№2, 1988/Обзоры и рецензии

Выбор исторического пути

I. «Современные литературы европейских социалистических стран 1945 – 1980 (историография, периодизация методология исследования)» М., «Наука». 1986, 269 с.

II. «Роль прогрессивных литературных традиции в развитии и взаимообогащении социалистических культур», М., «Наука». 1986, 336 с.

III «Общие закономерности и национальная специфика в литературах европейских социалистических стран (проза 60 – 70-х гг)», Изд. МГУ, 1986, 272. С

IV. «Выбор пути Литературы европейских социалистических стран в первые послевоенные годы», М., «Наука», 1987, 320 с.

За четыре десятилетия созидания социалистического общества в Европе сложилась исторически молодая многонациональная литературная общность, осваивающая мир с позиций коммунистического идеала, отмеченная качественно новым типом связей между социальным развитием и литературой.

В ее нынешнем арсенале вполне достаточно серьезных художественных открытий, значение которых выходит за рамки одной страны, одного региона. Настало время подвести первые итоги этого пути социалистических литератур, проверить некоторые оценки литературной критики в историко-литературном аспекте, осмыслить уроки относительно небольшого, но важного для мировой культуры временного отрезка.

Этому и посвящены коллективные труды: «Современные литературы европейских социалистических стран 1945 – 1980 (историография, периодизация, методология исследования)», «Выбор пути. Литературы европейских социалистических стран в первые послевоенные годы», подготовленные Институтом славяноведения и балканистики АН СССР при участии и в тесном сотрудничестве с литературоведами НРБ, ВНР, ГДР, ПНР, СРР, ЧССР; «Роль прогрессивных литературных традиций в развитии и взаимообогащении социалистических культур»- исследование Института мировой литературы АН СССР, и «Общие закономерности и национальная специфика в литературах европейских социалистических стран (проза 60 – 70-х гг.)» – работа, возникшая по инициативе ученых Московского, Варшавского университетов и Университета имени Гумбольдта в Берлине, в которой приняли участие и ученые из других социалистических стран Европы. Если в первой из названных книг исследуется процесс возведения всего здания литератур социалистических стран, то в трех других внимание ученых сосредоточено на определенных направлениях: воссоздан первый послевоенный этап, рассмотрен полуторадесятилетний период 60 – 70-х годов и на примере усвоения традиций в процессе их взаимообогащения освещен сегодняшний день.

Систематическая разработка проблематики новой литературной общности ведется давно: вспомним сборники очерков «Художественный опыт литератур социалистических стран» (1967), «Новые явления в литературе европейских социалистических стран» (1976), «Общее и особенное в литературах социалистических стран Европы» (1977) и многие другие работы, свидетельствующие о том, что советская литературная наука развивалась вместе с объектом своих наблюдений. Показателен и жанр рецензируемых книг – коллективный труд, заметно переросший своего прямого предшественника – сборник статей и прочно утвердившийся в последние годы как свидетельство того, что характер развития новой литературной общности потребовал и новых подходов. Примечателен также и еще один момент: авторские коллективы таких трудов становятся все более интернациональными, убедительный тому пример – совместная с университетами социалистических стран коллективная монография филологов МГУ.

Рецензируемые коллективные труды итожат сделанное в разных странах по подготовке научной истории послевоенного развития европейских социалистических литератур, прослеживают, как менялся на протяжении десятилетий их национальный облик и арсенал изобразительно – выразительных средств, как происходило утверждение новой эстетики через кризисные ситуации, преодоление авангардизма и перегибов в литературной политике, известных субъективистских искажений. Книги близки проблемно-историческимподходом и установкой на определение типологии художественного развития литератур и культуры социалистических стран при бережном внимании к их национальной самобытности; вместе с тем они и существенно отличаются одна от другой, в каждой – свой подход к исследуемому материалу.

