Философский смысл поэмы Есенина «Черный человек» (Опыт «экзистенциального» анализа)

Проблема экзистенциальных начал в поэзии С. Есенина в отечественном есениноведении пока еще не ставилась, хотя зарубежные исследователи еще в 60 – 70-е годы обратили внимание на соответствующие мотивы его творчества.

Так, канадский ученый Константин Пономарев еще в 1968 году опубликовал статью «Смерть и упадок: анализ есенинской поэтической формы»¹, в которой проследил эволюцию мотивов тоски и упадка в поэзии Есенина в их экзистенциальном аспекте, во взаимосвязи с образными средствами их воплощения. Выводы статьи во многом спорны (тема смерти абсолютизируется, поэту приписывается неудержимое влечение к гибельному концу), однако само стремление ученого к обнаружению экзистенциальной проблематики в поэзии Есенина весьма примечательно.

Естественно, что в те годы эта и другие попытки истолковать поэзию Есенина сквозь призму интуитивистских, фрейдистских, экзистенциалистских концепций не находили поддержки у отечественных исследователей.

Вместе с тем с современных научных позиций ясно, что традиционная методология и методика анализа есенинской лирики (как, впрочем, и других явлений отечественной литературы) требуют своего обновления, расширения исследовательского инструментария и категориального аппарата, объективного пересмотра концепций есенинского творчества, содержавшихся в работах западных исследователей прошлых лет, в которых, несомненно, присутствуют интересные и плодотворные идеи. Это позволило бы обнаружить новые основания для соотнесения художественных исканий и открытий Есенина с общемировым культурным контекстом. Той же актуальной задаче способствовало бы и расширение философско-эстетического «фона» в исследовании есенинского творчества за счет обращения к ведущим направлениям отечественной и мировой философско-эстетической мысли XX века.

Сегодня вполне очевидно, что Есенин, сумевший в своей поэзии обнажить самые потаенные глубины сознания, уникальность, драматизм и хрупкость индивидуального человеческого существования, принадлежит к художникам с экзистенциальным типом мироощущения.

Подчеркнем: говоря об экзистенциальных началах в творчестве Есенина, мы имеем в виду не систему взглядов, а особый тип мироощущения, способ мировосприятия, стиль художественного мышления, обнаруживающий свою экзистенциальную природу.

Вместе с тем интересующая нас проблема не ограничена лишь общими свойствами творческой индивидуальности поэта. Вполне правомерно вести речь и об экзистенциальной проблематике многих его произведений. Ведь невозможно отрицать, что Сергею Есенину, может быть, в большей мере, чем многим другим русским поэтам, удалось ощутить некие новые феномены духовного бытия человека в новом столетии, которые по существу и составили предмет внимания экзистенциалистской философии и литературы: религиозно-этическое «беспокойство», выразившееся в ощущении «богооставленности» и «обезбоживании» мира, в метаниях между «исканием Бога и воинствующим безбожием»² ; «тревогу существования», связанную с угрозой стандартизации» человеческой индивидуальности и утратой «интимности» человеческого существования (К. Ясперс) под натиском массовой культуры, монополистических, технократических, макроэкономических и иных тенденций.

Экзистенциальная проблематика в творчестве Есенина связана прежде всего с отражением кризисного сознания современного человека. То, что современные поэту критики называли «упадочничеством», а позднее «есенинщиной», было на самом деле отражением объективных духовных процессов, связанных с феноменом «отчуждения» и «самоотчуждения» личности, переживающей драму утраты корней, единства с природой, миром, людьми, отрыв от «почвы» и «веры», других традиционных ценностей:

Нет любви ни к деревне, ни к городу…

(«Не ругайтесь. Такое дело!..»)

Я очутился в узком промежутке.

(«Русь уходящая»)

Язык сограждан стал мне как чужой,

В своей стране я словно иностранец…

(«Русь советская»)

Эту духовную угрозу бытийственным основам «естественного», «природного» существования Есенин более полно, чем кто-либо в русской, да и мировой поэзии, выразил именно потому, что по глубинной природе своего творчества он был «человеком почвы» и «поэтом почвы». Пройдут десятилетия, и создатель «трагической философии бытия», отец европейского экзистенциализма Мартин Хайдеггер поставит современному обществу сходный диагноз: «…сейчас под угрозой находится сама укорененность сегодняшнего человека. Более того: потеря корней не вызвана лишь внешними обстоятельствами и судьбой, она не происходит лишь от небрежности и поверхностности образа жизни человека. Утрата укорененности исходит из самого духа века, в котором мы рождены»³.

