Этюды о литературах Дагестана
Камиль Султанов, Этюды о литературах Дагестана. Литературно-критические статьи. Очерки. Портреты. Полемика, «Советский писатель», м. 1978, 270 стр.
Свой путь литературного критика Камиль Султанов начал еще в первой половине 30-х годов. Широко известны в Дагестане его работы о Сулеймане Стальском, Гамзате Цадасе, Расуле Гамзатове и многих других поэтах Северного Кавказа. С книгой, адресованной всесоюзному читателю, дагестанский критик выступает впервые.
Работы, вошедшие в сборник «Этюды о литературах Дагестана», отличаются разнообразием. Автор широко использует жанровый арсенал критики: статью, литературный портрет, очерк, литературные мемуары. Столь же широк и тематический диапазон критика: дагестанские поэты и прозаики, публицисты и ученые, писатели старшего поколения и поколения, родившегося после революции. К. Султанов поднимает вопросы, имеющие принципиальное значение для общедагестанского литературного процесса: наглядно и конкретно раскрывает важную историческую роль Октября в рождении дагестанских литератур нового типа, стремится осмыслить проблему взаимодействия национального и интернационального в художественном творчестве во всей ее диалектической сложности, большое внимание уделяет проблемам литературной критики.
Во всех этих материалах автор выступает отнюдь не как бесстрастный летописец, он активно стремится привлечь внимание читателя к нынешнему состоянию многонациональной литературы Дагестана, к наиболее острым и злободневным проблемам. Даже статьи, целиком написанные на материале, ставшем уже историко-литературным, выполняют ту же задачу.
Основное «жизненное пространство» сборника занимают литературно – критические и портретные очерки о писателях и деятелях культуры Дагестана (их девять), которые обрамлены обзорно-проблемными главами («Октябрь и дагестанские литературы», «Песни дружбы и братства»). Такое построение логически оправдано. Пунктирно наметив во вступительной главе основные особенности послеоктябрьской дагестанской многонациональной литературы, К. Султанов в последующих главах, обращаясь к творчеству ряда писателей, представляющих различные национальности Дагестана, показывает, как многообразно реализуются эти новые черты в их художественной практике.
Читателя не может не подкупать глубоко личное отношение автора к своим героям. Да это и понятно. Почти всех писателей, о ком идет речь в сборнике, критик знал лично, так как сам был непосредственным свидетелем и участником трудного процесса становления дагестанской советской литературы. С любовью пишет К. Султанов о Сулеймане Стальском, Гамзате Цадасе, Эффенди Капиеве и других, но преклонение перед их талантом не мешает ему видеть и слабые стороны, подчас просчеты этих художников слова.
Особой удачей в сборнике нам представляется очерк о Саиде Габиеве, композиционно стройный, интересный по материалу, живо и талантливо изложенному критиком. Написанный в традициях «критических новелл» Натальи Калиевой, очерк этот воссоздает запоминающуюся фигуру одного из выдающихся общественных деятелей Дагестана, раскрывает незаурядность его публицистического дарования.
Примечательная особенность литературно-критических очерков К. Султанова – стремление рассматривать личность писателя и его творчество в органическом единстве. Это особенно наглядно проявляется в очерке, посвященном Эффенди Капиеву. Критик высказывает сожаление, что «в дагестанском литературоведении и литературной критике никогда не обращали какого-либо внимания на личность художника слова».
И он стремится нарисовать живой неповторимый облик творцов дагестанской советской литературы. К. Султанову удалось, на наш взгляд, донести до читателя огромное человеческое обаяние Эффенди Капиева, бережного и рачительного собирателя литературных сил Дагестана, передать весь драматизм его борьбы за идейно-художественную зрелость родной литературы.
Это стремление показать не только своеобразие художественной манеры писателя, но и своеобразие его человеческой личности реализуется почта в каждом портретном очерке с большим или меньшим успехом. Говорит ли К. Султанов о старейшинах дагестанской советской литературы Сулеймане Стальском и Гамзате Цадасе или зачинателе литературоведения и литературной критики А. Тахо-Годи, пионере дагестанского языкознания Г. Гаджибекове и других – аналитические размышления критика неизменно подсвечиваются его личными воспоминаниями об этих замечательных деятелях социалистической культуры Дагестана.
Стремление зримо представить личность писателя, его внешний облик, манеру поведения в определенных жизненных ситуациях побудило автора обратиться к мемуарному жанру.
К. Султанов вспоминает многих дагестанских, а также русских писателей, творческие интересы которых были связаны с Дагестаном. Но, к сожалению, критику, на наш взгляд, далеко не всегда удается в «страницах воспоминаний» воссоздать образы своих героев в их живой плоти, передать их лиц «необщее выраженье».
Особый интерес представляет обзорно-проблемная статья, которая по праву может считаться программной, хотя и названа она несколько шаблонно: «Песни дружбы и братства».
