Christine Rees. Johnson’s Milton. 2nd ed.

Christine Rees. Johnson’s Milton. 2nd ed. Cambridge: Cambridge U. P., 2014. 312 p.

Сэмюэль Джонсон — критик, лексикограф, поэт, диктовавший хороший вкус и стиль в середине XVIII века. Милтон — великий поэт предшествующего столетия. Резкую критику Джонсона привычно связывают с его неприятием Милтона как человека и республиканца или считают вызовом, брошенным остальным критикам XVIII века, звучавшим о Милтоне восхищенным хором. Но не все так просто. Кристина Рис не первая, кто обращает внимание на сложную природу отношения Джонсона к своему великому предшественнику.

Дастин Гриффин, к чьему мнению Рис нередко обращается, полагал, что Джонсона тревожил не Милтон-поэт, но Милтон-человек, чьи «самодисциплина, самоотдача и религиозные убеждения»¹ были для него вызовом. Рис соглашается с тем, что, осуждая Милтона-человека, Джонсон готов сделать исключение и оправдать Милтона-поэта. В каждой из трех частей книги Джонсон предстает в трех разных ролях по отношению к Милтону: читателя, критика, биографа.

Первая часть посвящена тому, как Джонсон интерпретирует Милтона и как это чтение проявляется в форме аллюзий в его собственной прозе и поэзии. Рис показывает, что творчество Милтона является частью литературной памяти Джонсона. Во многих эссе Джонсон прибегает к аргументам и тропам из поэзии и публицистики Милтона. И какой бы ни была тема, думать о Милтоне и обращаться к нему для Джонсона более чем естественно. Рассуждая об искаженной роли литературной критики в его дни и критиках, ее исказивших (Rambler, 1750, Issue 3), он прибегает к милтоновскому образу «зримой тьмы» из «Потерянного рая»: «Фурии вручили спутникам Злорадства факел, обладающий удивительным свойством инфернального сияния: освещать только дефекты. Пылал огонь, / Но не светил и видимою тьмой / Вернее был, мерцавший лишь затем, / Дабы явить глазам кромешный мрак» (стихотворный перевод А. Штейнберга). Или, например, для описания бездельников (Idler, 1758, Issue 31) Джонсон использует цитату из знаменитого монолога-обращения Сатаны к Солнцу: «Некоторые люди, с полным достоинством исповедующие Безделье, называют себя Бездельниками так же гордо, как Бусирис² в пьесе называл себя Гордецом, хвастаются тем, что ничего не делают, каждую ночь спят до тех пор, пока спать дольше уже становится невозможным, и встают только для того, чтобы уснуть снова, продлевают двойными шторами царство тьмы и смотрят на солнце только чтобы «сказать ему, как ненавидят его лучи»». Джонсон вспоминает в связи с бездельем Сатану Милтона не только оттого, что «Сатана всегда найдет для незанятых рук возможность сотворить зло», но и потому, что для Джонсона «безделье есть форма богохульства, истребление данного Богом времени и таланта» (p. 22).

В поэзии — трагедии «Айрин» и поэмах «Лондон» и «Тщета человеческих желаний» — и в повести «Расселас» вспоминает образы и мотивы Милтона для полемики с ним.

Политические памфлеты Джонсона — еще одна группа текстов для поиска следов милтоновской мысли. Однако источник ее следует искать не в политических трактатах Милтона, а в его поэзии, образы из которой Джонсон заимствует для «придания блеска своим аргументам в полемике» (p. 83). Из четырех памфлетов Джонсона — «Ложная тревога» (1770), «Размышления о последней операции на Фолклендских островах» (1771), «Патриот» (1774) и «Налоги не тирания» (1775) — только в последнем нет прямых отсылок к Милтону.

Вторая часть книги представляет собой обзор критики Джонсона. Начинается она с рассказа об одном из самых известных дел о плагиате в истории литературы и о роли, которую сыграл в нем Джонсон. С 1747 по 1749 год Уильям Лоудер, бывший учитель латинского языка в Эдинбурге, опубликовал в «Джентлменз мэгэзин» ряд статей, в которых доказывал, что поэма Милтона «Потерянный рай» не что иное, как плагиат на современных латинских авторов, и приводил примеры заимствований из «Адама изганного» (1601) Гуго Гроция, «Саркотиса» (1654) Мазениуса, «Poemata Sacra» (1633) Эндрю Рэмзи и других. В 1749 году Лоудер собрал все свои материалы на эту тему и опубликовал их в книге под названием «О подражании и заимствованиях Милтона из современных поэтов в «Потерянном рае»».

