№2, 1973/Обзоры и рецензии

Фронт, на котором не может быть затишья

«Идеологическая борьба в литературе и эстетике». Сборник статей, «Художественная литература», М. 1972, 334 стр.

Книга эта, изданная под грифом ИМЛИ, привлекает внимание заинтересованных читателей к широкому кругу вопросов, связанных с современной борьбой идей в области литературоведения и эстетики.

В рамках общего тематического задания и единой философско-методологической проблематики на страницах этой книги выступают исследователи очень разные и по манере письма, и по историко-литературной ориентации, и по художественным привязанностям. Различны стили, жанры, содержание принадлежащих им статей.

Статья В. Щербины, открывающая сборник и задающая ему эстетико-теоретическую направленность, представляет собою обобщенно-проблемное, острокритическое рассмотрение некоторых новейших ответвлений мирового антикоммунизма. Я. Засурский, а по соседству с ним М. Мендельсон и А. Николюкин сосредоточиваются на разоблачении реакционных тенденций в американском литературоведении, как они проявились в связи с оценкой критического и социалистического реализма, а также в художественной литературе США. В. жанре «открытого письма» заокеанскому оппоненту выступает А. Овчаренко. Обстоятельно вскрывает границы и существенные приметы западногерманской неофашистской литературы И. Фрадкин. Статьи Д. Жантиевой и Е. Сапрыкиной – о реакционной английской и итальянской критике 60-х годов, культивирующей идеи автономности, надклассовости и аполитичности искусства, поощряющей антисоветизм и заведомо предвзятое перекраивание истории нашей литературы.

В двух статьях Я. Эльсберга содержится в одном случае – анализ буржуазных и ревизионистских эстетических концепций, барственно третирующих творческий потенциал народных масс, в другом – характеристика основных новейших идеологических и научно-теоретических направлении в истолковании литературного наследия Достоевского на Западе. К. Рехо, привлекая обширный и мало изученный у нас конкретный материал, раскрывает шовинистический, империалистический смысл «эстетики жертвенности» в современной японской литературе, попыток художественно реабилитировать «мужскую», «твердохарактерную» традицию, восходящую к идеологии «японизма». Наконец, В. Семанов вскрывает вульгаризаторскую – в духе приснопамятной «культурной революции» – «корректировку», какой подвергаются на страницах маоистской прессы мировоззрение и творческий облик Лу Синя. Авторы решают двуединую задачу: с одной стороны, активно, доказательно выступают против искажения и извращения марксистско-ленинских принципов анализа литературы и искусства, против замалчивания или так называемой «деформации» правды о художественном развитии советского народа, а с другой стороны, с позиций боевой научности развенчивают идеалистическую, псевдогуманистическую сущность некоторых современных буржуазных и ревизионистских эстетических концепций. Спор идет по крупному счету; на передний план выдвинуты проблемы первостепенной важности: партийность, классовость, диалектика содержания и формы, метод, стиль и др. Привлечен богатый, во многом свежий историко-литературный и литературно-критический материал (художественная культура США, Англии, Италии, Японии, ФРГ, Китая; XIX и XX века). Предпринято аналитическое обозрение моднейших новаций в зарубежном философско-эстетическом и эстетико-социологическом хозяйстве (теории Маклюэна, Маркузе, Адорно, Э. Фишера, «феноменологическая критика» и т. п.). Вскрыты и внимательно изучены различные «приемы» дезинформации западной публики относительно истинных целей коммунистического преобразования мира и человека.

Читатель имеет возможность воочию убедиться в том, сколь многолик и, так сказать, многопрофилен современный антикоммунизм, какие горы пошлости и наукообразной зауми громоздит он там, где возникает потребность в трезвой, объективной оценке эпохальных завоеваний социалистической культуры и социалистического искусства, в какие жестокие противоречия с собственными отправными посылками впадает он всякий раз, когда пытается замкнуть разрозненные суждения в некий системный круг. Вот один из примеров, на который обратил внимание Я. Эльсберг (стр. 233). Для Маркузе искусство – это «сфера игры, эксперимента и фантазии», сфера, отторгнутая от исторического творческого опыта масс, противостоящая «всякой политике и всякой программе». Вместе с тем тот же Маркузе, вслед за Адорно панегирически оценивающий тупиково-мрачную драматургию Беккета как отражение болезней современного мира, вопреки собственным теоретическим выводам стыдливо констатирует наличие у искусства и действительности каузальных, родственных связей.

Участники рецензируемого сборника показывают, что главные свои усилия буржуазная и ревизионистская эстетика направляет ныне на подрыв, извращение и ниспровержение философско-методологических основ социалистического реализма, на дискредитацию советской литературы. Это делается и прямо и косвенно, так сказать, и в брезентовых рукавицах, и в белых перчатках. Сошлюсь на факты, содержащиеся в статьях В. Щербины, Я. Засурского, А. Овчаренко и Д. Жантиевой. Вот образцы наиболее вульгарной антикоммунистической «работы»: Октябрьская революция, мол, как социально-политический феномен – нечто абсолютно случайное, «беспредпосылочное», незакономерное, некое пресечение естественного хода истории; отсюда – «незакономерность» порожденной Октябрем художественной культуры, так и не ставшей якобы компонентом международного духовного ценностного фонда.

С другой стороны «заходит» Э. Фишер. Социалистический реализм вообще утрачивает в его интерпретации качественную идейно-эстетическую специфику – поскольку социалистический и капиталистический миропорядок уравниваются под знаком универсального «отчуждения». По Фишеру, в обоих случаях писателям приходится разрабатывать и творчески осваивать одну и ту же типовую жизненную ситуацию.