Опираясь на положение В. И. Ленина о том, что интернационализация культуры и духовной жизни вовсе не означает их нивелировки, авторы стремились рассмотреть сложное взаимодействие интернационального и национального в литературном процессе каждой страны. «…Подчеркивая общность развития литератур социалистических стран, – пишет во «Введении» к университетскому сборнику Е. Цыбенко, – их сходные стадии развития, одни и те же трудности, во многом близкие художественные результаты, не менее важно сказать и о специфике художественного творчества в каждой национальной литературе. Выявляя национальные особенности, необходимо учитывать и неравномерность экономического и культурного развития отдельных стран, и разные национальные культурные традиции, и преобладание того или другого влияния в формировании этой традиции, и воздействие распространенных в той или иной стране художественных течений, и, конечно, неповторимый характер творческой индивидуальности крупных художников слова, всегда определявших лицо литературы» (III, 9 – 10).

Впервые поставлены как самостоятельные и назревшие, с охватом литератур всех социалистических стран и всего послевоенного периода, проблемы историографии, периодизации и методологии исследования в труде «Современные литературы европейских социалистических стран 1945 – 1980…». Это определило как теоретический характер книги, так и ее дискуссионный пафос. Обсуждаются разные пути решения поставленных временем задач, разные точки зрения, причем некоторые из них (например, варианты предложенной периодизации) носят, как предупреждает введение «От редколлегии», предварительный характер. Если раньше мы часто уходили от трудных вопросов, ограничиваясь одним подходом, зауженным кругом идей, то теперь нормой становится дискуссионность, широкое обсуждение противоположных мнений. Диалектика мышления предполагает альтернативы, энергия свободного спора стремится исчерпать идею, проверить ее на смежных областях, ибо только так и может развиваться наука.

Вопрос: «какой быть литературной истории европейских социалистических стран?» поставлен и обсужден в разных ракурсах. Рассмотрены (в сборнике I) как методологические подходы, их соотношение, взаимозависимость, эффективность, так и вопросы периодизации. Авторы одних статей (С. Шерлаимова, Ю. Богданов, Г. Ольшовский и Л. Рихтер, Д. Боднар, В. Хорев) исходят, хотя и в разной степени, из опыта всех литератур; другие сосредоточены преимущественно на одной, но и там решаются существенные проблемы, идет ли речь о многонациональной литературной общности, сложившейся на основе особого типа взаимосвязей (Г. Ильина, А. Бочаров), о поэтике социалистических литератур (С. Беляева) или же о восприятии в СССР литератур социалистических стран (Т. Агапкина), творчестве отдельных писателей (О. Кириллова, Е. Львова).

В статье С. Шерлаимовой развитие литератур европейских социалистических стран послевоенного времени становится объектом историко-литературного изучения. К 70-м годам литературоведение каждой из стран уже имело ощутимые результаты изучения и «собственного» развития, и инонационального опыта. Делая краткий обзор усилий в этом направлении от первых проб до систематических исследований последних лет, автор статьи отмечает, что общая картина только начинает разрабатываться, а «многие предварительные и приблизительные оценки годами повторяются без надлежащей выверки» (I, 6). На материале 40 – 50-х годов теперь видна поверхностность как огульно-негативного, так и абстрактно-хвалебного подхода к реальным процессам исторического становления социалистической литературы в странах Европы. В статьях Ю. Богданова, В. Хорева, С. Игова, Е. Цыбенко, М. Фридмана (I) доказательно говорится о необходимости историзма, раскрытия реальной диалектики литературного развития как исторически обусловленного процесса.

Эта идея проходит и через другие книги, присутствует в рассуждениях о традициях, продуктивное изучение которых невозможно без «связующей нити» историзма (работы Г. Белой, П. Топера, Н. Яковлевой, И. Бернштейн, вошедшие в труд ИМЛИ).

