№2, 1976/Советское наследие

Жанровая структура современного романа

Перед нашим литературоведением так же, как и перед наукой других социалистических стран, встает сегодня задача изучения национальных литератур в свете коллективного художественного опыта всего социалистического содружества. Литература социалистического реализма, которая в главных и решающих чертах стала основной базой развития этих литератур, отличается на сегодняшнем этапе богатством стилевых и жанровых исканий, индивидуальных почерков и художественных решений. Развивая этот метод, каждая литература воспроизводит особый исторический опыт своего народа, ориентируется на ту внутреннюю опору, которую представляют национальные художественные традиции, она не может не воплотить психический склад народа, формировавшийся веками, в нее часто вплетаются узоры народного искусства. В то же время в литературах социалистического содружества протекают и типологически схожие процессы, через все многообразие просвечивает общность идейно-художественных концепций, обусловленная основными принципами единого творческого метода.

Эти тенденции уже стали предметом пристального внимания советских ученых и литературоведов братских стран; о них говорилось на симпозиумах, в частности на двух конференциях, прошедших в ИМЛИ имени А. М. Горького АН СССР, – «Общее и особенное в литературах социалистических стран Европы»; им был посвящен международный «круглый стол», за который, по инициативе редакции «Вопросов литературы», собрались представители зарубежных журналов, чтобы обсудить взаимодействие социалистических литератур на современном этапе.

Сегодняшний момент литературного развития может быть правильно оценен, только исходя из понимания социалистического реализма как развивающейся художественной системы, активно реагирующей на новые проблемы и конфликты и способной находить средства художественной выразительности, отвечающие современным духовным запросам. Именно такой подход позволил участникам международной дискуссии, в течение многих лет проводимой на страницах «Вопросов литературы», по-новому исследовать идейно-художественное богатство социалистического реализма, высказать немало плодотворных суждений, связанных и с пониманием общей проблемы метода и его эстетической широты, и с критерием оценки художественных явлений.

Идейно-эстетическое богатство и многообразие стилевых исканий, характерные для социалистического реализма на современном этапе, позволяют по-новому подойти к оценке тех произведений, в которых многие проблемы сегодняшнего этапа общественного развития освещаются с социалистических позиций (даже если термин «социалистический реализм» применительно к данной литературе или к данному писателю пока еще не употребляется). Несколько лет назад в статье «Всматриваясь в новое» («Вопросы литературы», 1972, N 5) Т. Мотылева нарисовала широкую картину поисков и достижений социалистических литератур, охарактеризовала существенные тенденции международного процесса, связанные с формированием новой личности.

Ныне почти все литературы социалистических стран вступили в новую фазу развития, связанную с формированием зрелого социалистического общества. Анализ новаторских свойств, обретенных этими литературами сегодня, как о том говорили участники уже упомянутого «круглого стола», расширяет представления о богатстве и многообразии социалистического реализма, несводимого к одной жесткой модели или строго определенному типу образной выразительности и в то же время обладающего зримыми чертами общности, проявляющейся в неисчерпаемом художественном и стилевом многообразии национальных литератур.

Новаторские явления чрезвычайно убедительно проявились и в художественной структуре произведений, в том числе и в жанре романа.

  1. ИЗМЕНЕНИЯ В СИСТЕМЕ ЖАНРОВ

На всем протяжении тридцатилетней истории новой литературы социалистических стран роман сохранял главенствующую роль. Удерживать свое ведущее положение роману позволили те качества, которые увидел когда-то Белинский: «…Форма и условия романа удобнее для поэтического представления человека, рассматриваемого в отношении к общественной жизни» 1.

В то же время роман – это жанр, в котором особенно ощутимо дают себя знать перемены литературного климата, связанные с изменениями общественной действительности, новые настроения и искания в литературе. Новые приметы романического жанра в социалистических странах порождены в наши дни насущной задачей литературы – осмыслить действительность развивающегося социалистического общества.

Естественно, в каждой литературе эта задача решается по-своему, особенности национальной истории и национального характера, неповторимо самобытные приметы прошлого и настоящего накладывают свой отпечаток на современный облик романа. Немалую роль играют и национальные жанровые традиции. Так, в литературе ГДР отчетливо дают себя знать традиции воспитательного романа, в творчестве современных романистов Польши ощутимо воздействие польского психологического реализма XIX – начала XX века, а в чешском романе в самые последние годы воскресли традиции бытовой сельской прозы с присущим ей юмором и яркостью жанровых зарисовок.

