В начале века

Н. Е. Крутикова, В начале века. Горький и символисты, «Наукова думка», Киев, 1978, 307 стр.

«Есть только две формы жизни: гниение и горение. Трусливые и жадные изберут первую, мужественные и щедрые – вторую; каждому, кто любит красоту, ясно, где величественное». Это слова Горького можно поставить эпиграфом к монографии Н. Крутиковой, в которой автор обращается к литературному процессу конца XIX – начала XX века, рассматривает взаимоотношения Горького и русских символистов, привлекая малоизвестные материалы периодической печати и впервые публикуемые архивные документы. При этом Н. Крутикова сосредоточивает внимание на отдельных недостаточно исследованных или требующих иного освещения вопросах.

За последние годы заметно повысился интерес к литературе конца XIX – начала XX века. Не утихают споры вокруг Горького в связи с проблемами соотношения модернизма и критического реализма, генезиса социалистического реализма. Н. Крутикова ставит эти проблемы с учетом новейших достижений советского и зарубежного литературоведения. Она доказывает, что модернизм не был и не мог быть источником, питавшим искусство Горького. Вместе с тем исследования 1950 – 1970 годов позволили автору монографии по-новому взглянуть на некоторые стороны вопроса и осветить их более полно.

О Горьком и символистах писали И. Сергиевский, Б. Михайловский, Б. Бялик, К. Муратова, А. Овчаренко и другие известные горьковеды. Недавно появились работы З. Удоновой «Горький в борьбе с декадентами» и И. Цонева «Максим Горький и модернизм». Вошли в научный обиход книги С. Смирнова «Горький и журналистика конца XIX – начала XX века», П. Куприяновского «М. Горький и его современники», «Сквозь время», Э. Бабаяна «Ранний Горький» и др.

Рассматривая взаимоотношения Горького и символистов на историко-литературном фоне, анализируя горьковские произведения, Н. Крутикова часто ссылается на своих предшественников, учитывает новые документы, в которых речь идет об отношении Горького к модернистам.

Так, опубликованные недавно письма Горького к А. Волынскому и В. Розанову расширили круг суждений писателя об этих идеологах декаданса, прояснили вопрос об участии Горького в журнале «Северный вестник». Публикации из архивов В. Брюсова, К. Бальмонта, Ф. Сологуба, М. Волошина уточнили историю взаимоотношений Горького с этими поэтами.

Бесспорным достоинством монографии Н. Крутиковой является привлечение материалов из Архива А. М. Горького, отдела рукописей Института литературы имени Т. Г. Шевченко и черниговского архива М. Коцюбинского. Благодаря этому автору удалось внести новые штрихи в разработку далеко не новой проблемы. Прежде всего это касается самой постановки вопроса. Действительно, тема «Горький и символисты» порой решалась лишь в плане борьбы с литературной реакцией. Не считаясь со сложностью и противоречивостью эволюции многих даровитых писателей, исследователи зачастую игнорировали те суждения Горького, в которых проявлялось внимание к их творчеству и личности.

Н. Крутикова подходит к изучению вопроса с максимальной научной добросовестностью, освещая не только борьбу Горького с декадансом, но и другие аспекты его отношений с символистами. Она справедливо замечает, что, расходясь с ними в основных идейно-эстетических принципах, будучи непримиримым по отношению к реакционным философским концепциям, Горький внимательно относился к А. Блоку, В. Брюсову, А. Белому, К. Бальмонту и другим писателям, ценя в них яркую творческую индивидуальность. «В среде символистов, – пишет Н. Крутикова, – были крупные таланты, остро переживавшие кризис буржуазного общества, испытывавшие боль за судьбу человека и искусства в собственническом мире. Русский модернизм начала века был неоднороден: к нему принадлежали писатели, погрязшие в идеалистической мистике, за туманом которой скрывались страх перед движением масс, вражда к социализму и революционному искусству, и были выдающиеся художники, напряженно искавшие истину…»

