Я. В. Солдаткина. Мифопоэтика русской эпической прозы 1930-1950-х годов: генезис и основные художественные тенденции

Основательное и продуманное исследование Я. Солдаткиной начинается с весьма примечательного утверждения о соответствии развития русской эпической прозы 1930-1950-х годов «тому культурному пути, который был проделан русским социумом на протяжении минувшего столетия <…> Смещение крупных эпических форм на периферию литературного процесса <…> отражает особое умонастроение той поры, вызванное крушением общепринятых норм и ценностей, предчувствием грядущих глобальных перемен» (с. 3). Однако ожидаемой «социологической» интерпретации сугубо литературных явлений не состоялось. Автор сумел избежать одностороннего подвоха, рассматривая становление мифопоэтического канона эпической прозы А. Платонова, М. Шолохова, Б. Пастернака и др. и весьма корректно и тонко, с учетом философского и литературного контекстов, продемонстрировать создание русской эпикой собственного неомифа. Учитывая понимание мифа как вторичной семиологической системы Р. Барта, а также изыскания в этой области мэтров отечественного литературоведения (Ю. Лотмана, М. Гаспарова, В. Топорова), автор монографии определяет на их основе собственный исследовательский ракурс: рассмотрение мифопоэтики как промежуточной области между уровнем собственно поэтики и проблемно-идеологическим уровнем текста, связывающей их в единое художественное целое. При этом мифопоэтика отнюдь не сводится исследовательницей исключительно к творческому переосмыслению исходного мифологического материала и созданию на его основе авторских текстов; Я. Солдаткина исследует мифотворчество как средство выражения национального самосознания, «способ создания нового национального мифа, предназначенного для всего этноса» (с. 19).

Уже в первой главе («Литературные предпосылки возникновения неомифа в прозе 1930-1950-х годов: неомиф в романах А. П. Платонова»), сопоставляя взаимодействие образов «Чевенгура» и «Счастливой Москвы» с мифологемами языческого и христианского происхождения, Я. Солдаткина демонстрирует, как Платонов с одной стороны — подменяет официальный соцреалистический массовый миф о «новом» герое и строительстве коммунизма мифологией чевенгурцев, основанной на «уничтожении разобщенности, «сиротства» с помощью братского единения и воскресения мертвых» (с. 37), с другой — противопоставляет ему способность к самопожертвованию, самоценность человека как «соборного единства индивидуальностей» (с. 81) в «Счастливой Москве», реально ведущие к счастливому будущему отдельной личности и нации в целом.

Через анализ функций мифологических и евангельских реминисценций в структуре авторского текста осмысливаются шолоховский неомиф в «Тихом Доне» («Мифопоэтика эпопеи М. Шолохова «Тихий Дон»: национальное мировоззрение и национальный характер»), «Поднятой целине» («Роман М. Шолохова «Поднятая целина»: приемы художественного диалога с массовой советской мифологией») и пастернаковский в «Докторе Живаго» («Роман Б. Пастернака «Доктор Живаго»: основные принципы построения и центральные мифологемы»). Каждый из романов предлагает читателю, по мысли исследовательницы, всеобъемлющий мифопоэтический образ мира, выражающий миросозерцание целого этноса с его представлениями о гармонии и традиционнымии поисками высшей мудрости. Но если в «Тихом Доне» и «Поднятой целине» развитие личности и народа представлено автором на фоне столкновения и примирения революционной и патриархальной идеологии, синтеза ее с христианскими гуманистическими мотивами, то в «Докторе Живаго», объединяющем «личностную, национальную и общечеловеческую историософскую проблематику» (с. 271), дискуссия с массовой советской мифологией завершается окончательным противопоставлением ей мифологемы личности в контексте большого исторического времени.

Завершением разговора о мифопоэтике становится рассмотрение малых эпических форм 1950-1960-х годов («Судьба человека» М. Шолохова, «Evgenia Ivanovna» Л. Леонова, «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына), исполненных уже не пафоса обустройства страны или воссоздания национального космоса, но осмысливающих «вопросы дальнейшей духовной жизнеспособности нации» (с. 275). Воплощением его теперь становится «маленький человек», сохраняющий, как показывает исследовательница, связь с эпической народной традицией и уже на новом историческом витке возрождающий идею соборности.

Справедливо объединяя столь разные, на первый взгляд, тексты в единый «мифопоэтический» контекст, автор монографии тем не менее не рассматривает вписывающиеся в него образцы «деревенской прозы» конца 1950-х годов, осмысливающие все ту же мифологему личности в ее отношении к национальному и общечеловеческому. Однако, несмотря на это, серьезная и глубокая книга Я. Солдаткиной может претендовать на полноправное место в ряду трудов, исследующих мифопоэтику отечественной прозы ХХ века.

О. ОСЬМУХИНА

г. Саранск