Юдифь или Олоферн?

«Забудут? Вот чем удивили! Меня забывали сто раз…» – писала Ахматова, знавшая цену и славе, и забвению. Но, пожалуй, более трагична судьба не забытого, а неузнанного.

Пьеса Н. В. Недоброво «Юдифь», написанная в 1912 году, была опубликована лишь одиннадцать лет спустя, через четыре года после смерти автора¹, и с тех пор остается труднодоступной для читателей и почти вовсе не прочитанной исследователями, снова в случае с Недоброво подтверждая трагическую идею недовоплощенности – так можно определить судьбу этого поэта без книги, ученого без диссертации, критика без монографии, драматурга, чьи пьесы не ставили и не читали.

В стремлении «исправить» посмертную судьбу поэта и написана эта статья, чтобы, во-первых, представить саму пьесу, а во-вторых, попытаться вписать ее в тот историко-поэтический ряд, в котором она создавалась и в который не вошла, хотя и была этого вполне достойна.

«Юдифь» – не единственная драма Недоброво. Архив поэта, хранящийся в Пушкинском доме, содержит ранние драматургические опыты поэта². Поздние материалы, относящиеся к 1910-м годам, представлены в фонде Недоброво в РГАЛИ и содержат текст трагедии «От кончины божественного Нерона», еще не вошедшей в исследовательский обиход. Ни рукописи, ни машинописи «Юдифи» в материалах РГАЛИ нет: очевидно, в редакцию «Русской мысли» они попали через Ю. Л. Сазонову-Слонимскую, а к ней – от Л. А Недоброво (вдовы поэта). Вероятно, опубликованный текст надо считать и последним, окончательным: во всяком случае, тетрадь стихотворений, также оказавшаяся в распоряжении Сазоновой-Слонимской и хранящаяся ныне в РГАЛИ, содержит правку, относящуюся к самому позднему времени – 1918 году (умер поэт в 1919 году)!

Начало творческой истории «Юдифи» прослежено в упоминавшейся выше статье И. Г. Кравцовой, Г. В. Обатнина. «Первое свидетельство о замысле трагедии находим в дневниковой записи от 3 апреля 1905 года: «Как-то раз в Симферополе я разговаривал с Любовью Александровной о том, что, выручая разных людей из тюрем и из войны и путешествуя для этого по разным генералам etc, она, в сущности, уподобляется Монне Ванне. Она сказала, что да, и что она могла бы быть и Юдифью. «В этом случае недурно бы было оказаться Олоферном», – подумал я, и мне в голову пришла идея прекрасной трагедии в стиле французского классицизма. Заглавие: «Юдифь» – стих александрийский. <…>

Вообще, я разрушу предрассудок о том, что Олоферн что-то грубое и всклокоченное. Это будет самый изящнейший генерал-губернатор, какого только можно придумать. <…> Вся горечь трагедии будет заключаться в том, что в то время как Юдифь будет думать, что она перехитрила Олоферна и великая героиня, публике будет ясно, что великий герой желания – Олоферн, и Юдифь – игрушка в его руках, его прихоть»… Упоминания о «Юдифи» встречаются в дневниковых записях 1905… 1907 годов… трагедия становится своеобразным «семейным» произведением («наша трагедия»…) супругов Недоброво. Однако писать ее Недоброво начал в июле 1909, а окончательный вид она приняла только в октябре 1912 года…» ³. Это подтверждается письмом Недоброво Б. В. Анрепу от 21 октября 1912 года: «Я в начале месяца совершенно окончил «Юдифь» ⁴. В 1913 году Недоброво ведет переговоры с Московским Художественным театром о читке и постановке пьесы; однако известно, что постановка не осуществилась. Недоброво собирался переслать Анрепу машинописный экземпляр трагедии, но, по- видимому, и это не получилось: он впервые читал «Юдифь» Анрепу и Ахматовой 13 февраля 1916 года⁵.

Можно подумать, что это была и в самом деле первая читка. Во всяком случае, в сохранившихся повестках Общества поэтов, созданного Недоброво в 1913 году, чтение или обсуждение «Юдифи» не значится. Пригласивший Блока читать там впервые «Розу и Крест», устроивший заочное чтение поэмы Анрепа «Физа», выступавший сам с докладами по истории или теории литературы, по современной поэзии, Недоброво, вероятно, не считал для себя возможным, будучи товарищем председателя Общества и главным организатором заседаний, устраивать обсуждение своей большой поэтической вещи: известна его щепетильность, заставлявшая каждый раз снимать специальное помещение для заседаний Общества, чтобы не собираться в чьем-либо доме и чтобы это обстоятельство не мешало полному беспристрастию выступающих.

