Чтобы никто не был забыт… (О творчестве С. С. Смирнова)

1

Как-то далеко за полночь мы с Сергеем Сергеевичем Смирновым вышли из Дома журналиста на пустынную Арбатскую площадь. Если мне не изменяет память, в тот вечер был сбор ветеранов-корреспондентов Северо – Западного фронта. Метро уже не работало, и оставалась одна надежда – на случайное такси. Слабая это была надежда: все машины мчались, не останавливаясь, в свои парки. И вдруг, когда мы оказались под уличным фонарем и высокая фигура моего спутника стала видна издалека, одна из машин резко затормозила и подъехала к нам. Водитель приоткрыл дверку и спросил-

– Вас, Сергей Сергеевич, куда?..

Сидя в машине, мой спутник сказал мне смущенно и как бы извиняясь:

– Это все из-за телевидения…

Но «это все» было не из-за телевидения, во всяком случае, не только из-за него. Конечно, выступления Сергея Сергеевича в качестве ведущего популярных телевизионных программ сделали его внешность знакомой миллионам людей. Но те чувства, которые он вызывал и вызывает до сих пор у этих миллионов, возникли до его появления на голубом экране. Недаром многие, никогда не видавшие Сергея Сергеевича ни в жизни, ни на экране, говорят на кладбище у его могилы:

– Вот кто действительно заслужил вечную память! Сколько он сделал для людей!..

Источником этих чувств явилась его литературная деятельность, особенно его Главная книга, которую можно назвать и главным подвигом его жизни: «Брестская крепость».

Я меньше всего хочу умалить значение других произведений С. С. Смирнова. Мне до сих пор больно думать о той несправедливости, которую совершала критика по отношению к другому моему другу – артисту Борису Андреевичу Бабочкину, неизменно называя его «знаменитым исполнителем роли Чапаева». Роль эту он исполнил действительно замечательно, не будет преувеличением сказать – гениально, но на его счету было немало и других, столь же мощно сыгранных в кино и на театральной сцене ролей – щедринских, чеховских, горьковских и иных.

Вот так же и о С. С. Смирнове неверно говорить лишь как об авторе «Брестской крепости». Если бы он не написал этой книги, а стал автором лишь таких документальных рассказов, как «Подземная крепость» (о трагедии и подвиге защитников Аджимушкайских каменоломен), «Госпиталь в Еремеевке» (о советском госпитале в оккупированном фашистами украинском селе), «Загадка далекой могилы» (о Федоре «Поетане» – Полетаеве), «Катюша» (о подвигах медсестры Е. И. Михайловой-Деминой), «Дважды Герой» (о механике-водителе танка М. И. Лагуновой, потерявшей в бою обе ноги, но вернувшейся в строй) и другие, его имя было бы широко известно. Но «Брестская крепость» заняла все же особое место в его творчестве, заслужив право называться его Главной книгой. Она явилась не просто лучшей из его книг, а наиболее характерной, выразившей с особенной полнотой существо его таланта и его личности.

У С. С. Смирнова была одна тема, которая явственно подчиняла себе все остальные, был один мотив, звучавший особенно сильно: мужество советского человека. Я говорю именно о мужестве как о том виде смелости и героизма, который проявляет себя не в единовременном поступке, а в более или менее длительном напряжении всех человеческих сил, соединяя отвагу с непоколебимой стойкостью. И в тех случаях, когда С. С. Смирнов обращался к прошлому русской армии, его внимание привлекали проявления именно стойкости, выдержки, терпения – «гордого терпения», по пушкинскому выражению («Бессменный часовой»). То же самое происходило и при его обращении к истории зарубежных народов (вспомним данное им в книге «Месяц в Перу» описание спрятанной в горах, надежно скрытой здесь от испанских завоевателей столице инков Мачу Пикчу, – он назвал ее «орлиным гнездом человечества»). Что же касается его рассказов о мужестве советских людей в годы Великой Отечественной войны, то многие из этих рассказов были обязаны «Брестской крепости» своим рождением: Сергей Сергеевич впервые узнал об их героях из откликов на его радио- и телепередачи, посвященные защитникам Брестской цитадели.

