№8, 1991/Религия и литература

Возможно ли возвращение?

Почти двадцать лет назад, вскоре после моего обращения в Христианство, я начала размышлять над темами, которые обсуждаются нами сегодня. Возможно ли возвращение русской литературы к ее религиозным истокам?

В ту пору я начала собирать Христианское Чтение «Надежда». Десять самиздатских сборников, вместивших свыше 3000 машинописных страниц, составили маленькую уникальную библиотеку православной духовной словесности.

Во втором, четвертом и шестом выпусках «Надежды» (изд. «Посев») были помещены мои статьи «Возвращение блудного сына» в двух частях и «Кризис красоты». Я рада буду поделиться теми идеями, которые владели мной в 70-е и начале 80-х годов, когда впервые после революции возник интерес в нашей интеллигенции к православной духовности. Та пора называлась так же, как нынешняя, «религиозным ренессансом».

Такие «ренессансы» Россия переживала неоднократно и, надо думать, будет переживать и впредь. И это дает миру надежду.

Религиозное пробуждение человека и народа отдаляет апокалиптическое завершение мировой истории. Апокалипсис, как мы знаем из Нового Завета, есть предельное религиозное истощение, предельная религиозная усталость…

Религиозное возрождение сопутствует предреволюционным и постреволюционным «ментальным переменам» в личности и обществе. Крушение революционных идеалов и надежд на перемены всякий раз возвращает человека к источнику бытия, к Богу.

Девятнадцатый век, в отличие от нашего, не знал религиозных ренессансов. Он был веком высшего расцвета русской литературы, но это был век, в котором секуляризация литературы тоже достигла своего высшего расцвета.

К началу этих двух расцветов художественное сознание достаточно насытилось вольтерьянством и просветительской гуманистической мыслью (русский гуманизм XVIII века) и внецерковной религиозностью (протестантизм западной философии). Длинная череда веков константиновской эпохи, прекратившей гонения на последователей Христа, выковала прочную цепь подмен, модернизаций и ревизий Евангельского учения. Это, бесспорно, отразилось на культуре. Нигилизм и радикализм в литературе XIX века укореняются на почве правдоискательства, столь свойственного нашей словесности.

Мы не можем сказать, что вольное обмирщение литературы XIX века было ее «идеологическим импульсом», жестким выбором, как, скажем, выбор соцреализма в советской литературе. Это был живой и противоречивый процесс, и об этом свидетельствует творчество Гоголя и Достоевского. В середине века и уже в предчувствии его исхода – два серьезных предостережения об опасности рокового обмирщения общества и культуры. Предчувствия двух великих русских писателей оказались пророческими. Секуляризация русской литературы, занимавшей всегда важное место в общественном развитии России, активно формировала новое нигилистическое сознание, в котором созревала жажда революционного переустройства мира.

Религиозный ренессанс начала XX века был определенной реакцией на нигилизм и потому способствовал созданию новой российской культуры так называемого «серебряного века». Он был пресечен богоборческим насилием, поставившим своей целью уничтожение не только религии в нашем Отечестве, но и истребление того плана человеческого бытия, который наиболее действен в творческом сопричастии к Божественной любви, как причине всего сотворенного.

Смысл гонений на Христианство и смысл духовной агрессии всегда, во все времена христианской истории человечества был одинаков: разрушить эту жажду сопричастности человеческой души к Божественной любви, породив бунт против Бога и ненависть к Его творению. И всегда во все периоды христианской истории сатанинский план начинает осуществляться с ‘намерений погубить Церковь через предательство, измену, насилие лжи. И подмену.

Культура всегда в этом процессе играет активную роль: ей предназначено в этом замысле служить подменой культу. И потому всякая антихристианская культура оказывается преступной перед человеком, ибо она пытается узурпировать дух человека, поработив его миру с его призраками рая.

Религиозный ренессанс XX века был не только культурным возрождением, Россия, словно бы предчувствуя грядущую «мистическую революцию», которая сокрушит все корни и основы бытия, готовилась к столетию надвигающейся тьмы (кто знает, столетие или более продлится этот смертоносный период!). Церковь одарила человечество сонмом мучеников и исповедников, ушедшая кровью с нашей земли Святая Русь осталась с нами духовно. Культура же начала века засвидетельствовала жажду религиозного обновления.

Можем ли мы, однако, полагать, что нашей литературе удастся при все нарастающем ее интересе к Христианству «воздвигнуть» нечто похожее, близкое по интенциям и духу «серебряному веку» нашей культуры?

Творчество начала XX века характерно повышенным интересом к Церкви.

Н. Бердяев меж тем замечает в «Самопознании», что «религиозное возрождение было христианообразным, обсуждались христианские темы и употреблялась христианская терминология. Но был сильный элемент языческого возрождения, дух эллинский был сильнее библейского мессианского духа. В известный момент произошло «смешение разных духовных течений» ## Н. Бердяев , Самопознание, Париж, 1989, с.

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №8, 1991

Цитировать

Крахмальникова, З. Возможно ли возвращение? / З. Крахмальникова // Вопросы литературы. - 1991 - №8. - C. 30-36
Копировать