Завершенный триптих
Ф. Наркирьер, Франсуа Мориак, М., «Художественная литература», 1983, 230 с.
Монография Ф. Наркирьера «Франсуа Мориак», представляя собой самостоятельную работу, в то же время является непосредственным продолжением двух предшествующих книг1 того же автора и воспринимается как составная часть единого научного замысла. Все книги построены по единому композиционному принципу: в хронологической последовательности излагается жизненный и творческий путь писателя, прослеживается исторически обусловленное развитие его философского и политического мировоззрения, художественного творчества, публицистики. А главное, книги эти посвящены писателям одного поколения, одного творческого метода – реалистического – и по преимуществу романистам, хотя каждый из них обращался и к другим литературным жанрам.
Подобно своему старшему современнику Р. Роллану, Ф. Мориак, Р. Мартен дю Гар и А. Моруа принадлежали к числу наиболее эрудированных и разносторонних по научным интересам литераторов своего времени. Каждый из них не только проявлял большое внимание к философской мысли прошлого и настоящего, проблемам истории, памятникам мировой культуры, но и отобразил это в своих книгах – художественных и теоретических.
Книги Ф. Наркирьера представляют собой первые монографические работы в нашей стране об этих выдающихся мастерах французской культуры. В них Ф. Наркирьер обстоятельно прослеживает, как в соответствии с воздействием на крупнейших романистов Франции таких исторических событий, как первая и вторая мировые войны, международное антифашистское движение периода Народного фронта и гражданской войны в Испании, Сопротивление, менялось их отношение к Советскому Союзу и к коммунистической идеологии, которая первоначально была им далека; как все более широким и углубленным становилось их мировосприятие, все более непримиримой критика буржуазных нравов. Должное внимание уделяется эстетическим воззрениям этих писателей, в основе своей очень родственным. Ф. Наркирьер пишет об их уважительном отношении к отечественной и зарубежной классике, в том числе и к русской, об их решительном неприятии декаданса во всех его проявлениях. Разумеется, несмотря на общность общественных и эстетических позиций Мориака, Мартен дю Гара и Моруа, Ф. Наркирьер учитывает и художественное своеобразие писателей.
В монографии о Мориаке автор прежде всего акцентирует внимание на своеобразном парадоксе: писатель был «баловнем судьбы», поскольку родился и вырос в материально благоденствующей консервативной семье, начиная с первых же своих творческих опытов получил широкое признание, а в 50-х годах стал лауреатом Нобелевской премии и членом Французской Академии, Ни до, ни после второй мировой войны у него не возникало ни малейших конфликтов с правящими кругами, но при этом, как справедливо пишет Ф. Наркирьер, «Франсуа Мориак – по характеру своего творчества – один из самых антибуржуазных французских писателей XX века» (стр. 66). Этот тезис обосновывается и прослеживается на протяжении всей монографии при анализе как художественной прозы, так и публицистических выступлений Мориака. Здесь Ф. Наркирьер решительно расходится с французскими исследователями, утверждающими, что критическое перо этого романиста касается только частной жизни провинциальных буржуа и что Мориак уделяет большее внимание явлениям патологического плана, чем распространенным, житейским. Полемизирует Ф. Наркирьер и с советскими учеными – своими предшественниками, противопоставлявшими Мориака Роллану, Барбюсу, Мартен дю Тару, Моруа и многим другим его литературным современникам, которые, обличая социальное зло, выражали при этом свои позитивные, гуманистические взгляды и создавали наряду с отрицательными и положительные характеры. Ф. Наркирьер обоснованно утверждает, что и Мориак в полной мере обладал четкими позитивными убеждениями, которые и побуждали его с такой страстной непримиримостью обличать все, что им противоречило. Это дает возможность заслуженно поставить Мориака в один ряд с другими писателями-гуманистами XX века и решительно его отмежевать как от циничных всеотрицателей его времени типа Селина, так и от современных гошистов, тоже декларирующих принципиальное неверие в исторический прогресс и в какие бы то ни было нравственные ценности.
