«Я прожил свою жизнь недаром…»

Н. Оттен, Дань, «Советский писатель», М. 1980, 191 стр.

В одной из статей о военкорах Великой Отечественной войны писалось: «Каждый третий из ушедших на фронт писателей– около четырехсот человек– с войны не вернулся. Это большие потери. Может быть, они были бы меньшими, но очень часто писателям, большинство которых стало фронтовыми журналистами, приходилось заниматься не только своими прямыми обязанностями… многие просто оказались в строю– воевали…» ¹

Один из тех четырехсот, кто «с войны не вернулся»,– главное действующее лицо новой книги Николая Оттена «Дань».

«Юноша, которому не суждено было состариться». Одаренный инженер-радиотехник, легко и счастливо вошедший в литературу: первая же его повесть, опубликованная столичным журналом «Красная новь» в 1938 году, принесла ему славу, признание критики, лестные предложения театров и киностудий… Писатель, ставший с первых дней войны фронтовым корреспондентом армейской газеты «Советский патриот». Солдат, принявший неравный бой с фашистами и погибший в том бою 20 сентября 1941 года на Полтавщине, под селом Богодуховка. Вот вехи биографии Юрия Крымова. «…Обыкновенный человек в ряду обыкновенных людей своего народа…»– пишет о нем автор. И почти сразу же вступает в противоречие с собой: «Биография его оборвалась на самой высокой точке духовного взлета, в минуту высочайшего подвига». А строкой дальше: «Это как бы модель героя нашего времени в своем идеальном варианте».

«Обыкновенный человек»– и «герой нашего времени». Не режет ли глаз и слух очевидное, намеренное несовпадение этих характеристик?

Но в том-то и видится заслуга автора «Дани», что героем книги он сделал не счастливчика фортуны, удачно стартовавшего в литературе, но «человека общей судьбы», а если в подробности и оттенки этой судьбы всмотреться повнимательнее, то– целый тип людей, целое поколение, энергией и волей которого «поднималась страна в трагические и противоречивые, мрачные и величественные 30-е годы», поколение, мужественным подвигом которого была завоевана наша Победа…

Книге о Ю. Крымове, товарище «по цеху» и ровеснике, Н. Оттен предпослал подзаголовок: «Невымышленная повесть». С таким жанровым обозначением соглашаешься не сразу, По первому впечатлению, это– достоверный, невымышленный диалог.

Диалог Оттена-прозаика и Оттена-критика, напряженность ритма которого поддержана множеством авторских вопросов и ответов. Каждый из них (равно, как и интереснейшие наблюдения, словно бы мимоходом оброненные в тексте) по-своему важен и выразителен; портрет Юрия Крымова, человека и художника, как бы лепится у нас на глазах.

Напомнив, к примеру, что «Танкер «Дербент»»читают и по сей день как одну из лучших книг о нашем рабочем классе», что повесть эта, вышедшая у нас в стране тиражом почти в 2 миллиона экземпляров и переведенная на 10 европейских языков, уже несколько десятилетий входит в школьные программы, Н. Оттен прерывает себя вопросом: «Разве в 30-е годы не было талантов, блиставших более ярко… тверже запавших в сознание миллионов читателей?»

Что ж, и Юрий Крымов даже на волне шумного успеха искренне считал себя «учеником», сделавшим лишь первую заявку на право профессионально заниматься литературой». Справедливо вдвойне, если вспомнить, что инженер Юрий Беклемишев свой первый рассказ «Подвиг» написал в начале 30-х годов, а печататься– как Юрий Крымов– начал еще лет через пять.

«Как бы ни оценивалось то, что написал Юрий Крымов, личность его значительнее того, что он успел сделать в литературе»– так звучит ответ автора, формулирующий его позицию. Логично. Дистанция времени, возможность оглянуться на прожитое, на путь нашей литературы в минувшем сорокалетии позволяет Н. Оттену как бы «додумать ситуацию до конца», раскрыть перед читателем небольшой посмертный архив Юрия Крымова, где остались не только наскоро записанные эпизоды будущих книг и контуры сценариев, но нечто большее, я бы сказала, эскизы будущей, непрожитой жизни Личности.

Вспомним, однако, как оценил П. Павленко появление Ю. Крымова на литературном горизонте: «Его «Танкер «Дербент» поразил читателя легкостью, свободой и простотой изображенных автором человеческих чувств… Он пришел в литературу как в соседнюю с его прямым делом область живого строительства, пришел с жизнеощущением человека, умеющего создавать вещь своими руками… и, сам того не ведая, он становится выразителем новых течений в советской литературе». Соглашаясь и полемизируя с этой оценкой, Н. Оттен подчеркивает: чтобы стать «выразителем новых течений в советской литературе», молодому писателю нужно было нечто большее– прорыв в будущее, писательское провидение, которое одно и поднимает подлинное художественное произведение над временем…».