Отмечая повышение интереса к истории, редакторы главы «Человек и история» Г. Юнгер и Е. Любарева в другом сборнике – «Общие закономерности и национальная специфика…»- обращают внимание на сближение художественного подхода в советской и других европейских социалистических литературах, прежде всего проявившееся в изменении самого ракурса художественного видения. «Не человек в исторических событиях, – пишут они, – а человек, движимый историей и движущий историю, является объектом искусства – таково кредо многих писателей» (III, 25). Столь же существенное изменение в подходе к теме ведет и к усилению в литературе двух, казалось бы, противоположных тенденций – тенденции субъективно-лирического изображения, с одной стороны, и изображения аналитического, тяготеющего к эпике и вовлекающего разные виды документальных средств, – с другой. Эти тенденции прослеживаются практически во всех национальных литературах, и в то же время только конкретный анализ отдельных литератур и отдельных произведений позволяет доказательно осветить их художественное воплощение, а также выявить существующие различия. Правда, здесь хотелось бы увидеть более четкое определение границ исторической прозы. Не слишком ли они расширяются, не размывается ли специфический для этой тематической группы характер проблем, если в главу об историческом прошлом включены произведения о первых послевоенных годах в румынской деревне или о венгерском контрреволюционном мятеже.

Многие авторы рецензируемых книг отмечают негативные последствия нормативно-суженного понимания характера социалистической литературы и ее традиций, схоластического отождествления понятий «литература социалистической страны» и «социалистическая литература страны» и в то же время убедительно аргументируют вывод о том, что это отнюдь «не должно вести к отказу от борьбы за социалистический реализм как метод всей литературы» (I, 17). Так, Я. Урбаньска-Слиш и Е. Цыбенко объясняют различный уровень реализации темы труда и рабочего класса «степенью идейной зрелости художников, наличием уже окрепшего, как, например, в советской литературе, метода социалистического реализма или только подступов к овладению им писателями других стран» (III, 110). Вряд ли у кого-либо это суждение вызовет возражение. Однако его трудно согласовать с неоднократно сделанными в книге «Общие закономерности и национальная специфика…» заявлениями об укреплении в 60 – 70-е годы позиций социалистического реализма во всех исследуемых литературах. «Для большинства литератур социалистических стран (исключая Чехословакию конца 60-у гг.), – пишет Е. Цыбенко, – 60 – 70-е гг. явились новым этапом – этапом роста социалистической идейности, усиления позиций социалистическое го реализма, расширения многообразия стилевых течений» (III, 13). Думается, что это положение звучит излишне обобщенно – ведь никуда не уйти от ослабления позиций социалистического реализма, от наличия несоциалистических тенденций в польской и югославской литературах именно в эти годы.

Слабое историко-литературное изучение багажа, накопленного современными социалистическими литературами, по мнению С. Шерлаимовой (I), одна из причин того, что их художественно-эстетическое достояние весьма недостаточно учитывается в спорах о закономерностях развития мировой литературы нашего столетия, о ее будущем. Представляется, что другая, и столь же важная, причина – недостаточное теоретическое осмысление общих «внутренних» закономерностей развития европейской социалистической литературы как единой во всем своем многообразии системы со своею «особенной» логикой развития. Задавая вопрос, какой же должна быть история литературы европейских социалистических стран, С. Шерлаимова предлагает строить ее, рассматривая пути национальных литератур. Этот принцип никогда не утратит своей актуальности: то национально-особенное, что составляет живую реальность мировой (в том числе и мировой социалистической) литературы, не может быть познано вне углубленного анализа каждой национальной литературы в ее конкретно-исторической специфичности. Однако, вероятно, возможен и другой принцип.

Сравнительно – типологический метод дает основания строить историю современной (!) литературы по принципу, скажем, интегрирующему межнациональное развитие. Правда, как справедливо замечено в статье Г. Ольшовского и Л. Рихтера, «пока еще отсутствует опыт последовательного применения сравнительного метода для изучения истории современных социалистических литератур как единого целого» (I, 31). Но очевидно, что многие национальные явления могут быть восприняты в соответствующем им значении и масштабности только при расширении призмы их рассмотрения благодаря одновременному сопоставлению с равными и соразмерными явлениями из других национальных литератур. Поэтому принципиально важным представляется включение в рецензируемых работах в контекст разговора советской литературы.