Вполне естественно, что проблематика есенинского творчества в наибольшей степени созвучна этически ориентированной философии «русских экзистенциалистов» – Н. Бердяева, Л. Шестова, С. Франка. Именно они раньше многих указали на основные симптомы новой духовной болезни: «…отрыв массового человека от бытийственных смысловых корней своего существования, нравственный релятивизм и пессимизм, связанный с разрушением веры в гармонию мира, в исторический прогресс, в незыблемые духовные ценности и гаранты («смерть Бога» и т. д.)…»⁴.

Истоки есенинской «экзистенциальности» следует искать и в органических связях поэта с традициями русской литературы, для которой, как известно, характерна особенная глубина и многоаспектность в постановке проблемы человека. Исследователи неоднократно отмечали, что экзистенциальный характер мировосприятия вообще присущ отечественному типу писательства и философствования. Одним из первых подметил это Н. Бердяев, писавший об «изначальной русской экзистенциальности мышления»⁵ и давший первые образцы экзистенциалистской интерпретации творчества Достоевского.

К «русским экзистенциалистам» в широком культурном контексте этого понятия может быть с полным правом причислен и Есенин,  стремившийся по-своему постичь стихии и бездны человеческой души, «брошенной» в мир и ищущей собственный, нередко трагический путь из «неподлинного» бытия к «подлинному», из «гибельного» существования к Вечности.

Наиболее сложный спектр экзистенциальных мотивов запечатлен Есениным в поэме «Черный человек», окончательно завершенной им в ноябре 1925 года, незадолго до гибели. По художественному заданию она являет собой поэтический вариант его духовной автобиографии, опыт трагически глубокого «самопознания».

Философско-психологический «фокус» поэмы составляет «пограничная ситуация», отражающая, вполне по Сартру, «феноменологию несчастного сознания». Лирический герой одержим кризисным состоянием духа, истоки которого неясны ему самому, и это усиливает его бессознательную тревогу:

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

Экзистенциальная философия объясняет подобные состояния обострением внутренней дисгармонии личностного сознания, порождающим так называемое «этическое беспокойство». В критические моменты оно может приводить к раздвоению личности и граничить с «манией преследования». «Беспокойство» делается столь мучительным для человека, что превращает его в самоистязателя, расщепляет на палача и его жертву, как это происходит в «болезни к смерти»⁶. Состояние «отчуждения» достигает при этом своего предела, трансформируясь в «самоотчуждение». «Под самоотчуждением, – пишет французский философ-экзистенциалист Г. Марсель, – я понимаю тот факт, что человек кажется все более и более чуждым себе самому, своей собственной сущности, и это происходит в таких размерах, что он подвергает эту сущность сомнению и по крайней мере отказывает ей в ее исходной действительности»## G. Marcel, L’homme problematique, Paris, 1955, p.

1. C. V. Ponomareff, Death and Decay: An Analysis of S. A. Esenin’s Poetic Form. – «Canadian Slavonic Papers», 1968, Vol. X, N2.[↩]
2. Н. Бердяев, Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. – В кн.: «О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья», М., 1990, с. 45.[↩]
3. М. Хайдеггер, Отрешенность. – В кн.: Мартин Хайдеггер, Разговор на проселочной дороге. Избранные статьи позднего периода творчества, М., 1991, с. 106.[↩]
4. Е. Некрасова, Проблема человека в русском экзистенциализме (этический аспект). – В кн.: «Человек как философская проблема: Восток-Запад», М., 1991, с. 107.[↩]
5. Н. Бердяев, Самопознание. Опыт философской автобиографии, Париж, 1983, с. 293.[↩]
6. И. С. Нарский, Марксистская концепция отчуждения и экзистенциализм. – В кн.: «Философия марксизма и экзистенциализм (очерки критики экзистенциализма)», М., 1971, с. 24.[↩]