Советские воины, отрезанные от основных сил своей армии в первые дни вражеского нашествия, или попавшие в окружение при отступлении, или тяжело раненные и очнувшиеся в фашистском плену, или искалеченные и, казалось бы, навсегда выбитые из строя, но – при всем том во всех этих ситуациях! – продолжающие сопротивляться, бороться, жить, – вот далеко не единственные, но самые характерные герои С. С. Смирнова. Их судьбы волновали его не своей исключительностью, а тем, что в них раскрывалось нечто общезначимое, подвергнутое самой трудной, самой жестокой проверке. В них раскрывалась неистребимость советской сущности в советских людях.

С. С. Смирнов писал об измученных, изможденных, превратившихся в ходячие скелеты защитниках Аджимушкайских каменоломен: «…Если бы кто-нибудь мог взглянуть на них со стороны, он, вероятно, подумал бы, что люди, дошедшие до такого состояния, неизбежно должны потерять и свой внутренний человеческий облик. Но это было совсем не так. Защитники каменоломен все время оставались полноценными советскими людьми, живущими по законам и моральному кодексу нашего общества… Они были не только полноценным коллективом советских людей. Они были, как это ни удивительно, вполне организованной и боеспособной советской воинской частью, которая жила почти такой же насыщенной, упорядоченной жизнью, как и любая другая воинская часть на фронте или в тылу нашей страны». То же самое можно было бы сказать о героях многих произведений С. С. Смирнова, прежде всего и больше всего – о героях «Брестской крепости».

Мне представляется неслучайным, что этой темой, этим «материалом» С. С. Смирнов увлекся после того, как написал книгу о Корсунь – Шевченковской битве – «Сталинград на Днепре». С журнальным очерком, содержавшим некоторые сведения об обороне Брестской крепости, он ознакомился двумя-тремя годами раньше, но тогда эта тема его не захватила. Теперь же она приковала к себе все его внимание. «В ней ощущалось, – писал он в книге «Брестская крепость», – присутствие большой и еще не раскрытой тайны, открывалось огромное поле для изысканий, для нелегкой, но увлекательной исследовательской работы. Чувствовалось, что эта тема насквозь проникнута высоким человеческим героизмом, что в ней как-то особенно ярко проявился героический дух нашего народа, нашей армии». Что же помогло теперь писателю почувствовать всю значительность этой темы? Я думаю, что помогла работа над книгой «Сталинград на Днепре», где было рассказано об окружении и уничтожении нашими войсками большой группировки отборных гитлеровских дивизий.

В котле оказались два немецких корпуса, а в их составе – танковая дивизия СС «Викинг», заслужившая славу «самой отчаянной и свирепой», моторизованная бригада СС «Валлония», составленная из бельгийских фашистов-добровольцев, 57-я дивизия с так называемым «полком Листа», которым в годы первой мировой войны командовал будущий гитлеровский фельдмаршал Лист и в котором служил в чине ефрейтора «сам» будущий фюрер. О том, каким отчаянным было сопротивление этой группировки, свидетельствует тот факт, что из 80000 окруженных гитлеровцев погибло в боях 55000. Но само их упорство несло на себе печать жестокости и изуверства (они истребили не только тысячи мирных жителей, но и своих тяжелораненых солдат, ставших обузой при попытках вырваться из кольца). А некоторые гитлеровцы, особенно из числа старших офицеров и генералов, проявили в тот момент полное пренебрежение судьбой своих однополчан и показали предел эгоизма и духовного распада. Высокие идеалы нельзя заменить ни националистической спесью, ни преданностью фюреру, ни механической дисциплиной. Закончив книгу «Сталинград на Днепре», С. С. Смирнов хотел было заняться описанием обороны Севастополя и Одессы, – он явно испытывал потребность противопоставить поведению тех, кто попал в Корсунь-Шевченковский котел, беззаветное мужество защитников наших городов-героев. Тогда-то ему и вспомнился журнальный очерк о защите Брестской крепости, о событии волнующем, но еще не очень ясном и требовавшем долгих разысканий.