Мориак с раннего детства до конца жизни был убежденным приверженцем религии. Основой его позитивных воззрений была христианская мораль, которая, казалось бы, никак не могла послужить фундаментом для прогрессивной гражданской позиции современного писателя. В первой главе монографии – «Дорога начинается в Бордо» – говорится о том, как складывались взгляды Мориака-подростка в его фанатически религиозной семье; в последующих главах – о католических взглядах, в большей или меньшей мере проступающих в творчестве писателя. Необходимо при этом отметить, что в одной из недавних своих работ, озаглавленной «Писатели и католицизм» 2, Ф. Наркирьер убедительно показал, что в современной Франции вследствие глубочайшего кризиса религиозного сознания и его расщепления на ряд «еретических» течений, далеко отошедших от догм официального католицизма, писатели-католики отнюдь не всегда бывают враждебны прогрессивным силам нашего времени. Многим из них чужда мистическая сторона религии, их помыслы обращены к таким чисто земным понятиям, как совесть и справедливость, моральная ответственность за свои действия, переустройство социальной жизни на демократических началах.
В монографии «Франсуа Мориак», подчеркивая принципиальное различие между католиками-консерваторами типа П. Бурже или Ш. Морраса и демократически настроенными писателями-католиками, взгляды которых значительно расходятся и с официальными догмами церкви, и с реакционной буржуазной идеологией, Ф. Наркирьер показывает, что и Мориак принадлежал к числу последних. Его убеждения не расходились с демократическими взглядами Шарля Пеги, его творчество стоит в одном ряду с творчеством тех его литературных современников, которые, будучи католиками, решительно выступали против фашистских оккупантов (Ж. Кейроль, Ж. Бернанос), обличали буржуазный аморализм (Ж. Грин), которые в наши дни сочувственно изображают тяжелую жизнь и борьбу трудящихся масс (Ж. Сесброн, Р. Шатоне). В монографии дается заслуженно высокая оценка обличительной книге Мориака «Черная тетрадь», опубликованной в 1943 году подпольным «Полночным издательством», и другим его публицистическим выступлениям против фашизма и колониализма.
При том, что католицизм Мориака был «еретическим», Ф. Наркирьер прослеживает в монографии и то, как идеалистические заблуждения отрицательно воздействовали на творчество писателя, особенно в тех случаях, когда они явно выступали на первый план, – как, например, в сценарии «Хлеб насущный», который не заинтересовал ни одного кинорежиссера. Лишь в тех случаях Мориак-художник побеждал Мориака-католика, когда он наполнял отвлеченно-религиозные понятия реальным социально-политическим содержанием, меняя этим их первоначальный смысл. Как справедливо пишет Ф. Наркирьер, «Мориак рассматривал жизнь как борьбу света и тьмы, любви и ненависти, бога и дьявола. Причем, сам того не желая, он объединял в своем сознании господство буржуазии с царством тьмы» (стр. 121). Точно так же ему и «господство фашизма рисовалось… царством дьявола» (стр. 179). Например, в романе «Фарисейка» (1941) Мориак обличал не отвлеченный грех лицемерия, воплощенный в евангельском понятии фарисейства, а конкретную и типичную представительницу современного капиталистического мира и его морали. К тому же этот роман, легально опубликованный в годы фашистской оккупации, прозрачно намекал читателям на лицемерную политику правителей, предавших Францию оккупантам якобы во имя ее благоденствия.
Позитивные убеждения Мориака сами по себе не являются прогрессивными, справедливо утверждает Ф. Наркирьер. Но объективно они стали основой критицизма писателя, побудительной причиной, сделавшей его непримиримым противником буржуазного мира, социальное зло которого и бичевал Мориак-художник, усматривая в нем воплощение абстрактного всеобщего зла и дьявольского начала.
В монографии в хронологической последовательности характеризуется все наследие писателя, включая публицистику, научные и религиозные трактаты, а также жанры, занимающие в его творчестве второстепенное место (лирика, новеллы, драматургия). Это дает возможность ясно представить творческий путь Мориака, полный взлетов и падений, новаторских исканий и внутренних: противоречий. Подробно охарактеризованы книги, в которых в наибольшей степени проявилось его реалистическое мастерство и обличительная сила (романы «Прародительница», «Тереза Дескейру», повесть «Мартышка»). А в центре внимания Ф. Наркирьера – три романа, которые он называет наивысшим достижением Мориака-художника и заслуженно причисляет к числу лучших образцов французской реалистической прозы нашего столетия, – «Клубок змей». (1932), «Дороги к морю» (1939) и «Подросток былых времен» (1969). Эти произведения семейного жанра автор монографии сравнивает с романами того же жанра Мартен дю Гара, Ж. Дюамеля, Ф. Эриа и др. Роман «Подросток былых времен» представлен как иносказательное выступление Мориака против гошистского нигилизма, которое, охватив значительную часть французской молодежи, сыграло отрицательную, демобилизующую роль во время майских событий 1968 года, когда Мориак, как и раньше, был также на стороне прогрессивных писателей, противопоставлявших аморализму гошистов положительные нравственные принципы.
