Пока литературная общественность справляла поминки по литературе, в Екатеринбурге вручили премию «Новый Виссарион» за значительные достижения в области литературной критики, которой, по мнению одного из членов жюри Романа Сенчина, у нас нет и не предвидится, но лонг-лист премии тем не менее включил в себя аж 68 имен.
Процесс поиска Самого Неистового, как и его результат, мне представляется весьма симпатичным. Мы увидели, что критика точно жива, ее много и она интересная, а имена, выдвинутые на соискания премии, настолько значимы, что результат выбора вряд ли может как-то серьезно повлиять на иерархию авторов.
Однако устроение премии вызывает вопросы. По какому принципу выбирали номинаторов? Очевидно, самых достойных, самых компетентных. А почему бы сразу из них не сформировать лонг? Как выбирают номинаторов? Ну, почему, к примеру, Ольга Балла и Валерия Пустовая номинируют, а Ирина Роднянская и Наталия Иванова — нет?
И все же в этой многоходовой комбинации есть свой резон: мы получили картину популярности тех или иных критиков внутри литературного сообщества. И еще один отрадный момент. Среда литературных критиков дружелюбна к новичкам. Она их видит, слышит, приглашает к диалогу и номинирует. Ольга Девш дебютировала как критик на Совещании молодых писателей города Москвы в 2018 году с рецензией на книгу стихов Елены Лапшиной. Прошло полгода, и эта самая рецензия в лонг-листе премии.
Еще один вопрос. Что все-таки оценивает высокое жюри? Если «творческую активность» и «вклад в развитие критической мысли», то почему только за два года? Если конкретные тексты (список которых приведен на сайте премии), то почему в шорте представлены не тексты, а имена? Вклад за два года, очевидно, состоит из всей совокупности текстов, которые за это время написал автор, но жюри оценивает только те произведения, которые были предложены номинаторами, и не всегда этот выбор бесспорен.
Самыми неистовыми были признаны Ольга Балла, Мария Галина, Елена Макеенко и Ирина Роднянская, причем Ирину Роднянскую признали победителем досрочно, выведя ее из шорта, что, с одной стороны, логично, а с другой, непонятно. Почему нельзя было признать ее лучшей в «штатном порядке»? Только потому, что это слишком очевидно?
Результаты радуют. Победа Ольги Балла — абсолютного чемпиона по номинациям в коротком списке (7 номинаций) — вполне предсказуема. Из всей подборки выберу один текст — как наиболее показательный. Рецензия на две книги «И не прося пощады» — на изрядно нашумевший «Июнь» Дмитрия Быкова и книгу стихов одного из героев быковского романа, точнее его прототипа — Павла Когана. Сопоставление столь же неожиданное, сколь и закономерное. Критик представляет нам по-своему уникальный шанс: сравнить взгляд на трагедию эпохи изнутри и извне, увидеть Медузу Горгону глазами жертвы и стороннего наблюдателя. Что же получилось? А получилось, что жертва мыслит точнее, видит острее и чувствует глубже, чем… нет-нет, конечно, не писатель Дмитрий Быков, но его герои. Свидетельство оказалось точнее реконструкции, что не удивительно. Если «Июнь», с ее точки зрения, — очередной рассказ о застое и безвременьи, о том, как люди измельчали, то книга стихов Когана показывает, что наш современник просто не увидел в этой эпохе присущей ей глубины. От себя добавлю — видимо, потому, что у него не было такого запроса. У критика Ольги Балла есть запрос на глубину, есть профессиональный инструментарий, чтобы ее измерить и описать, и есть сердце, чтобы откликнуться на подлинно трагическое. «История <…> это то, в свете чего персональная биография не только теряет значение (а она, конечно, теряет его!), но и приобретает смысл, несопоставимо более мощный, чем она сама». Другой бы (я, например) на месте Балла, сравнив масштаб героев Быкова и их прототипов, так бы и успокоился на том, что-де «Июнь» — творческая неудача. Но Балла бесконечно доверяет автору и верит, что он не промахнулся, а «воплотил в своих героях то восприятие мира и самих себя, которое считает характерным для нашего времени». Обратим внимание на замечательное «считает характерным» вместо «характерно» и двинемся дальше.
Так же меня радует победа книги литературно-критических статей Марии Галиной «Hiperfiction»iСПб.: Аураинфо & Группа МИД, 2018.. Мария Галина пишет о фантастике и о том мироощущении, которое находит выражение через фантастические сюжеты, иногда — бродячие, иногда — настолько «авторские», что прочитать и воспринять их сможет только очень искушенный читатель. Она идет по границе «большой» и «массовой» литературы, границы этой не замечая вовсе. Мария Галина обладает даром концептуального пересказа, в котором мысль критика и ключевые образа текста образуют единый метатекст, не менее, а иногда и более интересный, чем литературный материал, с которого начался разговор.
Имя Елены Макеенко гораздо менее на слуху, чем имена других победителей «виссарионовки». Из ее подборки выделю острополемическую новомирскую рецензию 2017 года на книгу Льва Данилкина, критика, который в дискурсе «Неистового Виссариона» вообще не представлен. Елена Макеенко не принимает в позиции известного книжного обозревателя главного: мысли о том, что русская литература XXI века заслуживает внимания. По мысли Елены Макеенко, напротив, нужно говорить «о стагнации русского литературного процесса, сжатии литературного поля, и, читая „Клудж», приходится с удивлением констатировать, каким коротким и, в сущности, бесплодным был расцвет, описанный критиком».iЕ. Макеенко. Человек, который видел рассвет // Новый мир. 2017. № 3
Конечно, любой список победителей спорен и неполон. Для меня, например, весьма проблематичным было решение жюри не включать в шорт-лист Валерию Пустовую, явно лидера мнений в области литературной критики.
Из работ, которые вошли в шорт, но не стали победителями, отмечу рецензию Александра Чанцева на книгу Владимира Бибихина. В ней странным образом сочетается и смиренное благоговение перед автором, попытка «раствориться» в материале, и неожиданный протест против его политических взглядов. Так пишут не критику, так пишут дневник, который не предназначен для чужих глаз.
Очень интересны работы Елены Погорелой. Критик ищет точки соприкосновения поэтического мейнстрима и травматичного повседневного опыта. Какова она, «поэзия с человеческим лицом»? Остается ли она поэзией? Ответ отнюдь не очевиден. Критик анализирует практически сиюминутный поэтический срез — звезд поэтического интернета (Здесь произойдет обновление? Нет? Не здесь…), сочувственно цитирует лауреатов премии «Лицей», делает смелые обобщения о тенденциях текущего литературного процесса на материале, к которому мало кто обращался.
Премия «Неистовый Виссарион» показала пример нормального уважительного разговора о литературе. Надеюсь, эта интонация, не приносящая больших дивидендов на просторах интернета, сохранится и в следующих премиальных сезонах.