Анализ– глубокий и взыскательный…

Заметки об азербайджанской (и не только азербайджанской) критике последних лет.

Литературная критика – такой вид творчества, который не может не стремиться к объективности содержания. Совершенный образец критики подразумевает выход за рамки индивидуальной оценки и индивидуального вкуса. Во всяком случае, критик должен подняться до уровня общественной мысли, и через него общественная мысль самым интенсивным образом должна вторгаться в литературный процесс.

Эту мысль хорошо выразил известный немецкий писатель Франц Фюман в докладе о критике на VII съезде писателей ГДР. (Этот доклад в свое время был напечатан в «Вопросах литературы» (1974, N 10), и кстати отмечу, что журнал «Азербайджан» в свою очередь проявил хорошую инициативу, опубликовав его на азербайджанском языке.)

Ф. Фюман подчеркивает, что критика – это отнюдь не индивидуальное мнение, а общественное, что само по себе, впрочем, не страхует ее от ошибок, ибо и в этом своем качестве литературная критика, критическая мысль в целом либо способствуют и служат развитию искусства, либо этому развитию мешают.

Вопрос о заблуждениях литературной критики как своего рода рупора общественных заблуждений нас сейчас не интересует. И не столько потому, что это сложный социальный и философский вопрос, сколько потому, что мы в сегодняшней, повседневной литературно-критической практике встречаемся совсем с другим явлением: с тем, что критика порой вообще не доросла до общественно значимого явления. Поэтому возьмем сейчас для своих раздумий те факты, когда общественная значимость критического выступления имеет безусловно положительный характер.

Если взглянуть на азербайджанскую литературную критику последних лет с этой точки зрения, то обнаружится очевидная двойственность. Есть отдельные работы высокого научно-теоретического уровня; эти работы, статьи, а также дискуссии вполне могут претендовать на выражение общественного мнения, общественной мысли и немало сделали для их обогащения. Однако наряду с ними – сколько неглубоких, примитивных, бледных критических писаний, которые не в силах подняться выше личного пристрастия, да и личное в них демонстрирует не столико субъективность, сколько самую заурядную некомпетентность, односторонние, а порой ошибочные и методологически неграмотные суждения. Все это свидетельствует о том, что недостатки, о которых говорится в Постановления ЦК КПСС о литературно-художественной критике, далеко не изжиты у нас.

Если вести речь о положительных тенденциях, надо отметить, что в последние годы издан ряд серьезных работ: сборники статей, отдельные монографии, посвященные проблемам азербайджанской советской литературы, текущему литературному процессу. Если к этому добавить некоторые интересные статьи, опубликованные в периодике, может создаться впечатление, будто критика у нас в целом на хорошем уровне, как говорится, грех жаловаться.

В последнее время много пишут и много говорят о диалектическом единстве литературоведения и критики. И действительно, сегодня мы наблюдаем бблыпую, чем в другие периоды, близость между ними. В этом смысле знаменательна, например, статья М. Ибрагимова, поднимающая проблемы азербайджанского Возрождения¹, или статья М. Джафара «Почему Лев Толстой не ходил в церковь?» ². Добротный академизм сочетается здесь с гражданской страстностью критики. В статьях таких авторов, как К. Талыбзаде, П. Халилов, К. Касумзаде, С. Асадуллаев, Г. Алибекова, мы тоже подмечаем это сближение. Отрадно, что это качество проявляется также в ряде академических монографий и повышает их ценность. К ним относятся, например, монография А. Мирахмедова, посвященная Джалилу Мамедкулизаде, – «Азербайджанский молла Насреддин», А. Рустамовой – «Низами. Жизнь и творчество», Я. Караева – «Реализм. Искусство и действительность», А. Гаджиева – «Реализм в литературах советского Востока», А. Дадашзаде – «Азербайджанская лирика XVIII века».

Литературоведение обратилось к анализу мало разработанных, но важных проблем, сделало их предметом оживленной дискуссии. Азербайджанский Ренессанс – одна из таких проблем.

В 20 – 30-е годы об азербайджанском Возрождении шли только разговоры: Микаэл Рафили в своей монографии «Низами» использовал термин «первичный азербайджанский Ренессанс» и в основном с верной методологической позиции осветил вопрос. Однако сегодня об азербайджанском Возрождении идет разговор не как о спорной проблеме, а как о реальности, и перед нашими литературоведами и критиками стоит задача всесторонне эту реальность изучить. Статьи М. Ибрагимова, М. Джафара, Я. Караева, Р. Алиева и других, а также монография А. Хаджиева «Ренессанс и поэзия Низами Гаджиева» закладывают хороший фундамент литературы об азербайджанском Ренессансе.

Все это отрадно, все это знаменательно. Всестороннее исследование основ национальной культуры безусловно способствует теоретическому оснащению азербайджанской критики. Но, конечно, отнюдь не исчерпывает ее проблем, особенно когда речь идет о критике текущей.

Как ни сблизилось наше литературоведение с критикой, как ни укрепились связи его с жизнью, все же литературоведение и критика – не одно и то же, и упомянутые здесь работы имеют более академический характер. Они теоретичны, специальны, и это естественно. Но именно поэтому (а не потому, что их мало) они буквально тонут в потоке статей и особенно рецензий, где количество достигнуто прямо за счет качества.

