«Человек чудеснее чудес, им творимых…» (Заметки о творчестве Георгий Маркова)

Знаменитые слова: «Российское могущество прирастать будет Сибирью» – заключают много больше, чем мысль о сокровищах недр сибирской земли. Великий Ломоносов был в не меньшей мере поэтом и философом, чем ученым, историком, географом, геологом, когда пророческим взором окидывал русские земли, распростертые за «верьхами Рифейскими». В прирастающее Сибирью богатство России входят столько же духовные, сколько и материальные ценности: общественная мысль и культура, характеры, складывающиеся в обстоятельствах сибирской жизни, вот уже несколько веков обогащают национальную историю, общенародный духовный и нравственный потенциал.

Сегодня Сибирь привлекает особо пристальное внимание – мир хочет знать историю и современность края, где столь наглядно проявляются достижения самого передового социального устройства жизни, хочет увидеть человека, чьими руками и разумом обеспечено прирастание могущества страны социализма.

Действительность Сибири дала несколько поколений советских писателей. В. Зазубрин и В. Шишков, Вс. Иванов, Л. Сейфуллина были первыми среди первых. Творчество таких писателей, как Г. Марков, С. Сартаков, А. Коптелов, стало следующей волной литературы, вызванной к жизни великими революционными преобразованиями в Сибири. Ныне – время притока новых литературных сил, тех, кого еще недавно мы называли начинающими. Каждое последующее поколение, внося новую проблематику, не перестает черпать из опыта литературы прошлого, вбирая лучшие традиции русской классической литературы.

Выдающиеся произведения литературы социалистического реализма подтверждают плодотворность заложенных М. Горьким основ социалистического искусства, горьковских понятий о растущем в созидательной борьбе человеке, горьковской мысли о главной цели нашей литературы – воплощении идеи социалистического обновления мира. Последовательно и самобытно развиваясь, традиции Горького находятся на переднем крае идеологической борьбы, утверждая веру в неиссякаемость человеческих возможностей, нравственное здоровье человека и перспективность его будущего.

Преобразования невиданных масштабов, происходящие на гигантских просторах страны, под силу отобразить только литературе, оснащенной горьковским миропониманием, следующей горьковскому призыву поставить в центр искусства человека труда.

Сама эта действительность создает новый тип писателя, о котором мечтал Горький, – художника, мыслящего государственно, общественного деятеля, для которого нераздельно слиты политика и искусство, если воспользоваться словами Иоганнеса Р. Бехера, сказанными в адрес самого Горького.

Из соединения политики и искусства в произведениях одного из крупнейших советских писателей – Георгия Маркова рождается убедительный характер человека – хозяина жизни, преобразователя истории. В творчестве Г. Маркова ярко воплотились магистральные принципы литературы социалистического реализма как утверждения и развития основных горьковских традиций.

Горьковский пафос отчетливо выражен в первом же произведении Г. Маркова – романе «Строговы», сразу поставившем писателя в ряд серьезных исследователей исторических судеб народа в решающий период его жизни.

Существует понятие «сибирский характер». Его сформировали и условия жизни, и особенности биографий предков – переселенцев. Такой характер встает со страниц произведений Г. Маркова и, может быть, составляет немалую долю их обаяния. Достаточно назвать Матвея и Анну, Максима и Марину Строговых, деда Фишку и Марея Добролетова, Полю Горбякову и Михаила Лисицына. Эти образы сибиряков воспринимаются читателем не только как воплощение типичных черт людей этого края – за их судьбами огромные общенациональные вопросы.

Если проследить в хронологическом порядке жизнь нескольких поколений сибиряков в произведениях Г. Маркова, мы увидим, как с течением времени, с ходом истории развивался характер русского переселенца, вольного или невольного жителя Сибири, как от поколения к поколению он приобретал все новые черты, объединяющие его с общенациональной первоосновой. Принципиальный смысл имеет для писателя социально философское освещение и истории, и будущего этого характера.

Характер сибиряка вызывал у Горького неизменный интерес. Постоянно подчеркивая общность проблем жизни народа в центральной России и в сибирской ее части, Горький отмечал в сибиряках особое вольнолюбие: «Я склонен думать, что Сибирь еще себя покажет… Народ туда все шел больше живой, беспокойный: политические ссыльные, беглые крестьяне и просто смелые, вольнолюбивые люди… Да и крепостного права там не было». Таковы были истоки сибирского вольнолюбия.

На ленинском понимании процессов развития нации, на горьковских представлениях об историко-революционном содержании сибирского характера и зиждется художественное изображение Сибири в творчестве Г. Маркова. Горьковские идеи власти человека над историей, осознанности исторического деяния человека, роста его в процессе социальной борьбы нашли глубокое художественное воплощение в его произведениях.

Формирование новой литературы в Сибири было отмечено преодолением сильнейших литературно-общественных традиций, складывавшихся в дореволюционной Сибири не один десяток лет под воздействием идей «сибирского областничества». Известно, что Горький категорически отрицал эти идеи как мелкобуржуазные. Еще до революции он вел обширную переписку со многими сибирскими писателями, неизменно подчеркивая общность задач, стоящих перед пролетарским населением всей России. Многие годы, помогая становлению культуры Сибири, ее литературы, Горький призывал писателей не брать сибирские темы «слишком уж узко». Он говорил о литературе Сибири, что «она важна не только сама по себе, но и как толчок для всея Руси».

