Заметки о провинциализме и не только о нем

1

Современную советскую литературу невозможно представить себе без завоеваний литератур народов Средней Азии и Казахстана. Чингиз Айтматов давно и» прочно завоевал всесоюзное и мировое признание; повести и романы узбеков А. Якубова, П. Кадырова, Э. Усманова, казахов А. Нурпеисова, О. Бокеева. туркмен Т. Джумагельдыева, Н. Джумаева, киргиза М. Мураталиева, таджика Ф. Мухаммадиева, не говоря о широкоизвестных произведениях «аксакалов», неизменно становятся объектом заинтересованного обмена мнениями на всесоюзной литературной арене. Общесоюзная литературно-художественная критика оказывает ощутимое, незаменимое воздействие на художественное творчество, на развитие научно-эстетической, филологической мысли в республиках Средней Азии и Казахстана; благодаря ее творческой помощи растут кадры местной литературной критики из братских республик, к которой начинают прислушиваться.

К числу таких работ я отнес бы обстоятельные статьи О. Шарафутдинова «О мастерстве лепки характера» («Шарк Юлдузи», 1984) N 3) и У. Норматова «Необходимый человек», «Добиться художественной завершенности» («Шарк Юлдузи», 1984, N 3, 11), написанные в живой, непринужденной манере, с полемическим накалом. Рассматривая три повести Эмина Усманова, О. Шарафутдинов, приветствуя попытку молодого прозаика воспроизвести острые, невыдуманные конфликты, случающиеся в жизни честных тружеников, показывает, что эти конфликты глубоко не исследуются, затрагиваемые проблемы остаются художественно не освоенными, авторская мысль зачастую лишь декларируется. С этим перекликаются наблюдения и выводы У. Норматова о том, что у многих узбекских писателей отсутствует умение живо и художественно изобразить положенный в основу сюжета богатый и сложный жизненный материал. Молодые критики Ш. Ризаев и Ш. Адылов страстно осуждают серость и поверхностность в прозе и поэзии своих сверстников. Их статьи «Когда отсутствует мастерство…» и «Если цель ничтожна…» («Ёшлик», 1984, N 6, 10), не во всем зрелые, но темпераментные и искренние, привлекли внимание литературной общественности. Запомнились выступления Л. Каюмова, М. Кошчанова, в которых дан достойный отпор буржуазным советологам. Книги И. Гафурова «Поэзия – это поиск» (1984) и С. Мамаджанова «Навстречу ветрам времени» (1984), написанные, правда, неровно, проникнуты духом утверждения всего свежего и положительного, стремлением к объективности и требовательности. Серьезный счет предъявляют к творчеству молодых одаренных поэтов и прозаиков Б. Нарбаев, И. Хаккулов и другие критики. Как говорится, лед тронулся: начали печататься довольно острые статьи и рецензии (пусть с немалыми усилиями). Оживилась работа в отделах критики журналов «Шарк Юлдузи» и «Ёшлик», которые, хотя и редко, все же предоставляют место для полемических выступлений, организуют «круглые столы» для обсуждения назревших теоретических и практических вопросов художественного творчества. В январском номере «Шарк Юлдузи» (1985), к примеру, начат разбор проблем языка художественной литературы с участием писателей и критиков. В еженедельнике «Узбекистон адабиёти ва санъати» ведутся рубрики: «Полемика», «Два мнения об одной книге». Отмечена сдвигами деятельность ряда критиков из Казахстана, Киргизии, Таджикистана. Свидетельство тому – статья А. Эркебаева «Настало ли время романа?», напечатанная в январском номере журнала «Дружба народов» за 1985 год и показательная прежде всего тем, что в ней киргизский критик рассматривает национальную романистику с высоты достижений многонациональной советской литературы 80-х годов. Ряд мыслей критика относится к творчеству писателей не только Киргизии, но и других республик Средней Азии и Казахстана. Вообще эта статья – характерный (и не единственный) пример того, что литературно-критическая мысль среднеазиатского и казахстанского регионов не топчется на месте.

