Ветер свободы. Ксения Букша

Встроенная шпионская видеокамера, плащ-невидимка и небольшая портативная машинка времени, помноженные на внутренний союз художника, поэта, журналиста, режиссера (изучавшего немецкий язык для понимания кантат Баха), экономиста и мамы, — вот секрет эмоционального воздействия на читателя прозы Ксении Букши. Из всего не просто записанного, а впитанного, вобранного в себя, прочувствованного материала автор умеет сотворить литературно-музы­кально-живописный монтаж. Транслировать все это на бумагу так, чтобы читатель слышал, нет — видел или смотрел кино, а может быть, даже переносился внутрь — мелодии ли, погоды или получившейся у писательницы картины с изображением трогательных «человечков».

Героев как таковых в текстах Букши нет, есть только живые люди. По словам критика И. Родионова, «прозу (художественную) Ксении Букши не спутаешь ни с чем. Живые маленькие человечки со своими непроговоренными историями и зияющими ранами (не пресловутыми травмами!) в душах» [Родионов 2021]. Что правда, то правда. За исключением того, что после выхода и раскручивания книги О. Васякиной слово «рана» приобрело иную окраску. На первый взгляд, совершенно другая история у Васякиной — такая автопсихотерапия; и в то же время васякинский тезис о том, что взрослые — это те же дети, возможно, несущие через всю жизнь то, что пришлось пережить в совсем юном возрасте, находит отражение и в картинах нарисованных Букшей судеб. Дочка умершей от пневмонии и аномалии почек Нади с проспекта Стачек (рассказ «Надя. Проспект Стачек» из сборника «Открывается внутрь», 2020) — Даша — несет через свою жизнь не урну с прахом матери, а фирменный мамин рецепт яичницы…

Если порыться в Сети, то помимо опубликованных книг у Букши обнаруживается масса разного рода прозаических текстов, а еще — стихи, экономические обзоры и переводы. Информации о самой писательнице не так много — кроме, пожалуй, даты рождения (6 апреля 1983 года), записи о полученной премии «Нацбест» за роман «Завод «Свобода»», о попадании в шорт-лист премий «Большая книга» и «Ясная поляна» — 2020 с романом «Чуров и Чурбанов». Наиболее откровенным (и раскрывающим читателю внутренний мир автора) показалось мне интервью для журнала «Правила жизни» (2020), в котором Букша рассказывает о своих литературных предпочтениях, например так:

Можно всю свою и чужую восприимчивость, весь этот наркотик жизни вот так вот пытаться в словах выразить. Просто писать как хочется, дать себе волю. И я тоже стала писать и не бояться [Петербургская… 2020].

Правда, чтобы не бояться, автору приходилось публиковаться под псевдонимом 75-летнего Кшиштофа Букаша. Потому что у самой Букши в силу возраста вроде как не было (не могло быть) достаточно опыта и веса, чтобы говорить о каких-то вещах, а к деду Букашу — никаких претензий.

Одним из первых на творчество Букши еще до всяких там премий обратил внимание Л. Данилкин. В обзоре всей русской литературы за 2006 год «Круговые объезды по кишкам нищего» критик пишет о романе «Жизнь господина Хашим Мансурова» как о «несуразном, но обаятельном»:

…букшевский роман-скачущая-крышка, может, и раздражает своей эклектичностью, звоном и лязганьем, но хорошо накрывает эпоху, когда европейские представления о том, как надо, оказались малы для азиатского того, что есть. И говорить так, как Букша, — удачный способ повествовать о втором пришествии, у которого есть экономическая подоплека: рыночная экономика ввергла мир, где раньше «все кругом было избыток и тайна», в такое искушение и запустение, от которого его может спасти лишь «господин» Хашим Мансуров [Данилкин 2007: 45].

Книгу сейчас уже почти невозможно купить, но она доступна в аудиоформате в Сети. Мне показалась довольно любопытной эта история, чем-то напоминающая истории о детях индиго, но с азиатско-советско-перестроечным флером. История о жизни ребенка-мессии, который может абсолютно все, если захочет…

Написанная еще раньше, в 2004 году, повесть «Inside out» — гротескный пост-ап о разделившемся на две части мире, где существуют «те» и «эти». Банкиры ведут борьбу с нефтяниками, нанимают секретного агента, чтобы первыми заполучить секрет водяного топлива, разработанный каким-то русским. Миф о топливе запущен вообще третьими игроками, которые собираются нажиться на противостоянии банкиров/нефтяников и ко всему прочему сотрудничают с Франческой — то ли человеком, то ли андроидом, которая удивляет секретного агента нестандартным для женщины их мира поведением — не собирается подавать на него в суд за то, что сел рядом. А в итоге оказывается согласившейся жить нашпигованной датчиками и видеокамерами девушкой, начальство которой видит абсолютно все, что она делает, ее же глазами и уверено, что таким образом контролирует ее полностью.

Заявленная в повести тема свободы будет разрабатываться во всех текстах Букши, включая ее биографию Казимира Малевича (2013). Вот как звучит трактовка свободы из уст Франчески — героини, согласившейся всегда носить на себе датчики и другую аппаратуру, позволяющую видеть и отслеживать все, чем она занимается:

Ну и что? Я под контролем, они всегда смогут предотвратить преступление, если я захочу его совершить. А если не захочу, им совершенно наплевать, чего я хочу и чего боюсь. Им не надо перестраховываться. А значит, я совершенно свободна, как если бы они ничего обо мне не знали.

В этом смысле Франческа — своеобразное продолжение Хашим Мансурова, свободомыслие которого ни при каких обстоятельствах не контролировалось никем.

Во вступительном слове к журнальной публикации романа Букши «Завод «Свобода»», принесшего автору премию «Нацбест» — 2014 и широкую популярность, Д. Быков пишет: «Сейчас она (Букша. — Е. М.), точно уловив запрос эпохи, написала производственный роман — опять, конечно, сюрреалистический, но на огромном фактическом материале, который изучала с добросовестностью молодого специалиста»¹ [Быков 2014: 7].

«Завод…» — триллер, любовный роман, социальная драма и, что особенно важно, — «книга постсоветского человека о советском опыте. Первая, может быть, книга, в которой осмыслена советская промышленная утопия. Ядовито, но без глумления, любовно, но без апологетики» [Быков 2014: 9].

Читателю представляется такое кинотеатральное действо, где на сцену выходят разные сотрудники завода «Свобода» или их дети и рассказывают свои истории. Это вербатим, где диа­логи и отдельные реплики не оформлены привычным образом, а даны просто подряд. Но читателю не составляет труда понять, кто говорит и чья это реплика:

Та-ак. Подстригся — это хорошо. Теперь к делу. Я тебя не отпускаю. Обязаны отпустить, хоть тресни. Антарктида. Тебе что, деньги нужны? Так это договориться можно. Мы тебе прибавим. Да нет, не в этом дело, Юрий Михайлович. А в чем?..

Такая подача позволяет скорее не увидеть героев, а услышать их, услышать весь этот огромный завод в длящемся времени его существования.

1. На Слете молодых литераторов в селе Большое Болдино летом 2021 года прозаик А. Геласимов тоже говорил об актуальности производственного романа, подразумевая рассказ от лица «homo трудящегося» в любой области о своем житье-бытье, как это сделала молодой прозаик М. Ким в романе «Мой телефон 03». (Правда, девушке потом пришлось уволиться за такие откровенности о своей работе, но не суть.)[↩]