Но как ни существенно национальное своеобразие каждой литературы, в них отчетливо проявляются сходные процессы, в частности в области романа.

Романисты социалистических стран стремятся глубже постигнуть законы жизни человека в бурно изменяющемся обществе, по-новому осмыслить путь каждой страны к социализму, насчитывающий три десятилетия, откликнуться на множество вновь возникающих социологических и этических вопросов, в том числе и на те, которые поставлены на повестку дня НТР. Все эти сферы жизненной практики и философской мысли, сближающие социалистические страны, естественно, обусловливают ту общность романной проблематики, которая уже отмечалась в нашем литературоведении2.

Однако новые тенденции проявляются не только в тематике – они затрагивают художественную структуру романа в целом, ведут к определенным жанровым сдвигам и даже позволяют говорить о некоторой типологической близости вновь возникающих жанровых разновидностей, начинающих играть заметную роль в сегодняшних художественных поисках.

Для первых послевоенных десяти или, точнее, пятнадцати лет чрезвычайно характерен следующий факт: многие лучшие достижения в литературах европейских стран, пошедших по социалистическому пути, связаны с развитием многопланового романа-эпопеи, в котором прослеживался путь наций от конца первой до конца второй мировой войны, исторически обосновывалась закономерность поворота этих стран к социализму. Такие романы, как «Мертвые остаются молодыми» А. Зегерс, трилогия М. Пуймановой, «Табак» Д. Димова, вошли в золотой фонд социалистической классики. Они имели сходные жанровые черты, сближающие их в типологическом смысле с советскими романами-эпопеями, прежде всего с «Тихим Доном» М. Шолохова и «Хождением по мукам» А. Толстого, которые справедливо относятся к классике социалистического реализма. Характерно, что именно романы-эпопеи, отразившие с таким колоссальным размахом и с такой глубиной великие исторические сдвиги, почти совершенно отсутствуют в западной литературе критического реализма.

В 60-е годы начался знаменательный и во многом сходный в различных братских литературах процесс изменения структуры романа-эпопеи как жанра. Эти изменения, вызванные бурными изменениями самой действительности, привлекают, естественно, внимание критиков во всех социалистических странах, но не всегда находят верное истолкование.

Когда говорят о таких приметах сегодняшнего романа, как обостренное внимание к внутреннему миру человека и усилившаяся роль интеллектуального начала, то нередко можно услышать законные возражения, что и в романе-эпопее психологический анализ часто очень глубок, а интеллектуальный потенциал весьма значителен. Это бесспорно, но все дело в том, что речь идет не об отдельных новых признаках, а об иной структуре романа. В романах-эпопеях жизнь героя не просто изображается на широком фоне общественной действительности, но общественная жизнь по существу перестает быть фоном и становится непосредственным объектом художественного изображения. Для выполнения подобной задачи автору необходимо поставить своих героев, – такой роман, как правило, бывает многогеройным, – на решающие направления общественных боев – нередко в качестве их участников. Система образов должна позволить воспроизвести конфликты такого масштаба, которые отображают столкновение общественных сил в полном объеме и приоткрывают завесу над историческим будущим.

М. Пуйманова приводит своего героя – коммуниста, адвоката Гамзу, на Лейпцигский процесс Димитрова; Елена Гамзова героически погибает, участвуя в подпольном антифашистском Сопротивлении в годы протектората, Станя Гамза сражается на пражских баррикадах в мае 1945 года, а его друг Ондржей входит в Прагу в рядах победоносной Советской Армии. Писательница не побоялась ввести в свой роман сюжетную линию, связанную с судьбой уничтоженной нацистами деревни Лидице, и хотя никто из ее главных героев в лидицких эпизодах непосредственно не участвует, они органически вписываются в широкое эпическое повествование.

