Владимир Войнович: «Хочу быть честным»

Вспоминать о Владимире Войновиче легко и приятно не только потому, что в течение сорока с лишним лет я входил в ближайший круг его общения, но и потому, что он вспоминается как очень светлый и искренний человек с исключительным чувством юмора, не оставлявшим его в самых тяжелых жизненных ситуациях и в счастливые моменты тоже.

Так, он со смехом рассказывал об обстоятельствах написания песни «Заправлены в планшеты космические карты…», впервые прославившей его имя. Дело, по его рассказам, было так: секретарша отдела на радио, где он работал младшим редактором, обзванивала известных поэтов-песенников накануне запуска в космос Юрия Гагарина с просьбой написать текст, соответствующий предстоящему событию, — свыше поступило указание ознаменовать его песней.

Срок давался в несколько дней, и выполнить этот заказ никто из знаменитостей того времени не брался.

«Давайте я попробую?» — предложил Войнович, слышавший телефонные разговоры секретарши. Та не возражала. Утром Войнович принес сочиненный ночью текст. Секретарша ахнула и немедленно позвонила Оскару Фельцману, почему именно ему, не знаю.

Известный композитор, постоянно ругаемый критиками за безыдейность, но любимый публикой, тут же сел сочинять музыку — и вскоре песня появилась на свет.

Через несколько дней, в апреле 1961 года, совершился исторический полет Гагарина; в 1962-м песню пропел с мавзолея Никита Хрущев, и младший редактор Войнович, по распоряжению главы государства, немедленно был принят в Союз писателей СССР…

С юмором рассказывал Войнович и о том, что со школьным образованием у него не все было в порядке: по его словам, он учился лишь в классах начальной школы, в седьмом и в десятом, выпускном. Видимо, родители (мать — учительница, отец — журналист, побывавший в лапах НКВД), стараясь обезопасить единственного сына, рассуждали в духе известной пословицы сталинских лет: меньше знаешь — крепче спишь. К малообразованному, мол, цепляться не будут.

Однако недостаток школьного образования не помешал, как мы знаем, Войновичу стать одним из наиболее ярких писателей, вошедших в литературу в 60-е годы прошлого века. Роман-анекдот «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», жестко пародирующий войну и армейские порядки, фантастически точное историческое предвидение в романе «Москва 2042», пьеса-памфлет «Трибунал» живут и будут жить долго. Как выразился однажды ближайший друг Вой­новича, известный литературный критик и литературовед Бенедикт Сарнов, по иному поводу (говоря о Войновиче — живописце примитивистского направления), «Войнович берет талантом!» [Сарнов 2005]. Это действительно так: Войнович везде брал талантом.

И при этом всегда оставался склонен к самоиронии. Помню его рассказ о прилете в Красноярск в 1960-е годы: «Выхожу из самолета на трап, и вдруг музыка — духовой оркестр: трубы, валторны. Вот, думаю, неплохо встречают! Оглядываюсь, а следом за мной спускается по трапу какой-то генерал».

Юмором Войновича окрашены многие встречи с ним. В связи с этим не может не вспомниться встреча Нового 1979 года в деревне Вертошино, в доме Бориса Балтера, — последняя совместная встреча этого домашнего праздника перед его вынужденной эмиграцией. Накануне кто-то из иностранных друзей подарил ему уоки-токи, предтечу нынешнего мобильного телефона. Мы выбирали подходящую елку в окрестном лесу, а Володя передавал жене и дочке оперативные сообщения, не на шутку взволновавшие «компетентные органы», контролировавшие эфир в Рузском районе Московской области. А сообщения передавались из леса такие: «Приступаем к демонтажу объекта», «Объект демонтирован» и т. п. Эта шутка была воспринята «компетентными органами» столь серьезно, что к нашему возвращению с только что срубленной елочкой в дом по деревенской улице уже ехал военный газик с пеленгатором…

В этих воспоминаниях хочется остановиться на одной характерной черте Войновича, которая так или иначе отразилась едва ли не во всех его произведениях: всегда и везде оставаться самим собой и, как следствие этого, презирать предательство, какие бы формы оно ни принимало.

В связи с этим вспоминается такая история.

В конце 1980-х сдавали книжную макулатуру: за 20, кажется, кг давали талон на «Анжелику, маркизу ангелов» А. Голон, а это чтиво, в свою очередь, можно было обменять потом на что-то более необходимое. Приемный пункт располагался в шаговой досягаемости от моего места службы.

Утром я бросил на заднее сиденье своего желтенького «Запорожца» объемистую машинопись, не удосужившись поглядеть, что это такое; добавил несколько заслуживающих того книжек, старые справочники и т. п., а в обеденный перерыв притащил все это сдавать в пункт.