Это положение подтверждается на примере творческих взаимосвязей Горького с А. Блоком и В. Брюсовым. Характерно, что не только они, но и К. Бальмонт, А. Белый и даже Ф. Сологуб в какой-то момент своего развития раскрывались с той стороны, которая позволяла Горькому положительно оценивать их произведения. Разумеется, критика буржуазного общества носила в творчестве символистов идеалистический характер. Однако в период обострения революционной борьбы Горький поддерживал их романтические порывы к свободе и стремился настроить символистов на демократический лад.

Этим определяется и отношение Горького к К. Бальмонту, Н. Минскому, М. Волошину, сотрудничавшим в годы первой русской революции в оппозиционных изданиях. Одновременно Горький осуждал индивидуализм и безразличие к коренным вопросам социальной жизни. Его непримиримость к идейным основам декаданса особенно отчетливо сказалась в переписке с В. Розановым и А. Волынским, в оценке произведений Д. Мережковского.

В монографии Н. Крутиковой убедительно раскрыта эволюция взглядов самого Горького. Его отношение к идейно-эстетическим исканиям декадентов 90-х годов свидетельствует, что писатель находился в процессе становления. В статье «Поль Верлен и декаденты» Горький протестовал против культа эгоизма, пессимизма и асоциальности. Рассказы «Мудрая редька», «Поэт», «Часы», рецензия на стихотворения Ф. Сологуба, статьи о творчестве Врубеля и А. Галлена, цикл фельетонов «Беглые заметки» убеждают в том, что писатель считал декаданс болезнью буржуазного общества. «…Декаденты и декадентство – явление вредное, антиобщественное, – явление, с которым необходимо бороться» ¹, – писал Горький. Вместе с тем он не только не отрицал условных форм искусства, но и сам часто прибегал к ним в раннем творчестве, широко пользуясь аллегорией, символом, романтическим иносказанием.

Большое внимание в книге уделяется разоблачению мифа о ницшеанстве Горького, созданного либерально-народнической и декадентской критикой в начале века. О живучести этого мифа свидетельствуют выступления на IV Международном съезде славистов в 1958 году (например, доклад шведского ученого Н. -Э. Нильсона «Стриндберг, Горький и Блок»), на VI Международном съезде славистов в 1968 году и на Международной конференции ЮНЕСКО 1979 года.

Отвечая на вопрос, как возник этот миф, Н. Крутикова прослеживает историю распространения ницшеанства в среде русской интеллигенции 90-х годов и характер его восприятия различными литературно-общественными группами. Знакомство с идеями Ницше началось в России с работ В. Преображенского, Л. Лопатина, Н. Грота и П. Астафьева, опубликованных в журнале «Вопросы философии и психологии». Лишь после этого труды Ницше были переведены на русский язык. Это определило некоторые особенности восприятия ницшеанства в России: первые интерпретаторы учения Ницше писали более о протесте против общественного лицемерия, теории «возвышения личности» и критике христианства, чем о таких коренных чертах философии Ницше, как проповедь социального неравенства и узаконенного рабства во имя господства «избранных».

Односторонность толкования сочинений Ницше сказалась не только на Горьком, но и на его критиках. Самый влиятельный народнический критик Михайловский, а вслед за ним М. Протопопов, А. Скабичевский и другие сближали горьковские призывы «к свободе, к свету» с ницшеанским «все дозволено». Эту идею подхватила реакционная пресса, шумно доказывая, что философию Горького можно свести к оправданию насилия и «красивому цинизму». Легенду о Горьком-ницшеанце поддержали Д. Философов и Д. Мережковский, увидевшие в босяках и даже в героях пьесы «На дне» плоские копии ницшеанских символов. Героические мотивы ранних произведений писателя они квалифицировали всего лишь как «романтическую ложь».

