В. Н. Быстров. Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус. Петербургская биография

За последние годы появилось несколько сотен работ о жизни и творчестве Д. Мережковского и З. Гиппиус. Однако специальных исследований, в которых деятельность обоих писателей рассматривалась бы под одной обложкой, совсем немного. Наиболее авторитетное из них касается эмигрантского периода жизни и творчества супругов¹. Рецензируемая книга, в свою очередь, представляется интересной, поскольку в ней охватывается жизненный и творческий путь Мережковских до бегства из России в декабре 1919 года.

Заглавие вызывает как минимум два вопроса: оправдано ли объединение двух творческих индивидуальностей в рамках одной биографии? И как следует трактовать авторское определение жанра — «петербургская биография»? За ответами обратимся к тексту.

Книга В. Быстрова открывается биографией Д. Мережковского. Мы читаем о детстве и юности писателя — до тех пор, пока в его жизни не произошло самое важное, по мнению автора, событие — «встреча с Зинаидой Николаевной…» (с. 40). Далее следует небольшой экскурс в детские и юношеские годы З. Гиппиус. А рассказ о венчании в 1889 году становится отправной точкой в повествовании о герое, имя которому — «Мережковские». Биограф отчасти прав, утверждая, что «движение и творческий рост каждого из них в отдельности могли быть значительными, но все-таки не в той мере, в какой это стало возможно в единстве» (с. 47). Даже современники не всегда отделяли супругов друг от друга, воспринимая их неким единым существом (хотя и отзывались о них порой по-разному). Известно также, что некоторые произведения З. Гиппиус были опубликованы под именем Д. Мережковского². И все-таки рискнем предположить, что объединение под одной обложкой двух (пусть даже близких) творческих людей не способно привести к осмыслению их индивидуальности. А это — одна из основных задач биографа³. Творческую близость супругов не следует возводить в абсолют. В противном случае исследователь идет на поводу у мифа, созданного женой Д. Мережковского. Хорошо известно, что в воспоминаниях З. Гиппиус писала: «…мы прожили с Д. Мережковским 52 года, не разлучаясь, со дня нашей свадьбы в Тифлисе, ни разу, ни на один день»⁴. Однако в ее дневнике можно встретить опровержение этой категоричности. Когда Дмитрий Сергеевич уехал в Москву, чтобы проститься с одной из своих почитательниц, Зинаида Николаевна «осталась и прожила три дня в молчании, одиночестве и ужасе близкой смерти»⁵. Из книги В. Быстрова мы в избытке узнаем о том, что общего было между супругами. Это ощущение всем существом зримого и незримого присутствия смерти в мире, ранняя серьезность, погруженность в мир своих переживаний и мыслей, «охота к перемене мест» и многое другое. Однако иногда важнее понять не видимое тождество, а скрытую индивидуальность писателей. Не только в жизненных, но и в творческих установках. У читателя рецензируемой книги, вопреки желанию автора, может сложиться ложное впечатление, что чуть ли не единственное различие между супругами сводилось к тому, что «тяга к общению — новым знакомствам, встречам, беседам, переписке — была у Зинаиды Николаевны сильнее, чем у мужа; Дмитрий Сергеевич в этом смысле отличался от жены большей замкнутостью и сдержанностью» (с. 126). В. Быстров сознательно избегает откровенного (и не всегда нужного) разговора об интимных отношениях между Мережковским, Гиппиус и близкими к ним людьми. Он умалчивает о любовных связях Зинаиды Николаевны (в том числе — с Д. Философовым), а из всех романтических увлечений Мережковского останавливается только на отношениях с Л. Вилькиной. Но в личной жизни писателя были еще О. Нилова, Е. Образцова, О. Костецкая. Видимо, их имена скрываются за авторской фразой: «…им (Мережковским. — А. Х.) было мало этих «пожизненных» чувств, в душе оставались свободные уголки, где либо явно для окружающих, либо тайно совершалась другая, как бы отдельная, жизнь» (с. 224-225).

Если перейти к вопросу об авторском определении жанра книги, то сразу же обнаружится двойственность смысла «петербургской биографии».

С одной стороны, речь должна идти о «петербургском» периоде в жизни и творчестве Мережковских. И в тексте есть подтверждение этому. Несмотря на частые путешествия, выезды на дачу и за границу, до эмиграции жизнь Дмитрия Сергеевича и Зинаиды Николаевны была тесно связана с Петербургом (с 1914-го — Петроградом). Более чем двухлетнее пребывание Мережковских за рубежом (преимущественно в Париже) в 1906 — 1908 годах практически не рассматривается В. Быстровым. Этот очень важный период даже не выделен им в особую главу, что вполне объяснимо для «петербургской биографии». Зато значительное внимание автор уделяет адресам северной столицы: дому инженера-генерала Ф. Бауэра, в котором Д. Мережковский провел детство; Третьей классической гимназии, где учился будущий писатель; квартирам Мережковских на Верейской, Литейном и Сергиевской; редакциям журналов («Северный вестник», «Мир искусства», «Новый путь» и др.); многочисленным кружкам и салонам (В. Икскуль, О. Миллера, Я. Полонского, К. Случевского, Вяч.И. Иванова, Н. Дризена и др.). Особый колорит повествованию придают воспоминания петербуржцев (в частности — В. Набокова и проф. Н. Чистовича). Автором книги внимательно прослеживаются личные и творческие взаимоотношения Мережковских с петербургскими писателями и поэтами (С. Надсоном, А. Плещеевым, П. Вейнбергом, Н. Минским, А. Волынским, Ф. Сологубом, В. Розановым, А. Блоком и др.). Московские литераторы интересуют В. Быстрова в меньшей степени. Из наиболее выдающихся он мельком упоминает Валерия Брюсова и Андрея Белого.