К своим собственным соображениям о критике, высказанным в центральной и республиканской периодике, я хотел бы здесь добавить, что ныне необходимо оценивать, анализировать, обобщать творческие поиски писателей из братских республик на основе всесоюзных и мировых художественных завоеваний. Мне близка мысль С. Азимова: «Будем поддерживать, развивать сравнительный анализ творчества узбекских писателей с достижениями всей советской многонациональной литературы. Будем учить и учиться смотреть на свою национальную литературу с единой общесоюзной вышки. Это обяжет к вдумчиво объективному, всесторонне обоснованному взгляду на то или иное произведение» («Литературное обозрение», 1984, N 10, стр. 17).

Призыв этот закономерен, однако, к сожалению, часто остается на бумаге, не выходит за пределы бурных заседаний, не влияет на реальную творческую практику.

Что же мешает этому?

Увы, препятствий очень много. Это прежде всего провинциализм, сконцентрировавший в себе уйму литературных «болезней», связанных с отсталостью, косностью и анахронизмом в художественном творчестве и научно-эстетической мысли. Явление это сегодня многолико и проявляется в разнообразных, порой внешне не сразу заметных формах.

Я подразумеваю под провинциализмом научно-эстетическую косность и отсталость, комплиментарность и протекционизм в оценке произведений, поверхностное, одностороннее, искаженное толкование художественных и жизненных явлений, схематизм, иллюстративность в художественном и научно-эстетическом мышлении и т. д. Речь идет вовсе не только о «периферийных» писателях и критиках. Нет, провинциализм расцветает везде и всюду, где существуют и процветают бездарные, профессионально слабые, незрелые писатели и критики, а отсутствием подобных литераторов не могут похвалиться ни центр, ни периферия. Просто на периферии провинциализм дает знать о себе в более обнаженной форме. Бороться с этой бедой тем более необходимо, что на счету талантливых представителей литератур Средней Азии и Казахстана немало социально весомых, острых, художественно ярких произведений, которые дают критикам верные и точные критерии.

2

Передо мною две статьи. Одна из них, посвященная принципам создания положительных образов в современной казахской литературе, написана X. Садыковым и опубликована в июльском номере «Простора» за 1984 год. Другая – о развитии новых традиций в таджикской советской поэзии, – принадлежащая перу Ю. Акбарова, напечатана в «Памире» в августовском номере за 1984 год. В обеих статьях выражена бесспорная мысль о том, что творческая удача сопутствует тем писателям, которые при всех обстоятельствах остаются верными правде жизни, не изменяют своему дарованию, своему самобытному взгляду на действительность. Оба критика, наконец, резонно отмечают, что многим казахским и таджикским писателям удалось достичь весомых результатов. Так, X. Садыков пишет: «Особенно плодотворными, по-моему, были 70-е годы. Именно в этот период появляются такие романы, как «Мангистауский фронт» И. Есенберлина, «Черное ожерелье» Ш. Муртазаева, «Времена года нашей жизни» С. Санбаева, «Если хочешь жить» Р. Сейсенбаева, «Барьер» А. Джаксыбаева, «Взрыв» М. Сарсекеева и другие. Произведения разные и по глубине, и по характеру изображения жизни, они объединяются общим стремлением создать полнокровный образ нашего современника…» («Простор», 1984, N 7, стр. 122 – 123).

Допустим; но в чем же конкретно достоинства перечисленных произведений? Вот что пишет об этом критик: «Положительные герои в них – на орбите основных событий, в гуще конфликта. Они, как правило, молоды, энергичны, отдаются работе со всем жаром. Таковы и директор строящегося крупного завода Бекен Искаков («Если хочешь жить» Р. Сейсенбаева), и начальник металлургического цеха Танат Таубаев («Взрыв» М. Сарсекеева), и другой начальник цеха Батырбек из романа А. Джаксыбаева «Барьер», или главный инженер рудника Нариман Данаев («Черное ожерелье» Ш. Муртазаева). Этих героев мы видим на производстве, в семье, в кругу товарищей. Они думают не только о производственных планах и заданиях, но и о других важных проблемах жизни» (стр. 123).