Если сразу же после чтения трилогии М. Пуймановой взять в руки другой трехтомный роман, «Хвалу и славу» Я. Ивашкевича, то бросится в глаза не только несходство общей атмосферы, порожденное различием национальных судеб и традиций, но и различия в жанре, которые характерны для нового этапа. Хотя в «Хвале и славе» воссоздаются контуры бурной истории польского народа с 1914 до 1947 года, не вызывает удивления и замечание Р. Матушевского о том, что роман Я. Ивашкевича мало похож на образцы, созданные мастерами эпического жанра. Польский критик пишет: «Несмотря на многоплановость, богатство бытовых и исторических деталей, мы в сущности имеем дело (как и всегда в творчестве Ивашкевича) с произведением несколько камерным – в том, как писатель подходит к показу величайших исторических событий. Роман этот перенасыщен рассуждениями и диалогами, полными рефлексии и философского подтекста; в обрисовке персонажей то и дело проскальзывает какая-то частичка собственного «я» писателя» 3.

Думается, критик исходит все же из некоей модели романа-эпопеи в «чистом виде». Что же касается справедливо отмеченных им особенностей книги Я. Ивашкевича, то они как раз и характерны для развития широкой эпической формы романа в 60-е годы. К такому типу романа, в котором споры героев и авторские размышления о смысле истории, смысле жизни и искусства играют не меньшую роль, чем эпическое действие или психологический анализ, принадлежат и «Приключения мыслящего человека» М. Домбровской. И в этом произведении мы встречаемся с широким охватом общественной жизни Польши, начиная с конца XIX века и вплоть до трагического варшавского восстания 1944 года. Судьбы героев, представителей нескольких поколений семьи польских интеллигентов, переплетаются со многими событиями, определившими судьбу нации. В этом смысле и тут можно говорить о чертах романа-эпопеи. Но в то же время у М. Домбровской в центре внимания история духовных исканий героев, и это обстоятельство в такой же мере определяет характер романа, как и лирический голос автора, и частое обращение к факту и документу.

Некоторые общие особенности романа-эпопеи на новом этапе художественного развития удачно сформулировал словацкий писатель В. Минач. Рассказывая о своей трилогии «Поколение» (в центре произведения – словацкое антифашистское восстание 1944 года), он заметил: «Я не стремился к фактической полноте в изображении того времени, – это уже делалось другими; я хотел проанализировать моральные и психологические процессы: как и почему менялось мироощущение моего поколения». В. Минача больше всего интересует переломный момент, когда частное существование героя перекрещивается с путями истории, и он вынужден сам делать выбор, исключающий какие бы то ни было компромиссы: на какой стороне фронта сражаться. Писатель ставит своих героев в остроконфликтные ситуации и сосредоточивает свое внимание на внутреннем смысле поведения каждого из них. Из переплетения изображенных таким образом человеческих судеб вырисовывается впечатляющая картина восстания.

С высказыванием словацкого писателя перекликаются слова советского романиста С. Залыгина. Относительно некоторых своих романов он сказал: «Это произведения не столько событийные, сколько психологические. Думая о них, их замышляя, я не говорю себе: «Отражу-ка я такие-то и такие-то события!» Нет, дело обстоит иначе; я говорю: «Поставлю-ка я своего героя перед такими-то и такими-то испытаниями, в такие-то условия» 4.

Перемещение внимания от самих событий в их эпической полноте к духовным исканиям и нравственным конфликтам отличает многие романы последних лет, при этом в них сохраняются черты многопланового широкого повествования, захватывающего весьма значительные пласты общественной, исторической действительности. Уместно тут вспомнить роман литовского писателя Й. Авижюса «Потерянный кров» или роман «Знамена» югославского писателя М. Крлежи.

Несомненно, с романом-эпопеей связана живая и сильная традиция почти во всех литературах социалистических стран. Можно смело сказать, что его завоевания, прочно вошедшие в фонд достижений социалистического реализма, являются тем фундаментом, без которого были бы невозможны и сегодняшние достижения и поиски. Полемичность по отношению к этому жанру, порой ощущающаяся и в критике, и в художественной практике, относится не столько к нему самому, сколько к всеохватывающей экстенсивности многих малоудачных произведений с их безликой псевдоэпичностью.

Вместе с тем новый ракурс историзма, определивший изменения в романе-эпопее, повлек за собой и выдвижение на авансцену других видов романа в 60 – 70-е годы.

Теперь писатели не сосредоточивают свое внимание на полноте исторического материала, как было раньше, и меньше стремятся к слишком уж широкому охвату разных сфер жизни. Пласты действительности, попавшие в объектив писателя, становятся, естественно, у´же. Но в то же время художник освобождается от многих слабостей, присущих романистам, стремившимся во что бы то ни стало строить романы как исторические эпопеи, освобождается от свойства, которое А. Зегерс охарактеризовала как натужное стремление «показать любую отдельную деталь во всех ее социальных взаимосвязях» 5. В результате подобных тенденций граница между романом и повестью стирается, и нередко произведения, названные по традиции повестью, несут в себе жанровые признаки романа, а скажем, в польском литературоведении получил распространение термин «микророман».

