10 статей о Есенине в «Вопросах литературы»: выбор редакции.
«Я хочу видеть этого человека…» Попытка истолкования «образов двойного зрения» в поэме Есенина «Пугачев»
Считается, что Есенин начал думать о Пугачеве в 1920-м. Именно к этому году относят комментаторы начало работы над поэмой. Тогда же он якобы стал изучать исторические материалы о Пугачевском бунте. Между тем нет никаких оснований не доверять Вячеславу Полонскому, который утверждает, что Есенин задумал написать поэму о великом мятежнике еще в начале 1918-го, когда Революция (второе пришествие Пугача) представлялась ему вулканическим выбросом мужицкой стихии. Алла Марченко, говоря об образной системе поэмы, предполагает, что «Пугачев» всего лишь разыгранная как театрализованное действо исповедь самого Есенина — гениальный образец «изобретательности до остервенения» по эзоповой системе.
Смерть Сергея Есенина: криминалистический взгляд на культурно-историческое событие
Официальной версией смерти Сергея Есенина является самоубийство. Документально подтвержденные обстоятельства смерти, описанные дознавателями и комиссией Всероссийского писательского есенинского комитета, проанализированы в статье с использованием авторской классификации криминалистически значимых признаков самоубийства.
Лев Бертовский, Вера Клюева и Александр Лисовецкий считают, что версия о самоубийстве является наиболее вероятной. Данный вывод нельзя назвать окончательным, однако он является криминалистическим вкладом в историю российской культуры.
«Я вам расскажу совершенно поразительную историю…»
В беседе с Виктором Дувакиным, записанной 6 августа 1974 года, Ардов пересказал некоторые интересные эпизоды из воспоминаний писателей А. Мариенгофа и М. Ройзмана… Но в основном Ардов опирается здесь на свои мемуары «Два слова об Есенине», датированные августом 1970 года. Они не были включены в его книгу «Этюды к портретам» (и, соответственно, не были перепечатаны в книге «Великие и смешные»), но сохранились в фонде Ардова в РГАЛИ в машинописном виде.
Ардов сразу же оговаривает в этих мемуарах, что, пожалуй, и не имеет права писать о Есенине, поскольку его знакомство с поэтом было «классически «шапочным», да и выступал он тогда всего-навсего в роли начинающего поэта и журналиста. Но, по его мнению, в публикующихся многочисленных воспоминаниях о Есенине «начинают пропадать какие-то черточки, очень важные для его характера; утрачивается даже перспектива — многое из того, что существовало вместе с поэтом, что составляло часть его самого, приобретает смысл и трактовку не совсем верные».
Из истории несостоявшейся поездки С. Есенина за границу
В литературе о Сергее Есенине прочно утвердилось мнение о том, что впервые он задумался о поездке за границу еще в феврале 1921 года. При этом исследователи обычно ссылаются на воспоминания Рюрика Ивнева о его беседе с наркомом просвещения А. Луначарским относительно возможности предоставления ему и Есенину заграничной командировки – и на записку Луначарского заместителю наркома иностранных дел Л. Карахану с просьбой «оформить поездку за границу поэтов Сергея Есенина и Рюрика Ивнева».
Однако неизвестные до сих пор документы, сохранившиеся в архивах Наркомпроса, свидетельствуют, что впервые вопрос о заграничной командировке поэтов Есенина, Ивнева и Мариенгофа возник еще в начале декабря 1920 года, то есть вскоре после состоявшегося по инициативе Есенина литературного вечера «Россия в грозе и буре», где имаженисты оказались на грани раскола.
Философский смысл поэмы Есенина «Черный человек» (Опыт «экзистенциального» анализа)
Ольга Воронова пишет о «русских экзистенциалистах» и причисляет к ним Есенина. Наиболее сложный спектр экзистенциальных мотивов запечатлен Есениным в поэме «Черный человек», окончательно завершенной в ноябре 1925 года, незадолго до гибели. По художественному заданию она являет собой поэтический вариант его духовной автобиографии, опыт трагически глубокого «самопознания».
Философско-психологический «фокус» поэмы составляет «пограничная ситуация», отражающая, вполне по Сартру, «феноменологию несчастного сознания». Лирический герой одержим кризисным состоянием духа, истоки которого неясны ему самому, и это усиливает его бессознательную тревогу.
Поэт и революция: Есенин в 1917–1918 годах
Если судить по хронике жизни Есенина за 1917–1918 годы, может создаться впечатление о поэте как о необычайно ловком «приспособленце».
До 27 февраля 1917 года в высказываниях и поступках Есенина не обнаруживается ни малейшего признака революционных настроений. Он активно участвует в мероприятиях праздничного дворцового ритуала: 1, 5 и 6 января присутствует на богослужениях в Феодоровском Государевом соборе, 19 февраля выступает с чтением своих стихов в трапезной палате Федоровского городка перед высокопоставленными членами Общества возрождения художественной Руси. При этом ни в письмах, ни в устных беседах, зафиксированных мемуаристами, Есенин не выказывал никакого неудовольствия или протеста в связи со своей ролью обласканного императорским двором «поэта-самородка».