С мифом о ницшеанстве Горького вступили в спор марксистские критики: Луначарский, Воровский, Дивильковский и др.

Горьковский призыв к активному действию, к революционному подвигу во имя людей контрастен проповеди Ницше о возвышении сверхчеловека за счет насилия над толпой. Аморализму Ларры, стоящего «по ту сторону добра и зла», Горький противопоставляет альтруизм Данко. Обнажая смысл реакционной философии Ницше, Н. Крутикова приходит к выводу: «Пропасть лежит между его воззрениями и мировосприятием молодого Горького, отражающего в творчестве жажду пробуждения демократической личности, активизацию и подъем освободительного движения».

Обнаружив зерно полемики Горького с идеями Ницше в ранних произведениях писателя, Н. Крутикова прослеживает, какие всходы дало оно в дальнейшем – в повести «Фома Гордеев», в пьесе «Дачники», наконец, в эпопее «Жизнь Клима Самгина». При этом она использует не только известные горьковские тексты, но, например, и черновой вариант второй редакции «Дачников», где в устах Шалимова более определенно прозвучало ницшеанское положение о «воле к власти». Н. Крутикова отмечает, сколь справедлива горьковская характеристика учения Ницше как одного из евангелий «поумневшей» буржуазной интеллигенции, напуганной революционным движением масс и поэтому сползающей к откровенному или скрытому антидемократизму.

Учение Ницше повлияло на мораль и философию «хозяев» во всем мире. Эта мысль подтверждается в монографии тактом образа Якова Маякина, персонажа повести «Фома Гордеев». По мнению Н. Крутиковой, Горький «проводил некоторые параллели между мировосприятием ницшеанского «дальнего» и современного писателю купца-монархиста, стремящегося оттеснить дворян и рвущегося к политической власти». Поэтому писатель приписал Якову Машину «кое-что от социальной философии Фридриха Ницше» ².

Отрицание альтруизма, проповедь вражды и неравенства между людьми как нельзя лучше отвечали зоологической звериной морали апологетов капитализма. Характерно, что образ Якова Маякина воспринимается как положительный тип современными буржуазными идеологами. Н. Крутикова ссылается на книгу К. Рехо «Горький и японская литература» (М. 1965), где на примере творчества японского писателя Такаяма Тёгю дается современная интерпретация повести «Фома Гордеев».

Попытка «по-новому» прочитать роман Горького «Мать» была сделана на Международной конференции ЮНЕСКО 1979 года западногерманским ученым Р. -Д. Клюге. В докладе «Перспективный рассказ как ключ к пониманию романа М. Горького «Мать» он развивал мысль, что наличие «богостроительства» в романе есть не что иное, как стремление к слиянию социалистической коллективности с христианской гуманностью. Иными словами, «новый» взгляд на Горького преследует цель связать его творчество с реакционными философско-идеалистическими концепциями.

Н. Крутикова подходит к анализу горьковских произведений, учитывая сложность развернувшейся вокруг них идеологической борьбы. Эволюция образа Человека в творчестве Горького периода первой русской революции позволяет ей сделать вывод, что герой Горького – активная творческая личность, ощущающая неразрывную связь с массами. Главное художественное достижение писателя в эти годы – изображение процесса пробуждения народа, роста его революционного сознания, «выпрямление души» веками угнетаемого рабочего человека.

Сближение Горького с большевиками было причиной того, что буржуазные критики заговорили о «конце Горького» и его творческом бессилии. Отголоски этой концепции слышатся до сего дня в книгах буржуазных литературоведов, уверяющих, что выход из «кризиса» Горький мог обрести лишь в идеализме. Н. Крутикова обращается к работам М. Слонима, Э. Мучник, Б. Вулфа, Д. Левина, Д. Огдена, И. Уэйла, Д. Биллингтона, пытавшихся доказать близость Горького к модернизму, что позволяет выявить связь современных советологов с буржуазными идеологами начала XX века. В критике этих авторов Н. Крутикова опирается на работы советских ученых (В. Щербины, А. Мясникова, А. Овчаренко, К. Муратовой и др.), дающих отпор советологам.