Отношение к советской литературе именно как к многонациональной, дающей пример плодотворного взаимодействия литератур, имеющих разные традиции и разный исторический опыт, в методологическом плане довольно важно для типологического изучения литератур, за плечами которых тоже отличные национальные пути развития. Румынский литературовед Д. Мику справедливо отмечает, что все литературы социалистических стран объединяет то, что они «руководствуются социалистическими идеалами, говорят свое слово при решении важнейших проблем современности, утверждая свои взгляды, основываясь на марксистско-ленинском мировоззрении и историческом опыте своего народа, используя при этом все художественные средства» (III, 8). Исходя из этого, нам кажется не только возможным, но и насущно необходимым одновременное исследование истории литератур и по национальному принцицу, и по типологическим характеристикам, и как единого развивающегося целого. В предисловии к книге «Роль прогрессивных литературных традиций…» И. Бернштейн обоснованно пишет о том, что «новое духовное единство, стимулирующее общность культур социалистических стран», создает «в то же время благоприятные условия для более полного раскрытия самобытности каждой национальной культуры» (II, 3).

Споры вызвал вопрос о периодизации литературного развития эпохи социализма, вопрос, требующий выверенных критериев, систематизации и выявления основных тенденций движения литературы в целом. Предложены (в сборнике I) самые разные критерии периодизации: изменение общественной функции литературы и ее отношений с читателем, проблемно-стилевая и жанровая динамика, литературный процесс и творческие поколения. В разных статьях по-разному намечены временные этапы, периоды, подпериоды. Например, в болгарской литературе: 1944 – 1948, 1949 – 1956, конец 50-х – первая половина 60-х, 70-е годы (С. Игов); в чешской: 1945 – 1948, 1949 – 1956, 1957 – 1968, 70 – 80-е годы (Ш. Влашин); в словацкой: 1948 – 1956, 1956 – 1969, с 1970 – по настоящее время (М. Томчик); в румынской: 1944 – 1949, 1949 – 1960, 1960 – 1970, 1970 – до наших дней (Дж. Мунтян). Подробный анализ некоторых других вариантов сделан на конкретном материале в статьях А. Гугнина, Н. Пономаревой, В. Середы, Е. Цыбенко, А. Бочарова, М. Фридмана; менее обстоятельно освещена периодизация в литературоведении Югославии, возможно, из-за отсутствия специальной статьи по этому вопросу.

Большинство предлагаемых вариантов периодизации дробят развитие литературы по десятилетиям, что далеко не всегда обусловлено логикой литературного процесса. Выделяются даже совсем мелкие периоды – в три-четыре года. Не отрицая значимость и таких периодов внутри более крупных, когда речь идет об истории одной литературы (что показал труд «Выбор пути»), следует все же признать целесообразность укрупненной периодизации, которая впервые была предложена в статье Ю. Богданова, В. Хорева, С. Шерлаимовой «Литература реального гуманизма» («Вопросы литературы», 1977, N 10).

В рецензируемых сборниках обобщен методологический опыт, накопленный марксистским литературоведением, учеными социалистических стран: историко-генетический, сравнительно-исторический, типологический, историко-функциональный, системные методы исследования, вбиравшие в себя «далеко не однозначный опыт социологической школы» (I, 29). Отмечая все новые уровни сложности, на которые выходила наука, успехи и крах некоторых из методов, Ю. Богданов показывает на примере эпохи «Бури и натиска», которую на наших глазах пережило структурно-семиотическое моделирование, опасность абсолютизации какого-либо одного из этих «дифференцирующих» подходов. От этого предостерегают и Д. Боднар, оперируя венгерским опытом, и М. Фридман на примере исканий румынских коллег.