Можно было бы и здесь согласиться с критиком, если бы он внес ясность в то, чем же отличаются эти герои друг от друга, каков их живой человеческий облик, отразилась ли в них правда жизни со всей ее социальной, философской, психологической сложностью и глубиной… Но ничего этого в статье нет.

Примерно в таком же духе разбирает X. Садыков образ героя романа А. Нурпеисова «Половодье»: «А главный герой – это Жадигер, человек средних лет, не красавец и не так уж деловит и решителен, чтобы перевернуть горы. Но не в этом дело. Самое дорогое и привлекательное в Жадигере – это его сердце, отданное морю, родному краю, родному народу. Он не просто переживает драму Аральского моря, где родился и вырос. Он защищает это море; бьет тревогу на весь район, область, страну. Он себя не жалеет, день и ночь пропадает вместе с рыбаками в бушующих далях моря. В лице Жадигера мы видим социально и граждански активную личность, которая живет и работает по меркам нашей коммунистической морали» (стр. 120 – 121).

Можно верить, что и это правда; но ведь, скажем, и Шамурадов из романа узбекского писателя А. Якубова «Совесть» тоже, говоря словами X. Садыкова, не красавец и гор не переворачивает, и в нем бьется сердце, целиком отданное родному краю и народу, и его можно назвать «социально и граждански активной личностью, которая живет и работает по меркам нашей коммунистической морали». Но ведь Жадигер и Шамурадов при всем этом такие разные люди!

Неконкретные, неаргументированные разборы литературных явлений создают одностороннее, упрощенное представление о произведении, о творческом процессе. Читая статью X. Садыкова, можно подумать, что большинство казахских романистов работает на одном и том же высоком идейно-эстетическом уровне.

Между тем у меня из памяти еще не выветрилось тревожное выступление казахского писателя А. Кекильбаева «Скрывая беду, не увидеть победу» («Литературная газета», 10 ноября 1982 года), где есть небезуспешная, хотя и весьма осторожная, попытка раскрыть причины появления в Казахстане за последние годы «ошеломляющего потока романов-однодневок». К тому же в статье самого X. Садыкова порой проскальзывают дельные, хотя и отрывочные, слишком робко и деликатно высказанные критические замечания, которые наводят на мысль о далеко не благополучном положении в современной казахской романистике.

И если бы X. Садыков, одаренный критик, во всеоружии приступил к анализу произведений, то он наверняка достиг бы более серьезных результатов. В этом я убедился, прочитав его трезвую, наполненную острокритическим пафосом рецензию на слабые книги казахских прозаиков Турсункулова и Найманбаева («Дружба народов», 1983, N 7).

Всегда ли мы, критики, дорожим своим словом, своими мыслями, не забываем ли порой, что делом критика вовсе не является комментирование в хвалебном тоне всего, что выходит из-под пера писателей? Об этом я думал, читая статью Ю. Акбарова «С миссией поиска», в которой нет даже намека на какие-либо существенные просчеты и упущения таджикских поэтов и которая буквально заполнена именами поэтов, названиями произведений: «Стихотворные циклы в 60 – 80-х годах получили новое развитие в творчестве таких поэтов, как А. Шукухи («Любовь и семя», 1955), Ф. Ансори («Из Вахшской тетради», 1959), М, Миршакара…» («Памир», 1984, N 8, стр. 108 – 109).

Далее следует список еще 29-ти циклов стихотворений, которые, как уверяет Ю. Акбаров свидетельствуют о том, что современная таджикская поэзия поднялась на новую ступень своего развития. Не ограничиваясь «голым» перечнем фактов, в такой манере характеризует критик ряд крупных поэтических произведений: «Если М. Турсун-заде, М. Каноат в основном проявили склонность к созданию лирических поэм, то М. Миршакар (особенно в своих последних поэмах «Страницы любви», 1975, «Бунт разума», 1979), Б.