После обморока

Поскольку мне выпала роль быть неким затравщиком нашего разговора, должен сказать, что чем больше я в эти дни вдумывался в эту свою задачу, тем больше я был как бы раздавлен громадностью встающей перед нами проблематики. Заведомо ясно, что если отнестись к ней всерьез, а не всерьез отнестись просто нельзя, то здесь мы сможем лишь обозначить некоторые ее аспекты.

Мне лично ситуация представляется следующим образом. На наших глазах терпит крах самая гигантская атеистическая утопия в истории человечества. Обанкротилась поистине в нашем присутствии. Вот этот факт, который всем нам вроде бы дан, в тревожной суете наших дней по-настоящему, может быть, не осмыслен. Над ним надо задуматься, отвлекаясь от того, что процесс носит катастрофический характер и крах происходит в таких обстоятельствах, когда, собственно, и задумываться некогда, и просто-напросто неизвестно, куда нас потянет завтрашний день.

Впервые за всю историю человечества так долго, десятилетиями, существовало такое огромное государство, совершенно лишенное религиозных основ. Если вспомнить языческие государства древности, то и там были всевозможные официальные и неофициальные культы, это были государства с религиозной жизнью. Наше же атеистическое общество и государство возникли в порядке исторического сюрприза настолько неожиданно, что пораженный Розанов, как известно, зафиксировал в своем «Апокалипсисе», что святая Русь «слиняла в три дня». Разумеется, и после Октябрьского катаклизма на Руси были верующие, не давшие угаснуть светильнику, были и мученики веры, многими, многими тысячами сгинувшие в адском жерле ГУЛАГа. Но общество в целом словно изменило свою природу.

Ныне одновременно с крушением идеологических опор атеистического общества опять же на наших глазах воскресает и религиозное сознание.

Полагаю, что надолго его убить, очевидно, вообще невозможно. Но надолго – в тех временных масштабах, какие мы применяем, говоря об исторических закономерностях. Но если мерить масштабами жизни человеческих поколений, то, как выяснилось, два или три поколения фактически прожили без религии, почему бы не обойтись без нее и четвертому?

К какому масштабу прибегнуть сейчас? Отчего воскресает религиозное сознание – оттого ли, что не может не воскреснуть в силу исторической закономерности, или просто оттого, что необходимо как-то заполнить вдруг образовавшийся идеологический вакуум? Как мне представляется, присутствуют оба момента – и тот, и другой. А если ограничиваться эмпирическими наблюдениями, тем, что прежде всего на виду, то большей частью налицо именно заполнение идеологического вакуума.

«И через много, много лет твой голос вновь меня встревожил. Всю ночь читал я твой завет и как от обморока ожил». Вспоминая эти пастернаковские строки, всегда думаю: