Два письма в Рим: от Олега Охапкина к Евгению Вагину

Поэт Олег Охапкин (1944–2008) и публицист, журналист, литературный критик Евгений Вагин (1938–2009) принадлежат кругу ленинградского самиздата.

Творчество О. Охапкина относится к последней трети ХХ века. Историкам литературы он известен прежде всего тем, что в 1960–1970-е годы входил в окружение И. Бродского. В конце 1960-х наряду с поэтами В. Кривулиным, К. Кузьминским, Б. Куприяновым, А. Ожигановым и другими участвовал в литературном объединении Г. Семенова при Союзе писателей. В начале 1970-х был участником неофициального салона Кузьминского, позже религиозно-философского междугородного семинара А. Огородникова и В. Пореша, а также членом редколлегии самиздатского журнала «Община».

Два года назад в личном архиве Охапкина¹ было найдено письмо, адресата которого продолжительное время не удавалось установить. Письмо датировалось 19 июня 1978 года. Значимость данной находки трудно переоценить, поскольку эпистолярное наследие Охапкина оказалось невелико: часть писем, вероятно, была уничтожена; другая часть — рассредоточена по частным собраниям, а сохранившиеся письма в большинстве своем достаточно сдержанны и сугубо информативны.

Новонайденное письмо — исключение: в нем сам поэт пояснял творческую логику свою и целого поколения поэтов Бронзового века, затрагивая обширный временной период и основываясь на глубоком, концептуальном анализе историко-литературных закономерностей. Итогом столь масштабных размышлений явился созданный Охапкиным «символический календарь», который раскрывает литературный процесс во всей его системности и перспективах. При этом значимое место в «символическом календаре» отводилось особенному для самого Охапкина времени — Бронзовому веку русской поэзии.

Так в 1975 году поэтом был создан один из наиболее известных и определяющих эпоху текстов — «Бронзовый век»:

…Бронзовеющий стих надыбав,
Я гляжу, как друзья на дыбах
Постаментов молчат и ждут
Послабленья. Напрасный труд.
Быстротечен их век и тесен
Круг назначенных Богом песен.
Все, чему суждено греметь,
Им придется в молчаньи петь.
Лишь тогда отдохнут от бронзы,
Как начнется эпоха прозы.
Эх, поэзия! Грезы, розы…
Русской лиры прямая медь…

В поэме Охапкина перечислены основные представители современного ему литературного процесса: И. Бродский, Д. Бобышев, В. Кривулин, Б. Куприянов, А. Ожиганов и т. д. Это лица эпохи.

По свидетельству современников поэта, а также из новонайденного письма становится очевидным, что понятие «Бронзовый век» принадлежит именно Охапкину: «А понятие Бронзовый век, прошу покорно, пользоваться, и чем шире, тем лучше». Более того, в представленном письме поэт не только вводит это понятие, но и обосновывает его, приводя в доказательство детальную диаграмму, охватывающую в совокупности более трехсот лет, где обозначены периоды (века) развития русской культуры: Оловянный, Медный, Золотой, Серебряный, Свинцовый, Бронзовый, Железный.

Безусловно, особое внимание поэт уделяет своему времени, поскольку для его творческого самосознания принципиально важным было понимание личной роли в историческом процессе, причастность к событиям, определяющим судьбу России, и восприятие собственного пути в искусстве как формы высшего служения.

Столь развернутое и раскрывающее творческую логику письмо не могло быть направлено случайному человеку. В 2023 году удалось установить адресата столь важного послания. М. Талалай, работая с обширным фондом Е. Вагина [Личный архив Е. А. Вагина…] в архиве Исследовательского центра Восточной Европы Бременского университета, обнаружил оригинал письма Охапкина. Сравнение двух писем (первого — из личного архива Охапкина, второго — из фонда Вагина) позволило определить, что оба эпистолярных документа были адресованы Охапкиным его другу Вагину с разницей в два месяца.

К сожалению, историю их знакомства пока воссоздать не удалось. Талалай свидетельствует:

Олега я встречал с середины 1980-х годов в пространстве «Клуба-81″², потом он заходил в офис Фонда культуры на Невском проспекте. Олег часто звал к себе в гости. Однако жил он в Сосновой Поляне³, мне это казалось целым путешествием, и я до него так и не доехал. О чем сейчас, разумеется, жалею.

С Вагиным я познакомился в 1989 году, во время своей первой поездки в Италию. Я мало знал о нем, но в последующие годы мы часто встречались. А после его смерти я продолжал слышать его голос. Дело в том, что до «событий» я занимался сопровождением паломников по римским катакомбам, которыми ведают католические монахи. Для русского — редкого — языка они придумали остроумный способ: записали экскурсию на магнитофон. А для записи обратились к Вагину, работавшему на Радио Ватикане⁴.