Какие человеческие судьбы особенно волновали Сергея Сергеевича – это я лучше понял в те дни, когда мы были с ним в Брюсселе и встречались с «советскими бельгийцами». Я говорю о советских людях, которых когда-то, в их ранней юности, угнали фашистские оккупанты для подневольной работы на бельгийских заводах и в шахтах. Они обзавелись семьями и осели в чужой стране, упорно сохраняя советское подданство, хотя это весьма осложняло их жизнь. Известие о приезде в Брюссель С. С. Смирнова глубоко взволновало их всех. «Брестская крепость» давно стала и их Главной книгой, – они-то хорошо знали на собственном горчайшем опыте, что значит быть отрезанными от своих. Им хотелось как-то выразить благодарность автору книги, что-то ему подарить, рассказать о себе. А он с трепетным вниманием слушал их трагические исповеди, и мне казалось, что в эти минуты рождается его новая книга…

2

Легенду о белорусской пограничной крепости, продолжавшей отбивать атаки фашистских дивизий даже через месяц после начала войны, когда враг углубился в нашу страну на сотни километров, – эту легенду (тогда еще только легенду) я впервые услышал на фронте в августе или сентябре 1941 года. Весной 1942 года нашими наступающими войсками были захвачены немецкие штабные документы, из которых стало ясно, что эта легенда имеет реальные основания, И стало известно название крепости: Брестская. А в 1944 году, когда был освобожден город Брест, на стенах крепости обнаружили надписи, сделанные ее героическими защитниками, и уже не осталось никаких сомнений в том, что надо говорить не о легенде, а о действительном и замечательном событии.

После войны, в конце 40-х-начале 50-х, в газетах и журналах появились первые статьи и очерки об обороне Брестской крепости, но они носили очень общий характер. Почти никто из уцелевших, прошедших через фашистский плен, участников обороны еще не был найден и еще ни один из них не рассказал во всеуслышание о пережитом. Вот как обстояло дело до 1954 года, когда этой темой увлекся С. С. Смирнов. Хотя первые публикации дали ему лишь отправной и весьма приблизительный пункт для поисков, Сергей Сергеевич отнесся к ним с большим вниманием, а позднее со скрупулезной добросовестностью сослался на них в книге «Брестская крепость». Однако найденное и разгаданное самим С. С. Смирновым и впервые обнародованное в его книге было неизмеримо более значительным. Оно отличалось от прежних публикаций примерно так же, как отличается могучее дерево от породившего его зернышка. С. С. Смирнов сумел доказать и показать миллионам людей не только то, что жившая с начала войны легенда является былью, но и то, что эта быль еще героичнее и величественнее, чем легенда.

Когда сейчас перебираешь в памяти все предпринятое С. С. Смирновым для восстановления истории обороны Брестской цитадели и для освещения судеб ее героев – всю его переписку, все его поездки и встречи, неустанное перекапывание архивов и т. п., – поражает огромность проделанной им работы. И хотя у него были помощники, и помощники необыкновенно многочисленные, сама их многочисленность потребовала с его стороны гигантских усилий – организаторских, пропагандистских, исследовательских и тех особых нравственных, которые оказались необходимы для преодоления внутренних барьеров, таившихся в душах многих прошедших через плен людей. Помощниками Сергея Сергеевича стали те люди, которые откликнулись на его призывы содействовать разысканиям.

Публикации некоторых его документальных рассказов (например, «Бессменного часового») получали по тысяче и более откликов. Но все это было несравнимо с тем потоком писем, который вызвали его трехлетние передачи по радио и семилетние – по телевидению о героях «Брестской крепости». Число этих писем перевалило за миллион, – можно с уверенностью сказать, что такой почты не имел до С. С. Смирнова ни один писатель. Не только ответить на все эти письма, но и просто ознакомиться с их содержанием Сергей Сергеевич не сумел бы, если бы не активное содействие большой группы работников радиовещания и телевидения. И все же основная часть огромного труда легла на его плечи: он должен был сопоставить бесчисленные «подсказки», подвергнуть их многократным проверкам и сделать свои выводы. При всем том очевидно, что без учета тех сообщений, поправок и ответов, которые содержались в нескончаемых откликах, были бы невозможны многие открытия писателя. А этот поток имел еще то значение, что втягивал в процесс разысканий тысячи и десятки тысяч людей. И не только непосредственных участников событий, а и тех, кто родился после войны, да и совсем юных. Когда-то Аркадий Гайдар своей повестью «Тимур и его команда» вызвал среди наших пионеров и школьников широкое «тимуровское движение». Автор «Брестской крепости» принадлежал к тем писателям, которые оказали после Великой Отечественной войны особенно сильное влияние на развитие еще более широкого патриотического движения «красных следопытов».

