Легкая кавалерия/Выпуск №6, 2019

Екатерина Иванова

О новом американском сериале «Чернобыль» и критике очевидцев

«Какова цена лжи?» — задается вопросом Валерий Легасов. Не настоящий, а тот, который из американского сериала «Чернобыль». Настоящий Валерий Легасов ничего такого, конечно, не говорил и не писал, расшифровки его кассет опубликованы… Но. Я сейчас написала «Валерий Легасов» и не стала давать никаких пояснений, насчет того, что он был ликвидатором, ученым, сотрудником Института атомной энергии имени И. В. Курчатова, героем.

Ничего этого теперь не нужно объяснять, а три месяца назад мне пришлось бы давать развернутую биографическую справку.
Все знают, кто такой Валерий Легасов, потому что про него сняли кино, полухудожественное, полудокументальное — о цене лжи. Искажений фактов в нем много, все и не перечислишь. Причем искажения касаются ключевых моментов, скажем, причины аварии и действий персонала станции — Анатолия Дятлова, Александра Акимова, Леонида Топтунова — непосредственно до и после катастрофы. Яркая, красочная, талантливо снятая как бы документальная иллюстрация к событиям той страшной ночи не имеет вообще никакого отношения, и это не предмет дискуссии. Это факт: последовательность действий персонала на большом щите управления в ту страшную ночь известна в деталях и чуть ли не посекундно, благодаря судебному разбирательству. Дятлов не матюгался, ни с кем не спорил, не бросался папками, не посылал на три буквы уже погибшего на тот момент Ходемчука, а, наоборот, организовал группу поиска и сам пошел искать его по завалам, хватая лишние дозы радиации. Но какая разница? Кому из зрителей рейтингового сериала вообще есть дело до какого-то Дятлова, который то ли преступник, то ли нет? Кто теперь разберет? Кому, кроме родственников оболганного человека и редких энтузиастов, есть до него дело?

Сериал-то хороший? Хороший! Более того, сериал выполнил очень важную функцию: создал в общественном сознании художественный образ того ужасного события, поместил его на карту народной памяти — куда-то рядом с полетом в космос, победой в Великой Отечественной, гласностью и перестройкой. Теперь, когда событие обрело некие контуры, пусть и размытые, желающие могут забить в поиск слово «Чернобыль» и на них обрушится вал информации: документы, книги, воспоминания очевидцев, того же Дятлова, автора потрясающей книги «Чернобыль. Как это было».

Анатолий Дятлов тонко чувствует драматургию текста и драматургию собственной жизни. Он интуитивно понимает, в какой момент прервать рассказ о той самой кнопке, из-за которой произошел взрыв, и начать рассказывать о себе. Примерно половина книги — это отчаянная попытка донести до неспециалистов, что же пошло не так 26 апреля 1986 года. Пустое. Неспециалист все равно не поймет и будет верить в то, во что ему хочется верить. Но есть и вторая половина, она гораздо ценнее. Это рассказ об экзистенциальном опыте переживания катастрофы, изложенный не профессиональным писателем, но человеком, несомненно, литературно одаренным, чутким — уникальный опыт проживания личной трагедии. Ты никого не спас, ничего не доказал, дело твоей жизни — мирный атом, обернулось ужасающей катастрофой. Жизнь прошла впустую. Стоит ли ее продолжать? Вот бы экранизировать эту книгу, да куда там! Отечественные сериальщики уже анонсировали выход «нашего ответа» HBO, в котором задействованы американские спецслужбы.

В сети в свободном доступе лежит документальный фильм Роллана Сергиенко «Колокол Чернобыля», в котором показан один из самых ярких и страшных моментов серила: «биороботы» (то есть солдаты срочной службы) сбрасывают радиоактивный графит с крыши. Этот подвиг был снят на пленку в реальном времени! И все это всегда было доступно любому желающему. Вот только желающих было немного. Историки-профессионалы и те, кого реально коснулось смертельное дыхание «мирного» атома.

Можно посетовать на то, что мы ленивы и не любопытны. А можно подумать о роли искусства, в том числе и «важнейшего из…» в культурной жизни общества. Нет у нас, ни у общества в целом, ни у каждого конкретного человека, другого способа объяснить себе самого себя кроме известного еще с доисторических времен: на языке художественных образов.

Вымысел не есть обман? Вот только почему обман получается не «возвышающий», а уничижающий? Почему реальная история оказывается куда возвышеннее и человечнее?

И если искусство, немыслимое без обмана, рассказывает нам про нас, есть ли у общества шанс построить правдивую картину собственной духовной истории, а не очередную сказку о «комиссарах в пыльных шлемах»?

Так какова цена вымысла? Можно ли без него обойтись, и если нельзя, то как сделать его менее «радиоактивным»? Честное слово, я не знаю ответа на этот вопрос. А вы?