С другой стороны, жизнь Мережковских в Петербурге становится лишь канвой повествования, главным героем которого является город и его отражение в творчестве обоих писателей на уровне тем, образов и мотивов. Так, В. Быстров отмечает, что уже в ранней лирике Мережковский явно не желал быть «певцом» столицы: «Его манили темы и мотивы отвлеченные, философские…» (с. 29). Однако приметы города все же встречаются в первых произведениях писателя. В изображении некоторых из них автор книги усматривает «черточки импрессионистической манеры» (с. 34). Полноценный облик города возникает у Мережковского в «повести в стихах» «Вера», «петербургской поэме» «Смерть» и поэме «Конец века». Причем в последней Петербург изображается из парижского «далека». А тема Петра Великого, незримо царящего над городом, станет, по верному замечанию В. Быстрова, впоследствии одной из важнейших в исторических романах Мережковского («Петр и Алексей», «Александр I», «14 декабря»). Автор приходит к очень любопытному выводу: «Отношение писателя к Петербургу, этому особому «граду», лежащему как бы на границе между Русью и Западом, отражало его сложное, менявшееся с годами восприятие и того и другого мира» (с. 114). В свою очередь, Петербург-Петроград военных и революционных лет (1914 — 1919) дается через восприятие З. Гиппиус, которая не только вела «своего рода летопись совершающихся событий» (с. 284), но и посвятила своему «прекрасно-страшному» городу проникновенные строки.

Оригинальность идеи и выразительный язык не заслоняют в книге досадные неточности. Во-первых, отец Мережковского выгнал его старшего брата Константина из дома не в 1878-м, а в 1881 году, после цареубийства, о чем Дмитрий Сергеевич пишет в автобиографии. Во-вторых, первое опубликованное стихотворение Мережковского называлось не «Нарцисс», а «Тучка», и появилось оно не в 1881 году в сборнике «Отклик», а в начале октября 1880 года в «Живописном обозрении». Об этом подробно написала К. Кумпан в предисловии к академическому собранию стихотворений и поэм Д. Мережковского еще в 2000 году. В-третьих, в университет Дмитрий Сергеевич был зачислен 5 августа 1883 года (ЦГИА СПб., ф. 14, оп. 3, д. 23357), а значит, он не мог, вопреки мнению В. Быстрова, окончить гимназию в 1884-м. Наконец, требует корректировки фраза: «… 7 и 14 декабря 1892 г. Мережковский прочел <…> лекцию «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы»…» (с. 84). На самом деле Дмитрий Сергеевич выступил в Русском литературном обществе 26 октября 1892 года с лекцией «О причинах упадка русской литературы». Выступление повторилось 8 декабря, а 15-го числа того же месяца писатель прочел вторую часть доклада — «О новых течениях современной русской литературы». Тексты лекций легли в основу брошюры «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», вышедшей в январе 1893 года.

Приходится с сожалением отмечать в работе ученого слабость научного инструментария. Судя по аннотации, книга является попыткой воссоздания «петербургской биографии» Мережковских «в доступной полноте». Однако чтение наводит на мысль, что автору было доступно менее половины опубликованных по теме работ. В качестве примера остановлюсь на эпистолярных источниках. В библиографии В. Быстров ссылается только на письма Мережковских к П. Перцову и романтические послания Дмитрия Сергеевича к Л. Вилькиной. Почему бы не указать в этом ряду письма Д. Мережковского к С. Надсону (публ. А. Лаврова) и В. Розанову (публ. А. Ваховской), тем более что В. Быстров останавливается на взаимоотношениях между этими писателями? Справедливости ради отметим, что в тексте используются архивные источники (например, из РО ИРЛИ, НИОР РГБ), но ссылки на них отсутствуют, как, впрочем, и на опубликованные материалы. Этим окончательно устанавливается жанр — популярной биографии.

А. ХОЛИКОВ

1. Хрисанфов В. И. Д. С. Мережковский и З. Н. Гиппиус: из жизни в эмиграции. СПб.: Синтез-Полиграф, 2001. [↩]
2. Гехтман М. В. Библиография прижизненных изданий и публикаций З. Н. Гиппиус. М.: НПК «Интелвак», 2007. С. 153. [↩]
3. См.: Холиков А. Писательская биография: жанр без правил // Вопросы литературы. 2008. № 6. [↩]
4. Гиппиус З. Дмитрий Мережковский // Гиппиус З. Ничего не боюсь. М.: Вагриус, 2004. С. 15.[↩]
5. Гиппиус З. О Бывшем (1899 — 1914) // Гиппиус З. Дневники: В 2 кн. Кн. 1. М.: НПК «Интелвак», 1999. С. 103-104. [↩]