной перспективы «русских рецензий» «Крайтериона» — в основе советского искусства, так же, как и политики (оцениваемой, конечно, неоднозначно), главенствует над иронией.

Идея эта, безусловно, принадлежала не исключительно Курносу и выражала не только его взгляды. Она соответствовала общему, в значительной степени прокоммунистическому интеллектуальному настроению английского общества этого периода⁹. Представляется, однако, что последовательное развитие оценок советской и эмигрантской литературы в рецензиях Курноса 1920-1930-х годов несколько корректирует устоявшееся в литературоведении мнение о «неожиданном скачке влево» английской творческой элиты в начале 30-х годов. Следует, видимо, говорить не о неожиданном «перемещении сферы интересов художников в сторону политики» и «полевении» английских интеллектуалов в 30-е годы¹⁰, но о разных стадиях интереса к социализму и коммунизму этого периода.

1. Cournos J. Review of Russian periodicals // The Monthly Criterion. May 1927. Vol. V. № 2. P. 281.[↩]
2. The Criterion. April 1934. Vol. XIII. № 52.[↩]
3. The Criterion. August 1927. Vol. VI. № 2. P. 186-187. [↩]
4. The Criterion. January 1928. Vol. VII. № 1. P. 91.[↩]
5. The Criterion. December 1928. Vol. VIII. № 31. P. 767. [↩]
6. The Criterion. April 1930. Vol. IX. № 36. P. 585.[↩]
7. The Criterion. April 1934. Vol. XIII. № 52. P. 535. [↩]
8. The Criterion. January 1938. Vol. XVII. № 17. P. 383.[↩][↩]
9. Gross J. The Rise and Fall of the Man of Letters. Aspects of English Literary Life since 1800. Chicago: Ivan R. Dee, 1992. P. 270-275.[↩]
10. Ушакова О. М. Т. С. Элиот как автор и издатель литературных журналов // Вестник ПСТГУ. Серия III: Филология. 2011. Вып. 1(23). С. 148; Gross J. Op. cit. P. 273.[↩]