№3, 1987/Обзоры и рецензии

Дань памяти и уважения

Рафаэль Мустафин, Муса Джалиль. Жизнь и творчество (довоенный период), Казань, Татарское книжное изд-во, 1986, 386 с.

Новая книга Рафаэля Мустафина, посвященная довоенному периоду жизни и творчества Мусы Джалиля, готовилась исподволь, ей предшествовали многие статьи, очерки, монографии автора о замечательном писателе и борце.

Чтобы создать живой портрет поэта, критику недостаточно было изучить его произведения и литературу о нем, нужно было услышать рассказы о нем его родных и близких, увидеть его единомышленников на немецкой земле.

Р. Мустафин побывал в ГДР, встречался с людьми, заинтересованными в судьбе Джалиля, в том числе с неутомимым общественным деятелем, журналистом, переводчиком Леоном Небенцалем. Немецкие трудящиеся помнят, что Муса Джалиль крепостью своего духа и мировоззрением своим показал пример истинного интернационализма, что есть и его вклад в дело укрепления послевоенной демократической Германии.

Безусловно, личные впечатления помогли Р. Мустафину воссоздать жизнь-подвиг Джалиля. Поэт, продолжающий жить в делах, в свершениях людей, в истории, – вот каким предстал он в творческом воображении татарского ученого.

Р. Мустафин приступил к созданию рецензируемой книги после долгих лет изыскательской работы, уже определив основные линии исследования, его логику: показать связь поэта с бурными годами пятилеток, с вдохновенным творчеством масс, выявить рост, созревание мировоззрения, определившего направление таланта, многообразные области деятельности – учебной, общественной (комсомольской и партийной), редакторской, журналистской, писательской.

Подробный хронологический обзор жизненного и творческого пути поэта кроме очевидных достоинств, на мой взгляд, имеет и свои издержки, мешая подчас выделить основные проблемы, приводя к повторам. Однако Р. Мустафин стремится к комплексному анализу, выступая как историк, критик, литературовед, искусствовед.

Как историк, автор сочетает анализ глубинных процессов в стране (гражданская война, голод 1921 года, индустриализация и коллективизация, культурная революция) с рассмотрением конкретной деятельности Мусы и людей, его окружавших. Личность поэта помещена в контекст истории. Есть, конечно, среди сообщаемых автором сведений и необязательные, утяжеляющие повествование, есть уход в излишние подробности, но главная задача – сопряжение личности поэта и контекста истории – решена.

Р. Мустафин говорит о двоевластии после февральской буржуазной революции, об атамане Дутове, о потугах буржуазных националистов провести в жизнь свой лозунг – «Идель-Урал штаты» («Волго-Уральские штаты»), о волне кулацких мятежей… Мы наглядно убеждаемся в том, как непосредственно социальные события влияли на Джалиля, «направляли» его классовые интересы и жизненную ориентацию. Мы узнаем, например, что Джалиль, работая в газете «Татарстан», «не сидит в редакции и почти все время проводит на предприятиях и в учреждениях, постоянно общается с рабочими, знает их нужды и беды, смело и нелицеприятно критикует недостатки» (стр. 61).

Перед читателем рецензируемой книги развертывается панорама культурного строительства в Татарии, работа главных газет и журналов, бурная, кипучая деятельность комсомола. Р. Мустафин знакомит нас с ведущими деятелями литературы тех лет… Герой раскрывается в многообразных жизненных контактах, ролях. По приезде в Москву параллельно с учебой в МГУ Джалиль работает ответственным редактором татарского детского журнала «Кэчкенэ иптэшлэр» («Маленькие товарищи»), он введен в состав Центрального бюро татаро-башкирской секции ЦК ВЛКСМ, в состав редколлегии журналов «Фэн эм дин» («Наука и религия»), «Яшь эшче» («Молодой рабочий»), «Ударниклар» («Ударники»), читает лекции перед татарским населением Москвы и пригородов: «Джалиль тянет воз за четверых. И не только не тяготится этим, а как бы упивается полнотой жизни» (стр. 128).