Небезосновательны рассуждения Г. Ольшовского и Л. Рихтера (I) о значении историко-функционального и коммуникативного подходов в условиях нового характера конкретного взаимодействия литературы и общества. Однако, когда речь далее идет о конкретных примерах, призванных доказать возможности функционального анализа, возникают вопросы. Так, например, не убеждает попытка авторов объяснить появление «волн» военной прозы: мысль, что эта проза изменяется на наших глазах и современный материал превращается в исторический, верна лишь настолько, насколько любая тема, связанная с событием исторического значения, когда-либо да превращается в историческую. Здесь же озадачивает другое: почему тема второй мировой войны все еще не становится исторической, отчего в ней с каждым периодом открывается «второе дыхание» и она продолжает существовать суверенно от исторической прозы? Вряд ли это можно объяснить тем, что «не материал обусловливает функцию, а функция определяет способ обращения с материалом» (I, 37). Что касается военной прозы, это верно, на наш взгляд, лишь частично: не требуется доказывать, что «победа над фашизмом… является определяющим фактором, характеризующим нашу эпоху в целом» (III, 70), что сам по себе материал, которым оперирует проза о второй мировой войне, содержит такой мощный идейный и эмоциональный пафос, что ему под силу «управлять» функцией.

Новый угол зрения на «старый», отходящий на рубежи истории разнообразный литературный и литературно-критический материал содержится в «Выборе пути», исследующем очень краткий по времени отрезок: самые первые годы после освобождения европейских стран армией первого в мире социалистического государства (1944 – 1945 гг.) до полной победы в них социалистических революций (1948 – 1949 гг.). Эти переломные годы имеют исключительно важное для всего последующего хода развития социалистических культур значение. Важна и предоставленная нам возможность еще раз, через призму сорокалетнего пути, посмотреть на литературную жизнь первых послевоенных лет, проверить многие эстетические программы и установки в сфере культурной политики, в сложном диалектическом процессе следования или отказа от которых литература осваивала новые для себя горизонты действительности. Логика истории не только позволила вернуться к прошлому, но и настоятельно потребовала это сделать, чтобы иметь возможность двигаться дальше с учетом опыта и уроков самого трудного, пожалуй, первого этапа.

В сборнике «Выбор пути» широко приводятся документальные источники тех лет: манифесты, декларации разных группировок, творческих объединений, концентрировавшихся вокруг отдельных печатных изданий, материалы конференций и первых писательских съездов. Обстоятельно представлены позиции немарксистов, критиков католической ориентации, среди которых были и явные враги социалистической культуры, и скрытые, а потому еще более опасные, например В. Черный в Чехии.

Среди не принявших в первые годы социалистическую культурную программу были и те, кто искренне опасался, что новые принципы несовместимы со свободным творческим процессом, что идеологическая заданность неизбежно приведет к понижению художественного уровня. Вопросы эстетических ценностей, всегда актуальные, не уходили из поля зрения марксистской критики и в те годы, тем более что время, требовавшее от художника незамедлительного участия в общественной жизни, могло провоцировать и спешные отклики на злобу дня. Н. Пономарева цитирует передовую одного из первых номеров болгарской газеты «Литературен фронт», напоминавшую, что «и агитка, и лозунг, и песня, и политический репортаж – все должно быть написано с таким мастерством, которого достигла наша современная литература. Мы отступим от воплощения вечных тем в интересах борьбы со злейшим врагом культуры – фашизмом, но мы не должны отступать от тех совершенных средств, которые уже завоеваны сегодня нашей поэзией» (IV, 9).

Избежать таких «отступлений» полностью, вероятно, не удалось ни одной из литератур. В литературе социалистического реализма немало книг, где высокие идеалы не нашли соответствующей художественной формы; есть такие книги среди посвященных войне и строительству новой жизни, где тема, не подкрепленная мастерством и ответственностью художника, оставалась лозунгом и художественно девальвировалась. Были справедливые замечания по поводу известной декларативности, скольжения по поверхности изображаемых событий. Однако многие выпады против новой литературы делались в буржуазном литературоведении и критике с целью ее дискредитации.