Эта же тенденция дает себя чувствовать в советской прозе. Эстонский писатель Э. Ветемаа так и назвал свою книгу – «Маленькие романы». Ю. Трифонов, отстаивая в интервью свою манеру «густого» письма, замечает: «И я был доволен, когда читатели путали, что я написал – повесть или роман. Одни говорили о «Предварительных итогах» – «Я твой рассказ прочитал». А другие: – «Я твой роман прочитал» 6. Критик А. Бочаров, в беседе с которым и высказано это суждение автора, определил подобную «густоту» письма как «романную полноту, спрессованную в повесть». Это новое качество прозы можно наблюдать в творчестве многих писателей социалистических стран. Думается, что в нем проявляется одна из характерных тенденций развития романа сегодня.

Многие романисты отказываются ныне от роли летописца, дающего широкую панораму событий, отличающегося неким всеохватным пониманием происходящего. Теперь в повествовании гораздо большую роль играют подчеркнуто личная оценка, философские раздумья и поэтическое мировосприятие автора. А это в свою очередь влечет серьезные изменения в структуре романа.

Причины изменений в системе жанров, как и всякие серьезные сдвиги в литературе вообще, кроются в конечном итоге в общественных процессах. Это отмечают и критики в социалистических странах, исследующие сегодняшнюю литературную ситуацию. Болгарский критик Е. Каранфилов так характеризует сходные явления в социалистических литературах:

«Многообразие изменений в жизни общества, в отношениях между индивидуумом и коллективом побуждает писателей обращаться к их философскому осмыслению, в том числе – и по преимуществу – путем углубленного исследования внутреннего мира индивидуума; вместе с тем ему приходится заниматься социологическим анализом структуры современного общества.

Революционная динамика нашей жизни требует более динамичной литературы, способной уловить нюансы общественных перемен и вместе с тем дать представление об основном направлении нашей работы по построению зрелого социалистического общества» 7.

Впрочем, социологический анализ, о котором говорит Е. Каранфилов, может даваться и опосредствованно, не в прямом столкновении общественных сил, а во всей сложности и разнообразии человеческих взаимоотношений. Роман стремится воспроизвести не только крупные контуры общественных сдвигов (от этого он также не отказывается), но и тонкие нюансы изменяющейся житейской практики и мироощущения героев.

В то же время стремление к постижению явлений действительности в их синтезированном виде иногда побуждает писателей, так сказать, сокращать путь от образа к обобщенной, философской мысли, сжимая поле жизненной конкретики и избегая подробности житейских фактов.

Говоря о новых тенденциях в романе, следует отметить также изменение характера конфликта: писателей привлекают конфликты скорее нравственные, чем обнаженно социальные, с более опосредствованным раскрытием социальных проблем через этическую и философскую сферу8.

Перемены такого рода связаны с тем, что углубилось представление о человеческом содержании социально-политических процессов, обусловленное в свою очередь обогатившимся пониманием гуманизма. И роман сегодня в значительной мере учитывает субъективный момент в историческом процессе и больше сосредоточивается на драме отдельного человека.

  1. В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. I, Изд. АН СССР, М. 1953, стр. 271.[]
  2. См., например, упомянутую статью Т. Мотылевой «Всматриваясь в новое» и коллективный труд ИМЛИ «Герой художественной прозы» («Наука», М. 1973).[]
  3. Рышард Матушевский, Писатель народной Польши, «Иностранная литература», 1964, N 2, стр. 214.[]
  4. »Вопросы литературы», 1972, N 2, стр. 15. []
  5. »Иностранная литература», 1970, N 11, стр. 208. []
  6. »Вопросы литературы», 1974, N 8, стр. 175. []
  7. »Иностранная литература», 1974, N 3, стр. 198. []
  8. Многие сходные явления в советской: литературе отмечены в статье А. Бочарова «Круги художественного конфликта» («Вопросы литературы» 1974, N 5).[]

Цитировать

Бернштейн, И. Жанровая структура современного романа / И. Бернштейн // Вопросы литературы. - 1976 - №2. - C. 133-163
Копировать