Здесь К. Султанов выступает как вдумчивый и требовательный критик, который подходит к творчеству дагестанских писателей, учитывая высокие всесоюзные критерии. Наиболее талантливым писателям Северного Кавказа, говорит он, всегда было присуще «чувство семьи единой», чувство интернационализма. Поэтому такой страстный отпор вызывает у критика еще встречающееся у некоторых горских поэтов стремление воспеть некую национальную исключительность своего народа: его особую отвагу, свободолюбие, особо высокую нравственность его бытового уклада. Приводя почти пародийно звучащие строки осетинского поэта Б. Муртазова: «Живу по-осетински, я – такой, Умру по-осетински, не иначе», – К. Султанов справедливо замечает, что бездумная поэтизация «законов гор» оборачивается противопоставлением одного народа другому. К. Султанов убежден: истинный художник слова всегда наделен чувством гражданской ответственности не только за тот уголок земли, где он родился, но и за все человечество. В постоянном обогащении идеями интернационализма видит критик магистральную линию развития советской многонациональной литературы.
Книга К. Султанова острополемична, и так как автор приглашает к дискуссии, хочется поспорить с некоторыми его утверждениями. Стержневой мыслью очерка о Сулеймане Стальском является последовательно проведенное через всю статью утверждение, что знаменитый лезгинский поэт – не сатирик, как было принято считать, а «политический лирик». Не вдаваясь в пространный теоретический спор, считаем неверным противопоставление сатиры и политической лирики. Дело в том, что сатира как специфическая форма художественного изображения действительности может присутствовать в лирическом, драматическом и повествовательном родах литературы. К. Султанов, отказывая С. Стальскому в сатирической природе его дарования, обращается к такой аргументации: Стальский «никогда не прибегал к сатирическим приемам, а всегда был политическим лириком». Характеризуя его творчество, утверждает критик, «нужно говорить не о сатире, а об иронии». Но ведь ирония – важнейшее стилистическое средство сатиры наряду с сарказмом, гротеском, сатирической аллегорией и т. д. И они щедро представлены в поэзии С. Стальского. Думается, что сатира и политическая лирика, взаимопроникая, органически сосуществовали в его творчестве, и поэтому несправедливо отказывать С. Стальскому в сатирическом даре.
Вот еще спорное, на наш взгляд, положение. Характеризуя деятельность первого дагестанского критика А. Тахо-Годи, автор говорит о его резко отрицательной оценке роли арабского языка в духовной жизни Дагестана. К. Султанов полностью солидаризируется с этой точкой зрения, делая при этом полемический выпад в адрес современных защитников культурного значения языка и литературы арабов для дагестанских народов. Что касается Тахо-Годи, то пафос его выступлений, относящихся к 20 – 30-м годам, вполне понятен. Он продиктован требованием времени, когда остро стоял вопрос о борьбе с религиозной мусульманской идеологией. Но с позиций сегодняшнего дня стоит более широко посмотреть на это явление. Выдающийся советский ориенталист академик И. Крачковский убедительно доказал, что проникновение в Дагестан арабского языка и литературы имело важные историко-культурные последствия. Да, арабский язык на Северном Кавказе был языком Корана и религиозных схоластических сочинений, но он был также языком «Калилы и Димны», «Тысячи и одной ночи» и других замечательных произведений арабской литературы, несущих глубокое гуманистическое содержание.
Несомненное достоинство выступлений К. Султанова – его постоянное пристальное внимание к языку поэзии. Критик ратует за художественную зрелость дагестанской поэзии, за богатство, точность, яркую изобразительность ее языка. Несомненно, эти требования в такой же мере относятся и к пишущим о литературе. Поэтому вызывают чувство досады встречающиеся на страницах рецензируемого сборника однообразные определения художественной манеры писателей, глубоко различных по характеру своего дарования. Так, К. Султанов видит особенность таланта Р. Рашидова в «чувстве меры и художественном такте». И этим полюбившимся ему определением он наделяет почти каждого писателя, о котором в сборнике вдет речь (см. стар. 161, 163, 170, 171, 233 и др.).
Понятно желание критика как можно доходчивее донести свою мысль до читателя, не это стремление порой выливается в дидактичность, пространное толкование известных истин.
По-видимому, надо помнить о возросшем уровне советского читателя, который уже не нуждается в протертой интеллектуальной пище.
При чтении книги К. Султанова бросается в глаза пристрастие ее автора к цитатам. Работа обильно насыщена высказываниями классиков мировой и русской литературы. Так, исследуя характер сатиры Гамзата Цадасы, критик обращается к авторитету Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Писарева, Герцена, Чернышевского, Плеханова, Луначарского, наконец, Генри Филдинга. А не вернее ли будет, определяя своеобразие сатирического дарования Гамзата Цадасы, в первую очередь адресоваться к его прямым истокам, народному юмору и сатире? Нам представляется, что метод механического перенесения литературных оценок и высказываний классиков русской и зарубежной культуры на явления дагестанских литератур, прошедших свой, во многом отличный, путь исторического развития, в данном случае малопродуктивен.
И последнее замечание. Автор, повествуя о писателях Дагестана, к сожалению, избегает сообщать такие необходимые биографические сведения, как дату рождения в смерти писателя, его национальную принадлежность. В то время как читателю, специально не изучавшему литературы Дагестана, хочется иметь более конкретное представление о том или ином писателе.
Но главную задачу, которую так скромно определил автор в предисловии: представить свою книгу «хотя бы как разговор, вызывающий раздумья и споры по затронутым в ней вопросам нынешнего состояния многонациональных литератур Дагестана», – можно считать выполненной.