Вера М и л ь ч и н а. Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы. М.: НЛО, 2022. 139 с.

Книга Веры Аркадьевны Мильчиной впервые попала ко мне в руки на конференции по переводу, организованной Лабораторией историко-литературных исследований РАНХиГС, где автор сделала доклад о функции комментария при переводе художественного текста — реалий романа В. Гюго «Отверженные». В одном из приводимых примеров речь шла о фразе Гавроша — сравнении событий на баррикадах с чаем матушки Жибу («Une barricade, c’est le thé de la mère Gibou»). Оставить эту фразу в дословном переводе, как предлагает А. Виноградов, или искать ей русское соответствие, заменив чай на окрошку («Баррикада — это окрошка из всякой крошки», перевод К. Локса)? Разгадка метафоры, объясняет В. Мильчина, кроется в отсылке к водевилю 1832 года, где две парижские торговки, не знающие, что такое чай, добавляют в него самые причудливые ингредиенты: уксус, масло, перец, соль, чеснок, муку и яйца.

Много лет Вера Аркадьевна Мильчина знакомит русского читателя с французской культурой — не только как переводчик и комментатор, но и как автор ряда исследований по этой тематике. Однако «Как кошка смотрела на королей…» — книга, написанная в совершенно другом жанре: на ее страницах автор делится с читателем воспоминаниями о своем творческом пути, о встречах — иногда мимолетных и, можно сказать, случайных (но разве не случай движет миром?), а иногда поистине путеводных, определивших мировоззрение.

Среди удивительных подарков судьбы, к примеру, — несколько встреч с М. Бахтиным. Сначала — в доме престарелых в Гривно, затем — в Переделкине («…мне поручили отвезти ему инвалидное кресло (у него ведь была ампутирована нога»), с. 21), после чего — в его квартире около метро «Аэропорт». Студентки семинара В. Турбина, который посещала в МГУ и Мильчина, приносили Бахтину продукты. И хотя литературных бесед как таковых с Бахтиным не сложилось — слишком уж юны были тогда его собеседницы, — эта, казалось бы, бытовая зарисовка дорогого стоит. Особенно ироничное описание «домоправительницы» Бахтина, рьяно оберегавшей его покой («исправно исполняла обязанности цербера и молодежь к М. М. допускала очень неохотно», с. 22). История с Бахтиным входит в ряд рассказов о «фарсовых общениях с великими людьми» (с. 47), замечает автор книги. Фарсовых ли? Мне кажется, скорее памятных и исполненных самоиронии, которая как нельзя лучше дает возможность взглянуть на ситуацию со стороны много лет спустя.

Самоирония (или «разумный оптимизм», как об этом говорит сама автор — правда, по другому поводу) заявлена, собственно, уже во введении, объясняющем замысел книги («Вместо вступления: и зайцы пишут»). Заячья метафора, собственно, объясняется на первой же странице — она принадлежит Евгению Гребенку, автору не только слов романса «Очи черные», но и, как выясняется, повести «Путевые заметки зайца» (1840). Отвечая на вопрос внука, дед-повествователь замечает: такие пришли времена, что «теперь все животные грамотны <…> все пишут» (с. 7). Ну а если серьезно, то, разумеется, эта книга не только своего рода путевые заметки о прошлом и важных встречах, но и плод многолетних размышлений о литературном быте («Картинки, конечно, все из моей жизни, но настоящий их герой все-таки не я, а язык и языковая игра», с. 8), об ушедшей эпохе, о филологах и переводчиках, определявших ее лицо.