Итак, в литературный процесс 10-Х годов «Юдифь» Недобро-во не вошла. Но обращение поэта к вечному сюжету включало его в иной – более широкий – ряд.

Ветхозаветная Книга Иудифи не раз становилась предметом истолкований в искусстве. «Принято было иллюстрировать несколько эпизодов этой истории, но чаще всего Юдифь изображается с отсеченной головой Олоферна, обычно сопровождаемая служанкой, держащей мешок. Впервые образ Юдифи встречается в средние века как пример добродетели, побеждающей порок, и может ассоциироваться с фигурой СМИРЕНИЯ. Она широко изображалась также в эпоху Возрождения, когда картина ее победы являлась парной к сюжету о «Самсоне и Даниле».., а также об АРИСТОТЕЛЕ и КАМПАСПЕ. Такое сопоставление указывает на то, что эта тема тогда считалась аллегорией несчастья мужчины, оказавшегося в руках замышляющей коварство женщины… В искусстве Контрреформации эта тема неожиданно становится прообразом Кары – как выражение победы над грехом» ⁶.

Н. В. Недоброво, прекрасно знавший, по свидетельству Ю. Л. Сазоновой- Слонимской (близкого друга поэта в последние годы жизни), Священное Писание, интересовался и искусством средневековья и Возрождения. Ему, конечно, была известна по Эрмитажу картина Джорджоне «Юдифь», где Юдифь попирает ногой отрубленную голову Олоферна. Однако спокойно-безмятежное лицо Юдифи Джорджоне мало общего имеет с трагическим ореолом, каким окружена Юдифь у Недоброво. Скорее ее можно сблизить с известной гравюрой Г. Доре в книге «Библейские мотивы», изданной в Петербурге в 1897 году и, вполне вероятно, известной Н. В. Недоброво. Он мог также знать оперу А. Н. Серова «Юдифь», написанную во второй половине XIX века и шедшую на сцене Мариинского театра в Петербурге. Нужно учесть и то обстоятельство, что работал над своей «Юдифью» Недоброво в Петербурге, а также в Италии и Германии. Однако среди множества имен художников и названий полотен, упоминающихся в письмах к Анрепу этого периода, нет ничего, что бы относилось к Юдифи, – кроме собственной работы. Но в трагедии названных три мотива (добродетель, смирение, женское коварство) присутствуют, хотя развиваются по-своему – в соответствии с первоначальным и не менявшимся впоследствии замыслом.

Итак, главной фигурой должен был стать Олоферн, а не Юдифь. В пьесе у него нет «пары», как это было, например, в либретто оперы Серова, написанном Д. И. Лобановым, К. И. Званцовым и А. Н. Майковым. Там приближенный Олоферна, Асфанез, восхищается красотой Юдифи, и Олоферн убивает его из ревности. У Недоброво же снижающей, комической «парой» к Олоферну выступает безымянный Воин, досадующий на то, что сопровождающая Юдифь в стан Олоферна служанка Керенгапух слишком стара. Эта единственная во всей трагедии комическая реплика звучит в напряженнейший момент последнего (как и полагается для трагедии) пятого акта, когда Керенгапух, с мешком, в котором лежит отрубленная голова Олоферна, отправляется в Ветилую. В нарушение библейского текста Юдифь у Недоброво остается в стане врагов.

Голос Воина

Кто тут?

Голос Керенгапух

Керенгапух.

Голос Воина

Одна?

Голос Керенгапух

Да, госпожа потом…

Голос Воина

Ну в эту ночку сна

Ей видно не вкусить – вкусней ей, видно, ложе…

Иди себе! А будь ты, право, помоложе

Ты б дождалась ее без скуки. Что бы ей

Другую привести, лет на сто поюней!

Дальше в пьесе за ремаркой «Долгая тишина» следует монолог Юдифи, над которым Недоброво работал, как следует из писем к Анрепу, особенно тщательно: если внешней кульминацией пьесы надо считать убийство Олоферна, то оно-то как раз и остается за сценой. Но настоящей (внутренней) кульминацией служит монолог Юдифи в пятом акте: здесь же у драматурга самое смелое отступление от библейского текста, до тех пор, пожалуй, не встречавшееся ни у кого из художников, осмыслявших историю Юдифи. Но об этом чуть позже.

Раз уж речь зашла о «парных» героях в системе образов пьесы (и мы видели, что у Олоферна в полном смысле слова «пары» нет, лишь разряжающая напряженность действия «вставка» с Воином), то надо сказать, что для Юдифи Недоброво вводит параллель: это еще одна знатная (как и Юдифь) вдова Иохаведа. Она является к старейшинам Ветилуи обезумевшая от горя, с умершим младенцем на руках: из-за голода и жажды (в осажденной Вети-луе не остается запасов пищи и воды) она не смогла выкормить ребенка. Муж Иохаведы погиб, пытаясь добыть воду. Своими гневными речами безумная Иохаведа побуждает народ Ветилуи к бунту против старейшин – народ склоняется к тому, чтобы сдаться на милость Олоферна. Возникает замешательство и раздор среди правителей города. Вот тогда-то у Юдифи и рождается план спасти свой народ ценой своей жертвы. Она видит в этом Божий промысел и упрекает старейшин в богоотступничестве.