Мне хотелось бы подчеркнуть исключительную и, казалось бы, непреодолимую сложность некоторых поисков и исследований С. С. Смирнова. О том, что многие его произведения относятся к жанру «научного поиска», первым сказал такой признанный мастер этого жанра, как Ираклий Андроников. И он же отметил, что произведения С. С. Смирнова, «далеко выходящие за пределы этого жанра», имели ярко новаторский характер. У Сергея Сергеевича необычайно расширилась сфера применения этого жанра и возросло значение предмета поисков, их цели – постижения духовного, нравственного опыта Великой Отечественной войны. До чего же трудно было, к примеру, разгадать «загадку далекой могилы» – могилы на одном из итальянских кладбищ, где был похоронен «Федор Александр Поетан», посмертно удостоенный высшей награды итальянского Сопротивления и ставший национальным героем Италии! Фамилия была явно искажена (воспринята, очевидно, с его слов на слух). Непонятна была и сохранившаяся в партизанском архиве Лигурии запись о местожительстве героя: «Горлов (Москва)». Все предпринятые до С. С. Смирнова попытки разобраться в этом остались безрезультатными. Когда он рассказал о тайне далекой могилы по радио и по телевидению, потекли различные сведения, но они оказались в своем большинстве не столько сведениями, сколько предположениями, нередко уводившими далеко в сторону от истины. О том, как С. С. Смирнов все-таки разгадал и неопровержимо доказал, что Федор Александр Поетан – это Федор Андрианович Полетаев, призванный в армию райвоенкоматом Горловского района, входившего до войны в Московскую область (а теперь входящего в состав Рязанской области), – об этом рассказано в самой «Загадке далекой могилы». «Ее удалось разгадать, – писал автор, – только потому, что в моих розысках я имел удивительного и всемогущего помощника и союзника, у которого тысячи умов, тысячи глаз, тысячи ушей и тысячи участливых и добрых сердец…»

Это, несомненно, так, но несомненно и то, что решающую роль в успехе поисков сыграл ум одного человека, сыграли его глаза и уши, сыграло его участливое и доброе сердце, открытое всему героическому и благородному. Если бы не этот человек, не его неиссякаемая энергия и настойчивость, то, возможно, до сих пор не было бы Указа о присвоении Федору Андриановичу Полетаеву звания Героя Советского Союза, не было бы торжественной передачи его семье итальянской Золотой медали «За военную доблесть», не состоялось бы присвоение его имени танкеру, улицам городов, родному колхозу. Один из замечательных подвигов второй мировой войны, укрепляющий узы дружбы между нашим народом и народом Италии, мог остаться безымянным.

То или иное открытие нес в себе почти каждый документальный рассказ С. С. Смирнова, но особенно много таких открытий принесла с собой, конечно, книга «Брестская крепость», благодаря которой были вырваны из забвения и прославлены десятки защитников цитадели и она сама, удостоенная еще не звучавшего до этого звания: «крепость-герой». Книга эта заняла особое место в творчестве С. С. Смирнова и по другой причине: именно в ней он нашел ту форму, ту излюбленную сюжетную структуру, которая стала затем определяющей для его лучших рассказов. Сюжет в них развивается не в соответствии с последовательностью описываемых событий (как это было в первых книгах С. С. Смирнова – «На полях Венгрии» и «Сталинград на Днепре»), а в соответствии с последовательностью авторских поисков и находок. Этот прием не был придуман автором «Брестской крепости»: так обычно строили свои произведения и другие писатели, работавшие в жанре «научного поиска».