Эти статьи чаще всего состоят из общих мест: выраженного в самой общей форме удовлетворения или недовольства; рецензии – обычно из поверхностных, развязных и предельно банальных восхвалений. На страничке юмора нашей литературной газеты «Эдебийят ве инджесенет» есть хорошая рубрика: вместо «Критика и библиография» она называется «Критика и бюльбюлография» («бюльбюлъ» по-русски – «соловей»). К сожалению, в республиканской печати мы встречаемся с образцами «бюльбюлографии» изо дня в день.

Несведущему человеку, читающему сочинения присяжных «бюльбюлографов», может показаться, будто все нами романы и повести, стихи и пьесы состоят из одних шедевров. Слабых романов и повестей, стихов и пьес, фильмов и спектаклей вроде бы критика не замечает, а в сущности, делает вид, что не замечает.

– Но беда не только в том, что расхваливаются слабые произведения. Безответственные, пустые панегирики ничего не стоят и тогда, когда речь идет о сильных вещах. Более того, они компрометируют наши успехи. Решимся утверждать, что по-настоящему талантливые художественные произведения последних лет в целом не нашли подлинного истолкования и оценки.

В последнее время и у нас, и в общесоюзной печати звучит подлинный сигнал бедствия по поводу потока посредственных стихов, серых и бездарных стихотворных сборников. Впору бить тревогу и по поводу потока бесцветных статей и рецензий, который являет собой немалое литературное бедствие, мешающее развитию нашей литературы.

Первым сигналом такой тревоги можно считать точно нацеленную и отлично аргументированную статью А. Кондратовича «Меньше одного процента…» в «Литературной газете» от 29 июля прошлого года. Автор приводит печальную статистику. Речь идет о том, что «из 591 рецензия 1977 года, появившейся в наших литературно-художественных журналах, отрицательных было только три, те есть гораздо меньше одного процента от общего числа»! Цифры эти привел в свое время Вл. Новиков в «Литературном обозрении», а А. Кондратович солидарен с вам в том, что это – беспрецедентное и опасное явление.

Возьмем, например, две обычные рецензии из двух столичных изданий. Цитирую: «Как главное выделяет поэт моральную ответственность каждого к прежде всего самого себя за все происходящее в мире. Его лирический героя готов на самоотречение ради общего блага.

Беседы поэта доверительны, открыты и свободны от бодряческих интонаций, с одной стороны, и ностальгического однообразия и монотонности – с другой. Нет тут и форсируемых надломов и надрывов, которые часто выдаются за признак кипящего темперамента. Собеседник, с которым я с первых строк книги оказываюсь с глазу на глаз, похоже, вообще не собирается меня ничем удивлять: ни разудалыми «новаторскими» ритмами, ни сногсшибательной метафорой.

Многогранно и широко раскрывается в стихах поэта образ современника: в любви, которая порой приносит не меньше горечи, чем счастья, в дружбе, в стремлении к идеалу. Он любуется северным сиянием и красотой земли из космоса, тоскует по родному раздолью…

…Чем-то он удерживает около себя. Скорее всего, как раз полным отсутствием стремления удержать. И я иду с ним по московским улицам, по России, по всей вашей стране до самого Сахалина и слушаю, о чем он рассказывает, что видит и, главное, что думает. А мыслит он отнюдь не традиционно».

Я убрал из абзацев только имена. Но кто сумеет разгадать» что цитируются две разные рецензии двух критиков о двух разных книгах совершенно непохожих поэтов! Речь идет о рецензии К. Выставкиной на сборник стихов Б. Орлова «Осенним утром» («Литературная Россия», 7 августа 1981 года) в М. Сывгаевского на сборник Н. Новикова «Грань юрода» («Москва», 1981, N 10).

Думаю, совершенно ясно, что примеры далеко не уникальные; к сожалению, написание хвалебных рецензий «но трафарету» скорее правило, чем исключение.

Так написана и рецензия Г. Рудакова («Литературная газета», 22 июля 1981 года) на книжку стихов Л. Щипахиной «Час вечерних огней»: «Книга предстает перед вами как цельный поэтический организм, пульсирующим центром которого является строка «быть непричастною – смогу ли?». Эта мысль пронизывает канту, придает ей боевой, наступательный характер…», «Открытый, деятельный характер лирической героини… будоражат читательское восприятие, заставляет сочувствовать или спорить, во всяком случае – сопереживать…», «Духовный мир нашей современницы включает в себя богатую гамму раздумий и переживаний, присущую женщине причудливую смену настроений и даже капризы, но за всем этим как главное в ее человеческой судьбе, как лейтмотив стоит…» Сказано это – всего в трех абзацах. А вот из четвертого: «Богатая метафоричность, искусное владение традиционными размерами, разнообразие ритмики, насыщенный современными реалиями образный язык характеризуют творчество Л.

1. М. Ибрагимов, Ренессанс и азербайджанский Ренессанс, «Азербайджан», 1979, N 7.[↩]
2. М. Джафар, Навеки с нами, Баку, «Язычы», 1980 (на азербайджанском языке).[↩]