Воззрения сибирских областников были неисторичны. При всем своеобразии быта жителей Сибири она всегда была Россией, частью российского государства. В публицистических выступлениях Г. Маркова мы находим высказывания, свидетельствующие о внимательном изучении деятельности областников, их политической и культурной платформы: «Когда-то сибирские областники, а позже, в наши советские годы, и даже некоторые историки пытались изобразить Сибирь отделенной китайской стеной от политической и экономической жизни страны. На самом же деле, несмотря на некоторое своеобразие бытового уклада сибиряков, Сибирь теснейшим образом была связана с политическими центрами государства, и невозможно назвать ни одного сколько-нибудь значительного события в жизни России, которое бы не нашло здесь того или иного отклика». И в произведениях Г. Маркова отыщем мы скрытую, но постоянную полемику с тенденцией оторвать сибирскую жизнь от ее общенациональных корней.

Понимая несостоятельность, реакционность политической установки областников, нельзя перечеркивать их просветительскую деятельность, их заслуги перед сибирской наукой, перед культурой; благородно было и беспокойство областников о будущем Сибири, о сохранении ее несметных богатств. Г. Марков неизменно среди тех, кто постоянно печется о том, чтобы не были забыты замечательные деятели просвещения, ученые, такие, как географ, путешественник, естествоиспытатель Г. Н. Потанин, как просветитель, книгораспространитель П. И. Макушин…

Настаивая на чрезвычайном своеобразии сибиряка, на том, что он живет вдалеке от всего общерусского, областники внедряли мысль об оторванности сибиряков от общего корня исторической жизни, от традиций русского народа, по словам А. П. Щапова, всерьез говорили о самобытной своеобразной народности, будто бы сформировавшейся в Сибири. В связи с чем, и велись разговоры о «специфической сибирской литературе». «Мечты областников-сепаратистов о создании в Сибири какой-то особой художественной литературы, отличающейся даже формой, вызывают усмешку, как детский лепет, – говорит в своем выступлении Г. Марков. – Большие успехи писателей Сибири лежат на пути их активного участия в напряженной борьбе советского народа за коммунизм, на пути творческой работы и теснейшей связи с литературной общественностью центра».

Сегодня, когда Сибирь стала одним из форпостов всей страны, у писателей появились широчайшие возможности ставить на сибирском материале проблемы поистине глобальные. Однако еще существуют отголоски совсем не безобидных идей сибирского областничества. Мало кто отважится сегодня обозначить произведения, написанные, например, на донской и о донской земле, как донскую литературу. Отходят в прошлое недавние разговоры о литературе вологодской, не воспринимаются всерьез слова о московской школе. Л словосочетание «сибирская литература» все еще держится. Иногда и за формулировками вроде «тема освоения Сибири» просматривается узкоместный смысл. И поныне достаточно обширна в Сибири литература, создатели которой ориентируются на углубление в подробности лишь местного значения, в своеобразную орнаментировку. Есть хлесткое слово, употребляющееся применительно к таким произведениям: «сибирятина». Тут разгуливают оперно-условные богатыри-сибиряки и кондовые кряжистые сибирячки, тут на один манер скроены как современные производственные, так и «дремучие» ситуации.

«Какая же ты многоликая, Сибирь! Каких только людей тут не встретишь!» – поражается одна из героинь романа Г. Маркова «Сибирь» Катя Ксенофонтова, перед которой разворачивается сибирская жизнь: подробности бытового уклада, язык, фольклорные россыпи подтверждают неразрывность связи здешних коренных жителей с российской жизнью, всегда питавшей их быт и сознание. В романе «Сибирь» Иван Акимов и Катя Ксенофонтова встречают на своих сибирских дорогах все то же, что видели в центральной России. Вот что предстает перед зоркими глазами профессиональной революционерки: «История Лукьяновского выселка… а также история ее связей с «хозяином» выселка Евлампием Ермилычем… натолкнули Катю на новые мысли. Скрытые формы эксплуатации существовали в действительности гораздо шире, чем она представляла, и характер взаимоотношений поработителя с порабощенным был здесь до предела жестоким». «Тут царит произвол – и богатеев и властей – чудовищный», – пишет она в письме к брату.

Сибирский вариант русского характера предстает в произведениях Г. Маркова во всем масштабе. Его герои обладают и физической выносливостью, без которой невозможна жизнь в суровом климате, и особым оптимизмом, верой в человеческие возможности. Чаще всего их предки, пионеры Сибири, были люди непокорные, противостоявшие у себя на родине местным властям, хозяева от них предпочитали избавляться. Или непоседливые, ищущие. В трудных и опасных природных условиях Сибири человек вынужден был преобразовывать окружающий мир, обнаруживая в себе такие качества, о которых он мог лишь смутно догадываться раньше. Не только выносливость, но способность подчинять себе обстоятельства проявлялись тут. И это в героях Г. Маркова – естественные качества сибиряка. Но классовое расслоение принимало здесь подчас, в силу помимо всего и крупности характеров, чудовищные формы.