Произошло ли это с Крымовым? Сохранился ли он как личность и художник своего времени в том будущем дне, во имя которого жил и погиб, его защищая? Для Н. Оттена– это самые важные вопросы, ответить на которые должна «Дань».

Не ставя перед собой задачу увеличивать критическую литературу о Крымове (есть, как известно, серьезные, добротные работы об этом писателе у М. Кузнецова и П. Громова; были и десятки журнальных статей), Н. Оттен написал «невымышленную повесть».

И это, как убеждает книга, не эффектная «жанровая наклейка». Есть в повести главный герой и десятки иных действующих лиц: портреты одних прорисованы детально, других– лишь эскизно намечены. Есть острые повороты в сюжете и четкая завершенность каждого отдельного эпизода с доминирующей, тоже «невымышленной», темой. Это– тема чести, которую берегут смолоду; ценности простых человеческих чувств и творческого братства; идея о неразрывной духовной связи литературного героя и автора, искусства и жизни. Наконец (и это придает книге Н. Оттена особую ценность подлинника), в ней живет и дышит время. Время надежд и трагедий, тесной скученности коммунальных квартир, грандиозных преобразований и безоглядных просторов мечты. Время, когда молодая советская литература искала свои пути, обретала собственный мощный голос…

Юрий Крымов, напоминает нам автор «Дани», не написал ни одного автобиографического произведения («не дожил до того возраста, когда появляется тяга вернуться в собственное детство и юность и за письменным столом ощутить обретенную зрелость»); он никогда не вводил себя в ранге героя ни в одну из своих работ.

Поэтому, приближая к нам «крупные планы» крымовских литературных героев, искусно пользуясь кинематографическим эффектом «замедленной съемки», прозаик и кинодраматург Н. Оттен вводит читателя в достоверную атмосферу Времени, в центр композиции с множеством действующих лиц, каждое из которых– характером, поступками, кругом размышлений– способно рассказать не только о себе, но и о художнике, его создавшем.

…Поэзия труда. Вот что никогда не было чем-то самодовлеющим для Ю. Крымова, одного из первых наших прозаиков, обратившихся к теме человека-труженика, но составляло смысл жизненной позиции близких ему по духу героев– летчика Кости из рассказа «Подвиг», крутого и решительного механика Басова из «Танкера…», персонажей трудно рождавшейся повести «Инженер», эскизно прочерченных характеров в сценарии «Кирьяк». Вот что определяло степень «этической активности» (И. Дедков) и молодого писателя.

Размышляя о срединном положении повести на территории прозы, В. Белинский– в статье «О русской повести и повестях г. Гоголя»– писал; «Есть события, есть случаи… которые в одном мгновении сосредоточивают столько жизни, сколько не изжить ее и в века: повесть ловит их и заключает в свои тесные рамки» ².

«Событием», которому и впрямь тесно на лимитированной площади небольшой по объему книга, стала жизнь самого Юрия Крымова. Жизнь– как постоянная подготовка к Свершению, к Подвигу.

Жанр диктует свои законы и требования, заставляя автора «Дани» как бы развернуть сюжет в сюжете, на фоне литературоведческого и психологического анализа работ Крымова рассказать о нем самом, о развитии и движении его характера, о коллизиях непростой творческой судьбы, объяснить, каковы же были те «подводные рифы, через которые он пытался пройти».

Итак, перед нами– характер, движущийся и меняющийся на глазах у читателя. Юноша, совсем еще мальчишка, бурно проживающий свой «пиратский период» («Матрос, Черное море, Балаклава, Коктебель, Варна, рыбаки, контрабандисты, бьет как поленом, учится на физмате»). Молодой мужчина, влюбленный в жену, в друзей, в жизнь и в каждый новый ее рассвет за окнами тесной комнатенки на Метростроевской, где, отвоевав половину обеденного стола под письменный, пишет Крымов свои первые рассказы и знаменитый «Танкер «Дербент»… Мужественный, целеустремленный человек, остро переживающий удары и тревоги времени; требовательный художник, казнящий себя за любую фальшивую ноту в том, что он писал; наконец, гражданин, для которого подвиг был «сущностью и смыслом всякой человеческой жизни и личным счастьем».

Николай Оттен– прекрасный рассказчик, активный и ироничный собеседник. Он не выходит на «первый план» повествования, хотя, как напоминает о том его книга, действительно был близким другом Крымова; работая вместе с ним над инсценировкой «Танкера…», был в курсе всех творческих планов и свершений Юрия Крымова. В книгу «Дань» входишь, как в реально существующий дом, населенный людьми, с которыми хочется познакомиться получше.