Поначалу Лоудеру удалось убедить читателей в честности и основательности своей работы, но, к его несчастью, Джон Дуглас, ученый и на тот момент настоятель церкви в Итон-Константине (графство Шропшир), счел необходимым самостоятельно убедиться в подлинности приводимых доказательств и выяснил, что Лоудер сам вставлял в цитируемые им произведения отрывки из малоизвестного латинского перевода «Потерянного рая», выполненного в 1690 году Уильямом Хогом. После статьи Дугласа «Милтон, освобожденный от обвинения в плагиате» Лоудер подвергся жесткой критике, а вместе с ним и Джонсон — за содействие. Дело в том, что Джонсон хорошо относился к Лоудеру и в 1747 году написал предисловие к подготовленному Лоудером изданию «Адама в изгнании». В нем Джонсон с восхищением отзывался о Милтоне, а к примечаниям Лоудера о заимствованиях Милтоном из Гроция отнесся как к исследованию аллюзий. Это предисловие в исправленном виде было использовано Лоудером в его работе «О подражании…». Несмотря на то, что, когда обман раскрылся, Джонсон сам потребовал от Лоудера публичных извинений, считается, что письмо с признанием своей вины Лоудера к Дугласу написано под диктовку Джонсона. Это предисловие послужило для критиков XVIII века поводом обвинить Джонсона в пособничестве и приписать ему неприязнь к Милтону.

Далее Рис переходит уже непосредственно к критике Джонсона, с которой работает в контексте рецепции творчества Милтона в XVIII веке, приводя для сравнения комментарии Джонатана Ричардсона, Джозефа Аддисона, Томаса Уортона или Эдмунда Берка. Основная часть предсказуемо посвящена критике «Потерянного рая», но и оценка Джонсоном других произведений Милтона освещена в достаточном объеме. Рис отмечает свойственный критике Джонсона мелочный педантизм и то, что «как и большинство критиков, он любит время от времени ловить автора на чем-то плохом» (p.184). Подобное определение со стороны Рис может показаться довольно мягким, потому как Джонсон на первый взгляд напоминает скорее не педанта, а героя милтоновской поэмы, провозгласившего «..Мы извратить должны благой исход, / В Его Добре источник Зла сыскав»: белый стих выбран Милтоном, потому что он легче рифмы.

Однако Джонсон не только критик, он еще и поэт, и, как писал Т. С. Элиот (с мнением которого Рис согласна и от которого здесь отталкивается), «пока мы не поймем и не примем поэзию Джонсона, мы не сможем судить ни о достоинствах, ни о недостатках его критики» (p. 31). В работе Рис этому в определенной мере способствует часть о милтоновских аллюзиях в поэзии Джонсона и в большей степени часть нынешняя — вторая, в которой Рис анализирует критерии, с которыми Джонсон подходит к оценке поэзии Милтона. То же самое можно сказать применительно и к биографии, написанной Джонсоном: он оценивает Милтона как человека и политика.

Милтон-прозаик уделяет огромное внимание конструированию образа собственного «Я», — один из главных источников для биографов поэта, которому Джонсон не склонен доверять. В биографии он испытывает и реинтерпретирует «возвышенный» образ поэта, созданный ранними биографами и самим Милтоном. Джонсон верил, что «в силу разных причин человек пишет лучше, чем живет» (Rambler, 1750, Issue 14) и что авторы вызывающих всеобщее восхищение произведений литературы не всегда были людьми самыми приятными. В биографии эта мысль приобретает для Джонсона телеологический характер; в ее контексте он трактует поведение и убеждения Милтона. Но, как отмечает Рис, отношение Джонсона к самопрезентации Милтона меняется в контексте оценки его как поэта. Если в биографии Джонсон показывает самоуверенность и чувство собственной важности Милтона, качества, едва ли достойные восхищения, то он готов принять эти качества в Милтоне-поэте, «потому что само существование «Потерянного рая» оправдывает и доказывает «высшую силу духа» его создателя» (p. 246). Если Милтон, по мнению Джонсона, не смог соответствовать заявленным высоким идеалам в политике и личной жизни, то он определенно достиг их в своей великой поэме.

Книга Рис существует в рамках наметившейся в XX веке тенденции к переосмыслению сложившегося образа Джонсона как антагониста Милтона. Однако и отказываясь от этого образа, исследователи по-прежнему сосредоточены на субъективности и предвзятости Джонсона. В отличие от них Рис показывает, что Джонсон куда более логичен и куда менее противоречив в своей критике, чем о нем привыкли думать. И если мы хотим понять эту логику, мы должны в первую очередь понять самого Джонсона как критика, понять его принципы и суждения. Как писал А. Поуп в «Опыте о критике», «судья примерный мысли плод читает, / в дух собственный дух автора влагая» (перевод Н. Эппле).

Удивительно, но книга Рис, по сути, первое крупное и глубокое исследование на данную тему: отношение Джонсона к Милтону не раз становилось предметом обсуждения, но либо в форме эссе, либо фрагментарно в рамках изучения того или иного аспекта творчества Милтона или Джонсона. Рис ставит своей целью максимально полно охватить все стороны взаимодействия. Это знаменитый эпизод английской литературной истории — очень личное воспритие поэтом одной эпохи поэта, представляющего иную эпоху, иные литературные вкусы и нравственные принципы. В джонсоновской оценке видны оба — и тот, кто судит, и тот, кто высказывает суждение. Даже в своей предвзятости эта оценка не теряет проницательности и навсегда остается одним из самых важных свидетельств о Милтоне.

Ирина МАРКОВА

1. Griffin D. Regaining Paradise: Milton and the Eighteenth century. Cambridge: Cambridge U. P., 1986. P. 204. [↩]
2. Бусирис — герой одноименной трагедии Эдварда Юнга, 1719.[↩]