А. Гугнин (IV) приводит оценку литературного развития в Восточной Германии, данную в ФРГ, согласно которой, напротив, первые послевоенные годы видятся как «либеральный пролог» социалистической литературы ГДР, в дальнейшем оказавшейся в жестких догматических рамках. Похожие суждения высказывались и в польской ревизионистской критике, противопоставившей 1945 – 1949 годы как золотой век польской литературы последующему ее развитию. Несостоятельность таких оценочных выводов показана на примере анализа литературных произведений тех лет и в статьях О. Кирилловой, Л. Широковой, Т. Агапкиной (IV).

Проблема выбора пути остро стояла во всех странах: и там, где, как в ГДР, Венгрии и Румынии, она осложнялась многолетним наследием фашизма и профашистских режимов, и там, где, как в Югославии, вопрос о социалистической ориентации был практически решен уже в ходе партизанской национально-освободительной борьбы и не было таких острых литературных дискуссий на первом этапе (их время придет позже). Однако и здесь были свои сложности. Г. Ильина отмечает, что «узкое, догматическое понимание метода социалистического реализма и административные методы его «внедрения» вызвали последующую негативную реакцию не только на это толкование, но и на сам метод» (IV, 280). В. Хорев пишет об ошибках этого же свойства в Польше, «особенно в начале 50-х годов, когда идеологическая работа в области культуры часто подменялась администрированием, а принципиальная критика – вульгарно – социологическими проработками писателей» (IV, 134).

Время – объективный арбитр – проверяет действенность одних тенденций и несостоятельность других. Оно сделало очевидным, к примеру, отрицательные последствия поспешных попыток отказаться от психологического анализа и самого понятия «психологизм» в литературе как несовместимых с революционными задачами.

Можно сказать, что новый характер психологизма в романе социалистических стран последнего десятилетия – одна из сквозных проблем, которую в разных ракурсах ставят авторы труда ИМЛИ. Она обстоятельно » рассматривается в работе Н. Лейтес; анализируя выступления против психологизма некоторых марксистских критиков 20-х годов, она приходит к выводу, что «предыдущий, «непсихологический» этап был не напрасным: именно тогда определился важнейший критерий оценки личности – идеологический. На первых порах этот критерий проявлялся в излишне прямолинейных, упрощенных образных решениях, но с ним наметились принципиально новые перспективы» (II, 110).

Время также выявило ненадобность замены психологического анализа социальным, занимающим, по словам О. Россиянова, едва ли не главное место в ценностной системе реализма. Рассуждая о критическом реализме как художественном наследии литератур социалистических стран, исследователь убеждает, что социальность «немыслима вне человека и без человека, «помимо» его душевного мира. Социальность и есть внутренний человеческий мир в его сложных отношениях (роста, подчинения, сопротивления, улучшения) с миром внешним» (II, 91 – 92).

Вопросы мастерства писателя, художественности оказались, как видим, тесно связанными с проблемой традиций. О восприятии культурой социалистических стран классического наследия, революционной литературы 20 – 30-х годов, литератур Советского Союза писали Й. Петерка, В. Хорэв, А. Гугнин, Н. Пономарева; проблему традиций затрагивали почти все участники рассматриваемых коллективных трудов. В другом контексте, под теоретическим углом зрения – проблема функции традиции в процессе взаимообогащения культур социалистических стран на сегодняшнем этапе – поставлена она в книге «Роль прогрессивных литературных традиций в развитии и взаимообогащении социалистических культур». Особая актуальность этой проблемы определилась в начале 80-х годов, о которых Ю. Гусев пишет как о своего рода историческом этапе, «когда на фоне смены поколений имеет место своего рода «инвентаризация» накопленного опыта и раздумье над тем, какие из опробованных в прошлом путей наиболее эффективны в настоящее время» (II, 207).