Среди них те, кому довелось протянуть руку молодому прозаику– дельным советом, доброжелательным участием в судьбе первой рукописи, бессонной ночью за общим литературным трудом (поэт Ю. Либединский, актриса Мария Берггольц, один из «крестных отцов»»Танкера…»– писатель А. Митрофанов); и те деятели искусств, с которыми ненадолго сводила Крымова творческая судьба (Вл. Яхонтов, кинорежиссер С. Ермолинский, ленинградский режиссер С. Радлов); и самые первые, самые строгие читатели, критики– родители писателя, настоящие интеллигенты, в кругу дружеского общения которых были и Луначарский, Серафимович, Брюсов, А. Белый, А. Толстой…

Страницы, им посвященные, исполнены неподдельного авторского уважения; они еще заметнее проявляют ту атмосферу родственности в среде Ю. Крымова, которая– в лучшем, изначальном, смысле– есть истинная близость духовная, родство идей и убеждений.

Надо отдать должное Н. Оттену– он сохраняет «невымышленную» объективность, обходится без сахарного сиропа, укрупняя судьбы персонажей своей книги. Особенно удачен, на мой взгляд, психологический портрет жены писателя– Анны-Марии-Ирины Оскерко, в чьей судьбе были и горькие, и трагические страницы, верной помощницы и друга Юрия Крымова– и «просто женщины», красота которой, по словам автора «Дани», звучала «в богатстве полутонов, в бесконечной переменчивости мыслей, чувств, настроений».

Автономных эпизодов и вставных новелл на страницах этой повести много, порой с излишком. Правда, в этом и особая притягательность книги-беседы, создающая иллюзию присутствия автора «под одной крышей» с его читателем.

К тому же заметим, что большинство эпизодов логично и естественно складывается в общее построение повести. Объединяет их мысль рассказчика– Н. Оттена, как правило, присутствующего в каждой новелле: мысль о неразрывной социальной связи человеческих судеб, о ценности духовного потенциала каждой личности, сильной своей убежденностью, верой, идеей.

«…Личность его значительнее того, что он успел сделать в литературе»,– сказал о своем герое автор «Дани» на первых страницах повести. Но последняя часть книги знакомит нас с поистине замечательными страницами творчества Юрия Крымова, где духовный потенциал личности ощущается вровень таланту писателя.

Это– письма Юрия Крымова с фронта близким, жене Анке. Поразительные по силе эмоционального воздействия литературные документы.

«Читатель теперь знает, как выглядит война, он хочет знать, как выглядит душа человека»,– так обозначил Илья Эренбург высшую нравственную задачу литератора-газетчика в годы военного лихолетья. В «Дани» приведена лишь одна фронтовая публикация Ю. Крымова «В маленьком городке», по поводу которой Н. Оттен верно заметил: «…И в этом наспех написанном очерке писатель проявил себя писателем, а талант обнаружился сам собой…»

Талант «обнаружился» и в каждом письме военкора, где он почти не говорит о себе («работаю много», «работа моя идет впрок»), но ярко и страстно– о том, «как выглядит душа человека»: «…Я вижу такое, о чем будут писать еще через сто лет. Это действительно Великая Отечественная война. И под ее дыханием малые люди становятся титанами».

Эти письма можно цитировать и цитировать: в них живет и светлая любовь к Женщине, и святое чувство к Отчизне, и стремление как можно больше рассказать о друзьях-фронтовиках, о жизни и смерти каждого героя, но– главное!– о том, «что в этом человеке было и что толкало его на подвиг». Последняя записка Юрия Крымова жене осталась недописанной. Ее нашли после гибели писателя в кармане гимнастерки– запекшиеся от крови, проколотые фашистскими штыками строки звучат как завещание воина-коммуниста: «…Я прожил свою жизнь недаром и если придется умереть, то недаром умру». Какие исполненные мужества и достоинства духа слова!

Автор «Дани» сообщает: не было у Крымова детей. А он их так любил… Им, детям тех, «кто с войны не вернулся», и внукам седых ветеранов Великой Отечественной, и адресованы его письма, отправленные в наше Сегодня.

«Прорыв в будущее»? Для Юрия Крымова он, этот «прорыв», состоялся. И это подтверждает сильная невымышленностью правды книга Николая Оттена.

1. Л. Лазарев, Это стало историей, «Новый мир», 1967, N 6, стр. 238.[↩]
2. В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. I. Изд. АН СССР, М. 1963, сто. 271.[↩]