Антикоммунисты 60 – 70-х годов пытаются расшатать и теоретически скомпрометировать марксистское учение о классах и классовой борьбе как реальной, объективной, исторически подвижной почве искусства. С этой целью они либо присваивают литературе и телевидению функции «надклассовости», абстрактно-человеческой всеохватности, либо, как это сделал в книге о политических воззрениях Т.-С. Элиота Раджендра Верма, своеобразно узаконивают и увековечивают классовые антагонизмы, находя в них структурные соответствия эстетическим механизмам самого искусства. Характерный для творческой манеры Т.-С. Элиота прием «соположения» в корне различных образов рассматривается с вульгарно-социологических позиций как нечто адекватное характерному для общества «трению между его частями» (стр. 89). Вновь и вновь извращается истинный смысл ленинской концепции партийности литературы; вновь и вновь партийность лживо трактуется в духе узколобого декретирования, начальственного понукания и школярского натаскивания – так, словно живая, самодеятельная личность художника тут и вовсе ни при чем. Наряду с этим наблюдается тенденция и принципиально иного рода: такая спецификация, такое сужение сферы действия партийности, которые способны обесценить, опошлить или свести на нет самый этот принцип, лишить его конкретной и цельной художественной содержательности. Как отмечает Е. Сапрыкина, подобные экзерсисы весьма популярны в стане современных итальянских неоавангардистов: политическая направленность словесного искусства непосредственно усматривается ими только в системе выразительных средств, поэтических приемов, прежде всего в языке, который должен эпатировать, взламывать общеупотребительные формы речевых контактов и тем самым расшатывать породившую их социальную среду. «Именно форма, – настаивает Э. Сичильяно, – выявляет партийность или непартийность писателя» (стр. 256).

Разоблачая измышления «советологов», авторы – участники сборника – напоминают положения марксистско-ленинской эстетики: подчеркивается, в частности, что принцип партийности захватывает в искусстве не содержание и не форму, взятые по отдельности, но всю полноту диалектических взаимоотношений содержания и формы; что партийность в искусстве реализуется в художественной ценности, лишь пройдя сквозь душу, разум и совесть художника; что партийность отнюдь не означает превращения живых и целостных характеров в обструганные идейные пешки, не исключает правдивого описания с коммунистических позиций теневых сторон общественной практики и т. д. и т. п.

Участники сборника фиксируют многочисленные факты безудержно-тенденциозной, злопыхательской антикоммунистической «переоценки» некоторых аспектов истории нашей литературы, смещения объективно сложившихся в ней пропорций, подмены взглядов писателя взглядами созданного им отрицательного персонажа (скажем, Горький отождествляется с Самгиным), дискредитации русской словесности как якобы изначально враждебной по отношению к Западу и проч.

Наконец, значительное место отведено в книге анализу той свирепой идеологической «чистки», какой подвергается в последнее время на страницах буржуазных изданий критический реализм. Мы узнаем, например, о довольно-таки неуклюжих экспериментах по «сближению» и «примирению» Марка Твена… с капитализмом, истолкованию творческого наследия этого великого ненавистника буржуазно-мещанской и расистской Америки как сплошного апофеоза американского образа жизни. Подобная обработка излишне «строптивых» реалистов сопровождается, как показывают Я. Засурский и М. Мендельсон, с одной стороны, призывами к созданию искусства апологетического по отношению к социально-политической структуре США, искусства, будто бы наиболее адекватного этой «розово-голубой» структуре, а с другой стороны, беспочвенным «ниспровержением» тех высоких оценок и сочувственных характеристик, какие обычно сопутствуют исследованию зарубежного критического реализма в работах советских литературоведов.

Несомненный интерес – и фактологический и теоретический – представляет относящаяся к этому же кругу вопросов статья Я. Эльсберга о современных буржуазных концепциях творчества Достоевского. Автор сообщает о предпринимаемых на Западе усилиях представить Достоевского то как духовного вождя, апостола контрреволюции, то как предтечу экзистенциализма, то как религиозного писателя, доказать, будто XX век- это именно «век Достоевского», а не Карла Маркса. Наряду с этим, однако, мы узнаем из статьи, что в массе изданных за рубежом работ о Достоевском все большее признание получают труды советских ученых, в частности М. Бахтина, В. Виноградова, Л. Гроссмана, А. Долинина и др. К сожалению, и тут не обходится без идеологической «коррекции». Так, в предисловии, предпосланном французскому переводу известной книги М. Бахтина о поэтике Достоевского, «полифония» в романах великого русского писателя трактуется с «лево»-структуралистским «акцентом» – как фактор формообразующий, ибо «идеологии»-де в них «не иерархизированы, не продуманы, не подвергнуты суду», но функционируют как материал, подлежащий компоновке. Разумеется, подобная интерпретация «полифонического текста» способна лишь оскопить его жизненное содержание и, как раз в меру своей формалистичности, опошлить его целостную форму.

Боевая, наступательная книга, послужившая поводом для написания этих строк, бесспорно, явится весомым вкладом в идейно-теоретический арсенал советской науки о литературе; вкладом как нельзя более актуальным в обстановке обострения непримиримой идеологической борьбы.

С. ВАЙМАН

г.Липецк

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №2, 1973

Цитировать

Вайман, С. Фронт, на котором не может быть затишья / С. Вайман // Вопросы литературы. - 1973 - №2. - C. 269-273
Копировать