Настоящая публикация содержит два письма Охапкина, адресованные Вагину в Рим.

ПИСЬМА ОЛЕГА ОХАПКИНА ЕВГЕНИЮ ВАГИНУ⁵

11

19.6.78. С. П. 2

Дорогой Евгений,

Я так счастлив получить от тебя долгожданную весть, и вот получил и когда — в Духов день 3. Сегодня мы с Леной 4 были за ранней обедней у Николы 5 и причащались оба.

А потом твое письмо. Второй раз подарок в день причастия. Такое не бывает случайно. У Бога все припасено на светлый день и к месту — и радость, и полнота этой радости.

Я пишу второе письмо. Первое на открытках. Не успев отправить, радуюсь случаю еще поговорить в промежутке между событиями.

В начале июля должна выйти «Звезда» № 7 с моими стихами 6. Если выйдет, пошлю сразу. Мне всегда кажется, что эта публикация, какую жду, последняя. Так и на этот раз. Но проходит время, и что-то вновь появляется. Правда, на этот раз мои перспективы явно сузились, и что будет, не знаю.

Мне сообщили, что в № 23 «Время и мы» 7 есть два моих стихотворения: «Ангел» (77 г.) и «В глухозимье» (73 г.). Второе стихотворение я читал в свое время Т. Гнедич 8, и ей понравилось. Я посвятил его ей, и оказалось пророчески. В 76 г. она умерла, и я читал по ее просьбе над гробом сие стихотворение, и опустил его в гроб. И вот ее ученик В. Бетаки 9 поместил его. И это отрадно. Но как оно, и тем более «Ангел» оказались у него, ума не приложу. Впрочем, я запретил ему эти штуки.

Я решительно не хочу участвовать в «Континенте» и ему подобных журналах. Против них я ничего не имею, но я-то тут причем? У меня другой и сознательный путь. Ваш журнал мне больше подходит, если вы все вместе не возражаете.

Прозападная политика в наше время опасна для России, и я отдаю полный отчет в последствиях такой недальновидной политики. России ныне нужна политика приснопамятного Александра Невского. Это был не только святой, но и гениальный человек, и я давно это понял.

Нынешнее время очень перекликается со временем накануне Куликовской битвы, только на сей раз битва грядет и уже идет — битва духовная, а все остальное должно быть на местах. Так будет лучше. И это я выстрадал за всю свою жизнь, наблюдая и раздумывая над многими сторонами европейской и русской жизни.

Конечно, для такой позиции нужна немалая вера и выдержка, но того и требует от нас Бог. Остальное приложится нам по нашему упованию. И я твердо верю в это.

Культурный взрыв в послетатарское время был подготовлен в недрах времени татарского, и тем мощнее был взрыв, чем плотнее оказалось роковое сжатие. И это есть культурно-историческое воспитание нации. Так и с отдельной личностью. Она лишь тогда способна принять Божеское о ней установление, когда пройдет через горнило испытания.

Так Христос спросил учеников своих, — «Что вы видели? Трость ли ветром колеблемую?» 10 И сей вопрос был об Иоанне Крестителе. И здесь комментарии излишни.

И вот, пока не будет сего столпного состояния в нашей новой культуре, ничего путного ожидать нельзя. Богу нужны для нового вина не ветхие мехи, но одни лишь и по преимуществу новые. Сейчас идет по всему миру смена поколений. В России она особенно разительна.

В течение двадцати лет и мокрого места не останется от той гнили, какой мы все напитались за горькую жизнь нашу. И потому можно и сейчас многому радоваться. Но всему свое время. И тут, как говорится, против рожна не попрешь.

В 80-м году будет 600 лет славной Куликовской битвы. Потом 100 лет Н. С. Гумилеву. Потом великое тысячелетие Крещения Руси. И целый ряд столетних юбилеев деятелей русской культуры. В 96-м — 2000 лет со дня воплощения Бога Слова (5 год д. н. э.). В 2003-м году – 300 лет Санктъ-Петербургу.
В 2011-м — 300 лет Империи Российской, если не ошибаюсь. В 2030-м году — 2000 лет со дня искупления человече Спасителем мира. Это рубеж христианской истории. И Россия здесь вплетена суровьем в парчу православия.

Мы с уверенностью можем сказать: «Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Но также и о ночи Рима.

Что же наш долг? — А я его понимаю в ежедневном духовном труде даже до смерти. Но торопиться по-русски некуда, разве что в гроб.