Важный вывод. Однако, на наш взгляд, он все-таки должен быть подготовлен более подробным и структурно четким показом «диалектики души» Джалиля. Так подсказывает логика. Испытания плена, подпольной борьбы, камеры смертников говорят о давней, с молодости, закалке Характера, прошедшего через лед и пламень.

Удачно раскрыты основные черты характера М. Джалиля. Он был прост, добр, открыт, по-моцартовски талантлив, жизнелюбив. «Сокурсники и друзья поражались энергии и работоспособности Мусы. Он не знал, что такое лень. Все делал добросовестно, с удовольствием: писал стихи, учился, вел общественную работу. Общительный, с легким, открытым характером, он быстро сходился с людьми – ему было интересно с ними. В любой комнате студенческого общежития он был желанным гостем. Нередко прихватывал с собой старенькую мандолину и исполнял на ней татарские и башкирские мелодии. Охотно выступал на литературных и музыкальных вечерах» (стр. 78).

Как тонкий критик и литературовед, Р. Мустафин обращает внимание на такие области исследования, как психология творчества, анализ художественных произведений, характеристика литературного процесса. Психология творчества – область сложная и недостаточно разработанная, как элемент исследования творческой биографии художника она применяется у нас, к сожалению, очень и очень скупо. Пока мы имеем дело в основном с готовым текстом и упускаем из виду процесс мысли писателя, драму идей.

Опыт критической практики Р. Мустафина подсказал важность анализа психологии творчества при характеристике становления и развития писателя. Параметры своеобразия творчества Джалиля в книге прослежены по следующим пунктам: жизненные впечатления, роль наставника и литературных авторитетов, наблюдательность, память, прототипы, замысел. Оценки Р. Мустафина оригинальны, смелы. Так, автор объясняет, почему не воплотился замысел поэмы «Домна N 7», столь жизненно необходимый, затрагивающий магистральную тему рабочего класса: «Еще в студенческие годы Джалиль задумал поэму «Домна N 7» (может быть, под воздействием «Уральских эскизов» Х. Туфана). Ездил в г. Надеждинск, встречался с горновыми, сталеварами, бывал дома у рабочих, присутствовал на вечерах в рабочем клубе. Собрал богатый материал. Но… идти проторенным путем многократно апробированной «производственной поэмы» ему не хотелось, а какого-то нового, неожиданного поворота найти не удалось» (стр. 173).

Автор сообщает о том, что в архиве хранятся рукописные варианты произведений Джалиля. В будущем хотелось бы видеть освещенной и эту сторону творческого процесса.

Вызывает восхищение удивительная работоспособность Джалиля. Автор приоткрывает (секреты: Джалиль – «сова» (писатель, работающий в ночное время), он умеет писать где и когда угодно, сосредоточен. Однако многое еще остается для нас закрытым. Например, как факт жизни трансформируется в образ (каковы «заготовки», фон, предпосылки обрастания замысла живой образной плотью) и т. д.

При рассмотрении произведений Джалиля наряду с безупречными характеристиками порой встречаются общие места, размытости, штампы вроде «ощущение душевной высоты, чистоты и накала чувств», «углубление психологического анализа». Но в целом анализ характеризуется многообразием подходов, научной объективностью, когда приводятся по этому вопросу и точки зрения оппонентов автора книги, то есть когда право на истолкование писателя не монополизируется. Так, расходясь с Н. Юзеевым в толковании некоторых мест поэмы «Письмоносец», Р. Мустафин пишет: «Критик трактует поэму как произведение лирико-психологического характера и исходя из этого пишет о достоверности переживаний героев, реальности характеров, точности описаний, естественности выражения чувства.

Я же воспринимаю поэму несколько иначе. Да, произведение реалистично в своей основе. Но главной ее особенностью является отнюдь не психологическая достоверность. Поэма носит условно-юмористический характер» (стр. 221).

Полнокровным предстает перед нами Джалиль и в роли литературного критика. Это до сих пор мало исследованная сторона его творчества. Лично я впервые узнал, что Джалиль сначала собирался стать критиком. Как мы раньше не догадались: ведь редакторская работа, руководство Союзом писателей, творческие контакты с национальным оперным театром – все это требовало острого аналитического ума, гибкости мышления, объемности видения, угадывания положительных, жизнетворных тенденций, тонкого эстетического слуха.

