Вести прицельный огонь! (Заметки о публицистической лирике)

В непримиримой борьбе двух идеологий – социалистической и буржуазной – решающее преимущество на нашей стороне. Социалистическая идеология защищает интересы трудящихся классов, интересы подавляющего большинства населения земного шара. Об этом свидетельствует весь ход общественного развития и меняющееся соотношение сил в мире в пользу социализма.

Но история учит нас и тому, что лидеры современного капиталистического мира и их идейные прислужники отнюдь не сложили оружия, что они прибегают к самым изощренным методам борьбы против социалистических стран, против социалистической идеологии. Вот почему такой резкой критике была подвергнута партией идея мирного сосуществования в области идеологии.

Острая, непримиримая борьба с буржуазной идеологией – вот боевая задача сегодняшнего дня, и в этой борьбе не может быть нейтральных наблюдателей. Нейтральная позиция ведет к идейному разоружению, выгодному только нашим врагам. В нынешней борьбе за победу идей социализма и коммунизма партия придает большое значение литературе и искусству.

«Печать и радио, литература, живопись, музыка, кино, театр – острое идейное оружие нашей партии, – говорил Н. С. Хрущев на Мартовской встрече с творческой интеллигенцией. – И она заботится о том, чтобы это ее оружие было всегда в боевой готовности, метко разило врагов. Партия никому не позволит притуплять его, ослаблять силу его воздействия».

Средства и формы идейной борьбы в искусстве и литературе неисчерпаемо разнообразны. Роман и поэма, живописное полотно и фильм, песня и стих, воспевающие красоту и величие нашей жизни, раскрывающие духовный мир нашего современника, строителя коммунизма, наглядно показывают людям всего мира преимущества социалистического строя, пропагандируют идеи коммунизма. Художественная публицистика и сатира ведут прямую атаку на буржуазную идеологию, разоблачают индивидуалистические пережитки в сознании тех наших людей, которые пытаются жить по законам буржуазной морали, унаследованной от прошлого или экспортируемой с Запада.

Партия поддерживает подлинно правдивые произведения острой критической направленности, каких бы отрицательных сторон жизни они ни касались, если они помогают народу в его борьбе за новое общество. И здесь особое значение имеет социальная зоркость художника, умение постигнуть всю сложную диалектику явлений действительности.

Зрелость идейных позиций художника, партийность его творчества, боевая готовность его оружия и прицельность огня – это те качества, которые, в органическом соединении с художническим талантом, делают произведение идейно целенаправленным и высокохудожественным.

Вот почему процесс художественного постижения диалектической сложности жизни может быть рассмотрен только в конкретном идейно-эстетическом анализе. В этих заметках мы хотели бы обратиться к поэтическому роду боевого идейного оружия, в частности – к публицистической лирике.

Этот жанр поэзии в последнее время не был в чести у критики. Может быть, потому, что и сама публицистическая лирика какое-то время звучала довольно приглушённо в нашей поэзии. Между тем она способна активно и непосредственно выражать перемены в общественной жизни, духовное возмужание народа.

Пафос утверждения и отрицания в публицистической лирике, пожалуй, выявляется более открыто, чем в других жанрах поэзии. В столкновении идей, взглядов, страстей, запечатленных в ней, раскрываются острейшие социальные конфликты, самые разнообразные по характеру. В «ведении» публицистической лирики – общественная жизнь людей и народов: от внешнеполитических проблем и борьбы за мир до тончайших вопросов нравственности. Публицистическая поэзия ведет открытый бой с враждебной нам буржуазной идеологией и утверждает красоту новых человеческих отношений.

Р. Рождественский однажды высказал уверенность в том, что будущие историки по сегодняшним нашим стихам должны понять (и поймут!), «как мы любили жить»:

Жить!

И чувствовать

друга локоть. Жить!

И видеть лицо

врага.

Чтобы хорошо видеть и ясно показать лицо врага, надо обладать социальным чутьем, владеть поэтическим искусством. Говоря о достижениях советской поэзии в целом, нельзя не присоединиться к словам Р. Рождественского. Но будущим историкам иной раз придется и серьезно потрудиться: «лицо врага» в некоторых стихотворениях теряет очертания, размывается, словно видится за густой пеленой дождя. Замечательные традиции Маяковского, традиции боевой поэтической публицистики 40-х годов в сегодняшней поэзии – пока не находят достойного продолжения и развития. Дело не столько в количестве хороших публицистических стихов, сколько в разных уровнях социального и эстетического постижения противоречий века, драматизма и напряжения идейной борьбы двух миров.

Один из могучих потоков нашей публицистической лирики, начиная от Маяковского и Демьяна Бедного, питается «зарубежной» темой. Пожалуй, сегодня небезуспешно осваиваются новые ее материки – появляются стихи о странах социалистического лагеря, об Африке и Азии. Превосходная лирика старейших наших поэтов П. Антокольского и А. Гатова, стихи М. Дудина, Мирзо Турсунзаде, Н. Тихонова, А. Софронова, Е. Долматовского обогащают представления читателя живыми чертами бытия других стран, других народов, раскрывают великую общность трудящихся людей всего мира.

Но эта большая и важная тема требует особого разговора. Здесь же хотелось обратить внимание на то, что в последнее время кое-где обмелел поток публицистической лирики, непосредственно ведущей сражение с нашими идейными врагами на Западе.

Много ли мы знаем стихов о буржуазном Западе, написанных в последние годы и ставших заметным явлением поэзии? Немного. И не потому, что их мало пишется. Дело в том, что в «заграничных» циклах преобладают стихи описательные, зарисовочные, фиксирующие чисто внешние наблюдения.