Неуклонное напряжение воли и концентрация духа — вот путь к Новому Средневековью, а Возрождение — это уже последнее слово сего эона 11, если только не будет на днях Страшного суда. Судя по пророчествам, не будет пока, а совсем даже наоборот. Но что мы можем сказать на сей счет? «Дни человека как трава. Как цвет полевой — так он цветет» 12.

В настоящее время проходит очищение от новой бироновщины. Это в плане конкретной истории. Но это еще не всё. «Гниющая туша уж тем заразна, что рыла воротит всяк дыханья имущий прелесть, соблазн оргазма в миг удушья, в момент чиханья» 13 (юмор висельников).

Да благословенно буди честно ‘е чадородие! Вот что и в плоти, и в духе ныне созиждется. Новый храм — нерукотворенный.

Вспомни 40 лет блуждания по пустыне за Моисеем… Рабы да не внидут в землю обетованную. И срок подходит. А сейчас — пустыня и побиение камнями пророка, и золотой телец, и скрижали завета, и обрезание, да мало ли что. Умница Гумилев так и завещал — «Огненный столп» 14.

И я не шучу все это говоря. Более того, я убежден, ибо оснований для восторга мало. Вот именно. А посему надо исследовать, — что сие произошло?

Гипноз довоенного времени и впрямь лекарство для алконавтов 15. Но не все же посинели в синдроме похмелья. Есть и трезвые головы. Правда, мало, да и те молчальники. А кто нынче баит, пусть поговорит. Мели, Емеля, твоя неделя.

Давай лучше конкретно. Десять лет, ну, там двенадцать. Сие нам представимо, и даже очень представимо. Мы не Амальрики 16. Ну, их к ляду. Совсем очумели. И почему эти господа считают, что всё при них, от них, для них, или только по-ихнему?.. Ан тому не бывать.

И здесь совдеп мудрей и деловитей. Так и быть по сему. Россия такая страна, что ничего случайного не выносит. Но «вынесет всё, и широкую, ясную…» Еще бы!

А вот мы здесь, грешные, соловецкие пишем к вам на материк, но мало нам верят, что у нас-то, может, и проще, чем там, на Западе солнца 17. Вертухай — дело привычное. Но и он уж не тот, и мы не те, а время идет своим путем и нас не спрашивает. Но хватит об этом.

Меня тут пригласили в Париж с женой. Приглашение действительно до лета 79-го. Приглашают на два месяца. Но Лена с Нового года на дипломе. Осенью же обоим не собрать денег. Если пустят, то поедет кто-то один, скорее всего, Лена. Я побаиваюсь затевать такие вещи, да и дел невпроворот. Ан и отдохнуть надо.

Этот мой братец христолюбивый уж написал вам. Вы побалакайте с ним. У него много всяких соображений на счет меня. Ежели соберусь, то натурально, сообщу. Вот и повидаемся. Хотя это не обязательно, но было б так приятно насладиться общением с дорогими людьми.

Пожалуй, и стишок припишу к сему посланию. Все не так пресно будет.

Голос Музы

И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
А. А.

И ты пришла к шести утра,
Камена, старшая сестра.
И странный голос твой
Был страшен оттого, что тих
И диктовал бессмертный стих
Ахматовой живой.

День Иова. Известный день.
Твоя пророческая тень
Передо мной в окне.
Двадцатый век еще идет.
Скажи, кого в грядущем ждет
Пропеть моей стране?

И что сей голос пропоет?
Прозренье счастья не дает.
Но все-таки. Скажи!
И отвечает: «Голос тот
Подымет внове мой народ
И медью задрожит.

И это будет бронзы вой
И это будет голос твой.
Но прежде двадцать лет
Беззвучной века глухоты
Еще пройдет. И станешь ты
Тем голосом, поэт».

Ушла и гулко так звучит
Какой-то дальний шум.
И вновь душа моя молчит.
И так встревоженно стучит
Живое сердце. Бьют ключи?

1. Хранится у вдовы поэта Т. Ковальковой [Личный архив О. А. Охапкина…].[↩]
2. »Клуб-81» (1981–1988) — литературно-творческое объединение при Ленинградском отделении Союза советских писателей.[↩]
3. Сосновая Поляна — район на юго-западе Ленинграда / Санкт-Петербурга, получивший свое название по одноименной железнодорожной станции. С начала 1960 года Охапкин проживал там по адресу: ул. Тамбасова, д. 27, корпус 1, кв. 44.[↩]
4. Из электронного письма М. Талалая к А. Корсунской от 24.04.2023.[↩]
5. Письма публикуются с сохранением авторской орфографии и пунктуации, конъектуры даются в угловых скобках.[↩]