Попытки размыть революционную направленность творчества Горького в модернистском потоке, ссылаясь на мнимое сходство позиций, несостоятельны. Влияние В. И. Ленина, особенно сильное в годы первой русской революции, многое определило в творческом пути Горького. Проповедь действия, призыв к духовному пробуждению масс, протест против пассивного отношения к злу противопоставили философию Горького идеалистической философской концепции модернизма.

Н. Крутикова раскрывает сущность современного «похода» против Горького, преследующего цель «отлучить» писателя от ленинской партийности и сблизить его с идеализмом. Ее монография актуальна, ибо затрагивает важнейшие вопросы современной идеологической борьбы, и вместе с тем научна. Каждое положение книги подтверждается анализом историко-литературных фактов.

Тем не менее не все положения, развиваемые в книге Н. Крутиковой, бесспорны. Нуждается, например, в уточнении и разграничении употребление терминов «декаданс – символизм – модернизм». Во многом родственные, эти понятия не могут подменять друг друга. Символизм Блока и Брюсова далеко не равноценен декадентским упадническим мотивам в творчестве Ф. Сологуба, тем более философскому идеализму Д. Мережковского и А. Волынского. Особняком стоял в литературе начала века М. Волошин, поэтому вряд ли правильно безоговорочно причислять его к символистам.

Можно было бы добавить несколько новых нюансов в отношениях Горького с А. Волынским, использовав его переписку с А. Амфитеатровым и «Дневник» К. Пятницкого.

Выпала из поля зрения Н. Крутиковой фигура Н. Евреинова, теоретические построения которого занимали не последнее место в идейно-эстетической концепции русского модернизма. Будучи одним из последователей Ницше, он откровенно проповедовал мораль господ и аристократизм избранных. В частности, монолог Басова из пьесы Горького «Дачники» явно ориентирован на пьесу Н. Евреинова «Красивый деспот». Восприемник традиций немецкой идеалистической школы, Н. Евреинов утверждал, что искусство – единственная подлинная реальность, довлеющая над всеми биологическими и социальными факторами. Сформулированный Евреиновым закон Театрократий предполагает преображение жизни по законам искусства и утверждает приоритет аристократии духа.

Еще одно замечание – в связи с толкованием тезиса А. Шопенгауэра о страдании в горьковском рассказе «Коновалов». Н. Крутикова считает, что это положение можно распространить и на другие произведения Горького, ибо философия» людей «дна» рождалась из глубины их страданий. Действительно, подобные высказывания можно найти среди ранних вариантов рассказа «Однажды осенью» (в речи Наташи). Однако Горький снял впоследствии эти слова, как снял и упомянутое Н. Крутиковой высказывание из рассказа «Коновалов». Есть основание думать, что он сделал это после критического выступления Н. Михайловского, обвинившего Горького в том, что он вкладывает свои мысли в уста босяков. Горький, по справедливому замечанию Н. Крутиковой, «отражал прежде всего реальные настроения реальных людей». Во имя верности правде он отказался от броских, но не слишком естественных в устах босяков деклараций.

В марте 1906 года Горький писал: «Мне кажется, что отныне Россия станет для мира опытным полем. На нем будут посеяны все мировые идеи, и они дадут прекрасные всходы» ³. Монография Н. Крутиковой дает богатый материал для раздумий о сложной эволюции Горького, критически освоившего мировые идеи конца XIX – начала XX века, прежде чем прийти к искусству социалистического реализма.

1. М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 23, Гослитиздат, М. 1953, стр. 125.[↩]
2. М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 25, стр. 319.[↩]
3. «Архив А. М. Горького», т. V, Гослитиздат, М. 1955, стр. 176.[↩]