Помимо современников, на формирование мировоззрения и творчества Мориака в той или иной степени оказали влияние и писатели прошлого, особенно Бальзак и Достоевский. Воздействие Достоевского, по мнению Ф. Наркирьера, проявилось преимущественно в философско-этическом мировосприятии французского романиста: это конфликт человека с его вечно беспокойной совестью, поиски добрых ростков в, казалось бы, погибших душах, мысль о том, что отсутствие моральных основ может стать причиной преступления. Воспринимая человеческую натуру в постоянном состоянии раздвоенности, внутренней борьбы, Мориак учился у Достоевского мастерству психологического анализа. «Вслед за Достоевским, – пишет Ф. Наркирьер, – Мориак стремится заглянуть в тайники человек ческой души, показать диалектику движения чувств» (стр. 84). Подобно прозе Достоевского, «проза Мориака тяготеет в первую очередь к жанру романа-трагедии» (стр. 75). А с реализмом Бальзака реализм Мориака сходен подробным изображением деталей материального мира, сложного сплетения денежных обязательств или юридических конфликтов, которые ставят людей в положение мучительной, иногда безвыходной зависимости.
Однако надо сказать, что Ф. Наркирьер бывает иногда и излишне щедр на включенное в книгу литературные имена. Так, например, тема владычества золота над людьми настолько характерна и обща для мировой литературы XIX и XX веков, что упоминание о «Тимоне Афинском» Шекспира (стр. 118) в наши дни уже не обязательно. Восприятие Мориаком периода оккупации как резкого размежевания между черными силами реакции и героикой Сопротивления (глава «Черное и красное») вряд ли вызвано воспоминаниями, навеянными романами Стендаля, и книгу А. Виноградова «Три цвета времени» здесь можно было бы, не упоминать (стр. 172). Омертвевшие души зловещих садистов и хищников современного буржуазного мира, изображенные Мориаком, ни по существу, ни по манере художественного воплощения не близки персонажам из «Мертвых душ» Гоголя (см. стр. 150), хотя название гоголевской поэмы действительно могло бы подойти и к некоторым мориаковским романам.
Анализируя художественный стиль Мориака, Ф. Наркирьер справедливо отмечает свойственную писателю экспрессию и связанное с этим тяготение к гиперболе, которая при сатирическом изображении отрицательных явлений обычно принимает характер зловещего гротеска. Пожалуй, к лучшим страницам рецензируемой монографии принадлежат те, где говорите» о неоднородном генезисе мориаковских гипербол. Одни из них связаны с евангельско-библейскими образами и сюжетами, другие – с традициями народного эпоса, как, например, проходящие сквозь все творчество Мориака (а также и Роллана) мотивы воды, огня, грозы. Мориак возвышался, убеждает автор исследования, до высокой лирической патетики, обращаясь к теме земли, природы, и переходил к обличительному гротеску, говоря о том, что земля в силу социальных причин превращается в предмет купли и продажи, а природа при этом хищнически истребляется. Отсюда – разнообразие и даже контрастность его художественной манеры при изображении одних и тех же объектов, но в разных их соотношениях с жизнью.
Монографию бесспорно оживляют рассказы автора о своих личных встречах с Мориаком, описания на основании непосредственных впечатлений его рабочего кабинета в Париже, а также улиц Бордо и дома, где прошли детские годы писателя. Это является еще одним подтверждением того, что работа Ф. Наркирьера не только научное исследование для специалистов-литературоведов, но в то же время – популярно написанная книга, представляющая интерес для всех увлекающихся зарубежной литературой нашего времени и ее выдающимися мастерами.