Роль традиций в условиях интенсивного сближения культур социалистических наций, умножения духовного потенциала личности рассмотрена в книге в различных аспектах: восприятие советского опыта на примере творчества Горького, возможности комплексного изучения связей горьковского наследия с ходом литературного развития в социалистических странах (П. Топер), изменение традиций как «одной из важнейших проекций» (II, 37) времени в советской культуре и эстетической мысли (Г. Белая), новые аспекты восприятия Толстого, притягательная сила его идей, образов, личности писателя (А. Пиотровская), традиции отечественных культур и восприятие классического наследия на примере «мировых образов» (О. Россиянов, Н. Лейтес, И. Млечина, Ю. Гусев, Н. Кореневская, И. Бернштейн), традиции революционной публицистики 20 – 30-х годов и антифашистской литературы (Р. Филипчикова, Н. Яковлева), интернациональный смысл культурных традиций в литературной критике и публицистике Я. Ивашкевича (Я. Станюкович), взаимодействие соседних социалистических культур на примере традиций литовской культуры в творчестве И. Бобровского (Ю. Архипов).

Авторы рецензируемых сборников, как правило, решительно отказывались «от поисков в направлении выявления частных аналогий, сходных образов и сюжетных положений, пытаясь найти более крупные масштабы сопоставлений» (II, 9), что соответствует нынешнему этапу сравнительного изучения литератур. В центре их внимания была «динамическая подвижность» классического наследия и его «непрерывная актуализация», увеличение функционального спектра традиций и противопоставление живых, прогрессивных традиций мертвому «традиционализму». Литература современных социалистических стран представлена как наследующая лучшие духовные ценности прошлого, в широком спектре философских, нравственных и художественных исканий, в контексте наиболее близких литературе видов искусств, с пристальным вниманием к анализу поэтики наиболее значительных произведений. Думается, справедлив вывод о многообразии конкретно-практического воплощения метода социалистического реализма, об изменении соотношения субъективно-лирических и объективированных художественных форм, о расширении традиционно реалистических способов изображения за счет условно-символических и гротесковых. Перед нами, по словам Г. Белой, «искусство, включенное в историю человечества. Именно этот отсчет от человечества и созданной им культуры меняет лицо и традиции и новаторства, позволяя заметить связи между явлениями, прежде казавшимися изолированными» (II, 40).

Замысел данного труда сам по себе чрезвычайно важен: показать традиции как развивающуюся силу не просто в каждой из национальных литератур, а как силу становления всей мировой социалистической культуры в целом, показать, что «отношение к традициям является существенной типологической характеристикой современного этапа развития социалистических культур» (II, 8). И во многих работах, например, П. Топера и Г. Белой, он плодотворно реализован. Вместе с тем в других статьях, хорошо написанных, опирающихся на новый материал, не всегда, на наш взгляд, есть необходимая сосредоточенность на теоретическом аспекте заявленной проблематики и ощутим разрыв между критико-литературоведческими наблюдениями и осмыслением проблемы традиций даже внутри национальных литератур.

Четыре рецензируемых сборника, похожие и разные, позволяют отметить новые качества и многообразие путей в науке, исследующей литературы социалистических стран. Внимание к истории, усиление дискуссионности и пафоса постижения всей правды дают ощутимые результаты – все меньше остается в науке цезур умолчания и «белых пятен», все большее количество художественных произведений и документов, ранее не находивших себе места в наших рассуждениях, теперь получают объективную оценку. Исследования советских ученых, выполненные в сотрудничестве с коллегами из социалистических стран, показательны как пример объединения усилий, направленных на разработку единой программы: комплексное теоретическое и литературоведческое изучение мировой социалистической литературы.

г. Минск.

Цитировать

Шабловская, И. Выбор исторического пути / И. Шабловская // Вопросы литературы. - 1988 - №2. - C. 224-235
Копировать