Юдифь

Ужели на меня поворотился лик,

Лик Бога Господа! Но в чуде все чудесно.

Что было – в буквах книг; что будет – неизвестно.

Я силой немощна, что в том? Не я, вдова,

Меч вознесу, но Бог. О вещие слова,

Знаменованья дел, вы просверкали снова!

После эпизода с бунтом безумная Иохаведа навсегда исчезает со страниц трагедии: ее образ, которого нет в ветхозаветном тексте, видимо, понадобился Недоброво не только как катализатор сюжетного действия, но и для того, чтобы противопоставить ей героизм Юдифи.

Итак, в трагедии обозначаются два равноправных героя: Юдифь и Олоферн. Но, как мы помним, главное в замысле Недоброво был новый, переосмысленный Олоферн – «самый изящнейший генерал-губернатор» (как видим, всегда безукоризненно отточенный в формулировках, как вспоминают, кажется, все мемуаристы, Н. В. Недоброво не замечает здесь у себя стилистической погрешности – или ему надо особо подчеркнуть это свое видение своего Олоферна?). Ставший «гением желания» по замыслу автора, Олоферн уже во втором действии видит Юдифь и охвачен страстью. Что в тексте Ветхого Завета было лишь проходным замечанием (там сказано, что Олоферн, как только увидел Юдифь, был пленен ее красотой) – у Недоброво получает подробную разработку. Олоферн вместе со своими воинами переодевается пастухом и сам вместе с ними идет в Ветилую – на разведку. Это мотивировано тем, что иудеи представляют загадку для Олоферна, как и для Навуходоносора: среди всех народов они одни еще не покорились вавилонянам. Их хранит их бог, как об этом рассказывает Олоферну Ахиор, вождь аммонитян, взятый воинами Олоферна в плен. Навуходоносор же богом мнит себя.

Таким же всемогущим видит его и Олоферн, который тоже бросает вызов Богу иудеев:

И будет в эти дни их тайный Бог разгадан!

Я на Него иду, сломить Его отпор!

И вот он уже не просто завоевывает Ветилую и всю Иудею – он чувствует себя равновеликим Богу. Даже в охватившей его страсти он, как это и было задумано драматургом, сам наводит Юдифь на мысль об убийстве… самого себя: в нем, привыкшем играть со смертью в сражениях, видимо, просыпается страсть игрока и в случае с Юдифью… Но сперва Олоферн узнает через своих соглядатаев, кто она, предварительно подслушав пламенную речь Юдифи, призывающей свой народ укрепить веру и ввериться Божьему промыслу. Вот диалог героев в конце второго действия.

Олоферн

Постой…

(Олоферн подходит к Юдифи,

удаляющейся с площади в сопровождении служанок.)

Мне, пастуху, пророческая речь

Запала глубоко, и, думаю, сберечь

Израильский народ ты можешь мудрой речью.

Поди, склони врага.

Юдифь

Увы, простосердечию

Нет места на земле! Не ты ль один, пастух,

Владеешь им? Что враг?! – и здесь бессилен дух…

Олоферн

Тогда умилостивь красою Олоферна.

Юдифь

Презренный! Что сказал?! Мне слышать это скверно!

Олоферн

Готовишь на позор ты всех, зовя на бой!

1. »Русская мысль», 1923, N VI-VIII. [↩]
2. См.: И. Г. Кравцова, Г. В. Обатнин, Материалы Н. В. Недоброво в Пушкинском доме. – «Шестые Тыняновские чтения. Тезисы докладов и материалы для обсуждения», Рига-Москва, 1992.[↩]
3. »Шестые Тыняновские чтения», с. 93. [↩]
4. »Письма Н. В. Недоброво к Б. В. Анрепу». Публикация Г. П. Струве. – «Slavica Hierosolymitana», vol. V-VI, Jerusalem, 1981, p. 450. До этого упоминания о «Юдифи» встречаются в письмах к Анрепу от 27.Х. 10, 7/20.IX.11. [↩]
5. Борис Анреп, О черном кольце. – В кн.: Анна Ахматова, Сочинения, т. 3. Париж, [1981], с. 440 – 441.[↩]
6. Джеймс Холл, Словарь сюжетов и символов в искусстве, М., 1997, с. 631 – 632.[↩]