«Что в имени тебе моем?..»

Как часто судьба гениев, даже после их физической смерти, складывается весьма драматически! Их возносят на пьедестал и низвергают с пьедестала, их творческий подвиг вдохновляет лучших из лучших, и их именем клянутся люди безнравственные и неталантливые, чтобы погреться в лучах чужой славы. От гениев порою отрекаются те, кто должен был бы протягивать им руку через века и десятилетия, и им лживо клянутся в верности другие – внутренние антагонисты, корыстно приспосабливающие свои хилые идейки к творческому наследию гения.

Разве не должен был бы гигант Толстой – через столетия! – воздать должное гиганту Шекспиру! Но лицо великого старца изобразило гримасу неприятия: чуждым и далеким Толстому оказался грубый мир страстей в трагедиях Шекспира… Зато сколько других рук тянулось и тянется к наследию писателя, и нередко для того, чтобы к своей выгоде использовать его неисчерпаемые богатства…

Статья печатается в дискуссионном порядке.

В течение последних полутора столетий духовную жизнь России невозможно представить без Пушкина, но и в XIX и в XX веке предпринимались энергичные попытки развенчать его как художника и лишить статуса современности.

Сто лет назад суровый «реалист» Дмитрий Писарев был убежден, что двумя статьями о Пушкине ему удалось показать читателю «в так называемом великом поэте… легкомысленного версификатора, опутанного мелкими предрассудками, погруженного в созерцание мелких личных ощущений и совершенно неспособного анализировать и понимать великие общественные и философские вопросы нашего века» ¹. Это было сказано после Белинского, который считал, что «у Пушкина нет ни одного стихотворения, которое не вышло бы из жизни» ², и которого так высоко ценил Писарев!

Я обращаю особое внимание на категорическое суждение Писарева насчет неспособности Пушкина не только анализировать, но даже и понимать общественную и духовную жизнь своего времени. Писарев отказывал Пушкину в том, что Энгельс ставил в заслугу поэту, находя в романе «Евгений Онегин» понимание реальных экономических отношений (об этом он писал Н. Ф. Даниельсону).

Вряд ли сейчас есть необходимость опровергать Писарева, его опровергла жизнь. Хотя талантливый критик и боролся за революционно-демократические идеалы, его «реализм» был слишком утилитарен, Писарев не понял, что Пушкин был не врагом, а союзником его на пути общественного прогресса.

Полвека назад, в 1912 году, в манифесте футуристов, под которым среди прочих стояла подпись Владимира Маяковского, содержался призыв: «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности».

Сказано недвусмысленно, и опять-таки великим – в том числе Пушкину – отказано в праве влиять на духовную жизнь современности, на художественное сознание людей XX века.

Маяковский, ставши зрелым поэтом, не любил вспоминать о лихих юношеских наскоках на классиков. Еще несколько бравируя, скрывая за этой бравадой смущение, он протянул руку Пушкину на Тверском бульваре – «живому, а не мумии». Памятник – символ, знак, память. Поэтическое слово – это живой Пушкин, его сердце, его мысль, его страсть, его обгоняющая время мечта о будущем, его привет потомкам, людям XX столетия. Вот откуда полемическое: «Я люблю вас, но живого, а не мумию»!

Попытки совлечь Пушкина с пьедестала и с «Парохода современности» не удались. Но кто гарантирует нас от нового посягательства на Поэта?! Судьба гениев не бывает легкой после их физической смерти, ибо они опережают время…

И вот уже сегодня слышится призыв: «Вперед, к Пушкину!» Что же он значит, этот призыв? Нет ли в нем, кроме парадоксального, еще и иного смысла – в котором отразилась бы диалектика современного художественного развития? Ведь каждая новая эпоха заново прочитывает творения гениев, и молодые художники вдохновляются ими.

Безвестный еще Роден читал «Божественную комедию» Данте и сонеты Бодлера – от них, великих мятежников, прочерчивал пунктиры к искусству будущего. И знаменитый роденовский жест, выражающий сгусток эмоций, вихрь страстей, – не напоминает ли он кричащую пластику Данте, раскаленные строки Бодлера?..

Может быть, и сегодня безвестный еще юноша, вдохновленный гением Пушкина, пересохшими от волнения губами шепчет строки, которые в скором времени облетят страну, мир?..

Все может быть.

А пока обратим внимание на то, что есть.

Давайте полистаем книги, альманахи, журналы наших дней.

А. Урбан как-то поделился своими наблюдениями, заявив, что сейчас «в который уже раз началось нехрестоматийное чтение Пушкина». Тут же критик заметил, что в Пушкине всегда «отыскивались неизведанные глубины», которые «давали начало новым поискам» ³. Наверное, стоило бы все-таки уточнить, что первоисточником, возбудителем новых поисков была и остается сама действительность, что литературные, художественные источники, как бы они ни дразнили воображение потомков «неизведанными глубинами», сами по себе вряд ли могут служить «началом» поисков.

Тот же Роден, столь увлеченный в молодости (дай в зрелости тоже!) «Божественной комедией», говорил молодым коллегам, что только плохие художники «надевают чужие очки», что подлинным источником реалистического искусства является природа, то есть жизнь, «единственная богиня» всякого таланта. Поэтому-то вторичное, эстетическое влияние великих образцов на поиски новой выразительности – при самом благоговейном отношении к классике – нельзя преувеличивать.

Здесь же попутно надо сказать и о том, что «нехрестоматийное чтение Пушкина» само по себе еще не гарантирует постижения «неизведанных глубин» в творческом наследии Поэта.

Скажем, «концепция» поэтического развития в России, предложенная А. Ланщиковым⁴, весьма оригинальна. Призыв: «Вперед, к Пушкину!» – здесь прозвучал как бы на основе нового, отнюдь не хрестоматийного прочтения поэта. (К этой «концепции» мы еще вернемся, она заслуживает более подробного разбора, тем более, что подробного анализа в печати она еще не получила.)

Разумеется, современное пушкиноведение дает основание для выводов о новом прочтении некоторых произведений нашего величайшего классика, обогащает литературу о нем большими или малыми открытиями. Но мне хотелось бы более непосредственно связать пушкинский идеал и традиции Пушкина с современной русской поэзией и дискуссиями, опять-таки непосредственно отражающими тенденции современного поэтического развития.

В дискуссиях последнего десятилетия о поэзии и в стихах имя Пушкина встречается довольно часто. Повышенный интерес к личности и наследию поэта совпал по времени с общей тенденцией поэтического развития, с возвратным движением поэзии к классическим традициям, к гармонии, к традиционным формам стиха.

В середине 60-х годов прошумела, правда не оставив заметного следа, начатая А. Адалис дискуссия о поэме (остроту ей придало участие всегда полемически нацеленного и парадоксального И. Сельвинского). Тогда же, впервые за последние годы, прозвучал призыв: «Вперед, к «Медному всаднику». Так называлась реплика Л.

1. Д. И. Писарев, Сочинения в 4-х томах, т. 3, Гослитиздат, М. 1956, стр. 415.[↩]
2. В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. V, Изд. АН СССР, М. 1954, стр. 556.[↩]
3. »Вопросы литературы», 1971, N 4, стр. 32. [↩]
4. См. «День поэзии 1969», «Советский писатель», М. 1969, стр. 187 – 188.[↩]