Но буквально через несколько месяцев поведение и мысли Есенина кардинально меняются. Олег Лекманов и Михаил Свердлов проводят литературоведческое расследование.
Игра со смертью в стихотворении Сергея Есенина «До свиданья, друг мой, до свиданья…»
Как известно, автограф стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья…» был написан кровью — такая мифотворческая деталь определенно подействовала на первых и всех последующих читателей Сергея Есенина; не ослабло это воздействие и поныне.
Почти сразу началась борьба за право назваться адресатом этого стихотворения. В воспоминаниях В. Эрлиха автор явственно объявлял себя адресатом предсмертного текста; в качестве претендентов назывались имена В. Мануйлова, Н. Клюева; возникала кандидатура В. Катаева («Долгое время мне казалось — мне хотелось верить, — что эти стихи обращены ко мне, хотя я хорошо знал, что это не так»). Осторожное заявление В. Шершеневича, что стихотворение «написано к несуществующему другу, в пространство», не было замечено, так как слишком многим — по какой-то загадочной причине — хотелось видеть в качестве адресата конкретное лицо.
Странно, однако, что все перечисленные претенденты были мужчинами, тогда как некоторые детали говорят о том, что в канун своей кончины Есенин обращался к женщине. На это указывает описание бровей — одного из атрибутов скорее — но не исключительно, конечно, — женской портретной характеристики. Основываясь на этой (нужно сказать, все же ненадежной) примете, можно предложить как минимум две кандидатуры из ближайшего окружения поэта. Это Г. Бениславская, унаследовавшая от матери-грузинки характерную внешность, и супруга Есенина С. Толстая.
Павел Глушаков подробно разбирает этот значимый для Есенина текст и показывает, как в нем происходит игра со смертью.
Проблема «Китежского текста» и «Инония» Есенина
Град Китеж старообрядческой легенды снова трансформируется в идеологему, в народное понятие о вере правой, что противостоит «самой страшной вере — политике». Но в чем заключена идея Китежа, так пока и не ясно. Не установлены границы «китежского текста», звена в цепи самых разнородных явлений: народных рассказов о «провалищах», утопических легенд, этнографических очерков, поэзии символизма, учения о Граде Божьем и проч. Ключевой момент рецепции легенды — превращение мифа народного в культурный миф Серебряного века.
Михаил Пащенко пишет о перцепции мифа в творчестве Есенина.
Тайна гибели Есенина
В конце 1980-х годов литературная общественность была взбудоражена появлением ряда публикаций, ставивших под сомнение официальную версию о самоубийстве Сергея Есенина. Особенной безапелляционностью и вольной интерпретацией фактов в этом потоке выделялась статья И. Лысцова «Убийство Есенина» («Молодая гвардия», 1990, № 10). Чтобы ответить на вопрос: «Что же произошло на самом деле в ночь с 27 на 28 декабря 1925 года?», был создан Есенинский комитет во главе с Ю. Прокушевым. В течение четырех лет работала комиссия в составе 18 специалистов судмедэкспертизы, криминалистов, видных литературоведов. Ни одну из версий убийства поэта она не подтвердила.
Тем не менее выводы и заключения специалистов для некоторых охотников за сенсациями – пустой звук. Именно этим объясняется публикация книги В. Кузнецова «Тайна гибели Есенина. По следам одной версии» (М.: Современник, 1998).
Александр Лагуновский спорит с данными публикациями и приводит свою точку зрения на гибель Есенина.
Неизвестное письмо Н. А. Клюева к Есенину
Длившаяся в течение десяти лет «дружба-вражда» Есенина и Клюева – примечательный и хорошо известный факт русской литературы нашего века. История взаимоотношений обоих поэтов, достаточно полно освещенная в ряде отечественных работ, естественным образом распадается на три периода. Первый из них – петроградский, охватывающий 1915–1917 годы. Это было время знакомства и теснейшего сближения поэтов; они всюду появлялись тогда вдвоем, совместно выступали на «крестьянских» вечерах и на страницах русских периодических изданий. Приблизительно к середине 1917 года между ними намечаются расхождения, в том числе и идейные, обернувшиеся в конце концов взаимной неприязнью.
До настоящего времени было известно лишь пять писем Клюева к Есенину, написанных в апреле – сентябре 1915 года, то есть еще до первой встречи поэтов, состоявшейся в Петрограде в первые дни октября 1915 года. О том, что переписка Клюева с Есениным продолжалась и после 1917–1918 годов, можно узнать из писем самого Есенина к другим лицам; однако письма Клюева за данный период считались утраченными. Поэтому ценность письма, публикуемого ниже, представляется чрезвычайной.
Само письмо сопровождается подробнейшим комментарием Константина Азадовского.