Заглавия стихотворений читаются как этапы туристского маршрута: «Париж», «Нотр Дам», «В Лувре», «Эйфелева башня», «Елисейские поля», «Булонский лес», «Музей Карневале», «Гробница Наполеона», «Версаль» и т. д. и т. п. Но стоит ли стихами заменять путеводители для туристов? Читатель раскрывает книгу стихов не затем, чтобы по ней знакомиться с достопримечательностями страны. Его интересуют жизнь, люди, их отношения. Скупые газетные информации или статьи могут дать и дают социальную, политическую характеристику жизни за рубежом на языке цифр и фактов. Поэзия может заглянуть в душу народа, осветить его жизнь как бы изнутри. Осветить изнутри, а не дать чисто внешние, хотя, может быть, и любопытные, эффектные детали незнакомого быта. А когда в стихах разных поэтов одни и те же поверхностные, «прогулочные» наблюдения мелькают еще и в сходных вариациях, то начинаешь сомневаться даже в познавательной целесообразности подобных прогулок.

Вот Рим:

А ветер ставни старые

Устал всю ночь покачивать

Над одинокой парою

На улице Боккаччо!..

Как дождь прошел над кронами,

Они и не заметили,

Бездомные влюбленные

Двадцатого столетия.

 (М. Матусовский)

А вот Париж:

Двое на скамеечке целуются,

Сидя под платанами Клиши,

Словно здесь пустыня, а не улица,

Словно нет в Париже ни души…

 

Здесь, идя по городу огромному,

Ты не прекословь и не злословь,

Повстречав такую же бездомную,

Но зато бездонную любовь.

 (Я. Хелемский)

В книжке стихов И. Неходы «Память о французской земле» целующиеся пары влюбленных появляются несколько раз; в результате автор глубокомысленно заключает: целоваться на улице в Париже «не считается даже за грех»…

Когда пишут о неграх, почему-то чуть ли не главной особенностью национальной жизни оказываются тамтамы. У А. Вознесенского: «Мы – тамтамы гомеричные с глазами горемычными, клубимся, как дымы, – мы…» У М. Матусовского: «Я часто слушаю напев упрямый. Стучатся в душу мне ее тамтамы». У Я. Белинского: «Там стропила их дома, там в сумерках серых сквозь тамтамовый гомон смотрят сонно Венеры…» Что бы мы сказали, если бы заезжие поэты судили о русском народе только по «Камаринской»?

Можно, кстати, проследить, как в стихах беззастенчиво эксплуатируются рок-н-роллы, твисты, стриптизы, виски, бары…

Когда поэт становится просто наблюдателем или прельщается внешней экзотикой, не замечает противоречий и социальных контрастов буржуазной действительности, он неизбежно видит лишь то, что на поверхности. Но в таких случаях стихи просто не нужны. И естественно, что получаются они однообразными, описательными, банальными.

Чтобы не углубляться далеко в историю поэзии, вспомним лирическую публицистику 40-х годов, стихи К. Симонова, М. Бажана, А. Суркова, Н. Тихонова, А. Безыменского, А. Малышко и других поэтов. Это хорошая школа непримиримой идейной борьбы, художественного постижения поэзией острейших социальных противоречий и конфликтов. В последнее же время в стихах о загранице встречается некое стыдливое «невмешательство» в идейную борьбу; не часто встретишь боевое, острое, прицельно бьющее публицистическое стихотворение. Есть, конечно, удачи: несколько стихотворений П. Бровки, поэма Н. Грибачева «Америка, Америка…». Но продолжить перечень затруднительно.

Никто, конечно, не станет призывать к тому, чтобы стихи о загранице обязательно строились лишь по принципу: черное – белое. Речь ведь должна идти о людях; а гамма движений человеческой души безгранична. От наблюдательности, от богатства впечатлений, от индивидуальных особенностей таланта художника зависят и постижение социальной характерности явлений, и особенности поэтической формы.

Сегодняшняя публицистическая лирика гораздо более активна в утверждении новых человеческих отношений, в борьбе с нашими внутренними недостатками. Деятельность Коммунистической партии, ведущей нас вперед, поддерживающей все передовое, трезво учитывающей реальные условия и не скрывающей трудностей и противоречий нашего развития, служит поэтам вдохновляющим примером.

В центре внимания сегодняшней публицистической лирики – моральные проблемы, утверждение высоких нравственных качеств нашего современника. Поэты по-разному и в разных аспектах осмысляют моральные конфликты, так как и в жизни проявления их чрезвычайно многообразны. Но главное, что утверждается поэзией, – это духовная зрелость современника, его нравственная цельность, личная ответственность за все происходящее в мире.

Поэзия питается верой в человека, творца всего сущего на земле. «В человека надо верить», – призывает Марк Лисянский. В стихотворении, которое начинается этими словами, нет прямой полемики, не обозначен (если не считать промелькнувшей строки о «бодрячестве пустом») конфликт с иным взглядом на человека, но полемическая заостренность стихотворения очевидна.

М. Лисянский – поэт гражданственный, остро чувствующий время. В публицистической лирике он находит такие доверительные интонации, такие «повороты», которые, не снижая общественной значимости темы, метят в некие особые уголки души читателя. Так и здесь, в стихотворении «В человека надо верить», взволнованно убеждая нас, что человек «все умеет», поэт как бы между делом роняет шутку: «…Даже бога, даже бога человек придумал сам». А потом поворачивает ее на серьезный лад.

Он пути наметил рекам.

Он проникнуть к звездам смог…

Надо верить в человека,

Человек – вот это бог!