Р. Мустафин не щадит отдельных, вызванных временем ошибок Джалиля-критика. Да поэт и не нуждается в этом. Анализ объективный, серьезный, исторический, опирающийся на установку: литература – это не только «отражение» эпохи, а и своеобразные личности, воздействующие на общество, – помогает раскрыть и эту сторону дарования Джалиля.

Мы знаем солидные исследования, которые отталкивают от себя читателя засушенным слогом, нагромождением квазинаучных терминов, бесстрастием, безучастием, принимаемым авторами за объективность. Как правило, такие книги пылятся на полках магазинов или на книжных складах. Р. Мустафин – литератор, отличающийся своим стилем. Автор не просто излагает свои мнения, факты, наблюдения, он заинтересованно беседует с читателями. Личность автора во многом «держит» книгу. Р. Мустафин пишет о Джалиле как о дорогом ему человеке. Каждая строка книги дышит вниманием к личности Джалиля.

Особо ценное качество книги – точность анализа, добротность аргументации. Веришь: да, прослежен реальный путь Джалиля. А там, где «белые пятна», автор признается: еще не изучено, сам выводит на неисследованные участки. Полнота материала (вместе с точной направленностью анализа) дает в свою очередь возможность осветить личность Джалиля многогранно, на пересечении многих координат.

Надо полагать, автор не поставил окончательную точку. Поэтому в будущем хотелось бы видеть более полно раскрытыми некоторые вопросы.

Во-первых, надо подробно проследить становление метода социалистического реализма в творчестве Джалиля. Автор много места уделяет анализу отдельных произведений, характеристике циклов произведений поэта, но недостаточно последовательно связывает их с методом, который, по сути, скрепляет, системно организует все творчество поэта. В таком случае не удобнее ли было вывести разговор о творчестве в отдельные главы? Понимаю, что это нарушит принцип синхронности, движения во времени, присущий биографическому жанру. Во всяком случае, идти надо не от отдельных произведений, а от метода (плюс мировоззрение, эстетический идеал), тогда анализ поэтических средств и приемов, соотношение формы и содержания примет более законченный вид. Кстати, автор сумел выявить философский контрапункт своего литературоведческо-критического анализа. У него есть глубокая мысль об интеллектуально-философском начале поэзии Джалиля: «Многие стихи поэта пронизаны размышлениями о жизни и смерти, о природе и человеке, о диалектике личного и общественного. Джалиль не формулирует мысль в виде отвлеченного тезиса, а прибегает к образному, метафорическому языку, не столько размышляет, сколько наталкивает читателя на определенные мысли, выводы» (стр. 235).

Воистину так. Джалиль, продолжатель традиций Габдуллы Тукая, русской и мировой (в том числе бостонной) поэзии, – поэт философски углубленной, глобальной мысли, космического полета, а не только интимный лирик, каким его главным образом и хотят представить некоторые исследователи.

Во-вторых, желательно побольше, поподробнее узнать о творческих контактах Джалиля. Автор в большинстве случаев перечисляет их, не вдаваясь в подробности. А подробности нужны, важны. Друзьями или знакомыми Джалиля были Х. Туфан, Ш. Усманов, А. Кутуй, Х. Такташ, Ф. Амирхан, А. Фадеев, Ан. Тарасенков, А. Жаров, М. Шагинян, В. Финк и др. Не следовало ли эту проблематику выделить в отдельный раздел?

В-третьих, Р. Мустафин вскользь упоминает о предгрозовых годах, когда создавалась сказка-поэма (либретто) «Алтынчеч». Это годы международных форумов, когда демократическая интеллигенция всего мира выступила единым фронтом против фашизма. Каково участие Джалиля в этом движении за мир? Иначе «Алтынчеч» будет связана только с муками творчества да народными легендами.

И в-четвертых, неплохо было бы проследить мотивы, идеи, образы довоенного творчества Джалиля в соотнесенности с его моабитским циклом – вершиной его творчества.

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №3, 1987

Цитировать

Нигматуллин, Э. Дань памяти и уважения / Э. Нигматуллин // Вопросы литературы. - 1987 - №3. - C. 243-247
Копировать