Хроника вечной битвы. Леонид Юзефович

Нет, пожалуй, ни одного писателя, который не задумывался бы о своей главной книге. В ней было бы все: и черное, и белое, и холодное, и горячее, и женское, и мужское; в ней одно перетекало бы в другое, наполняясь новыми смыслами; самая смерть гармонировала бы с жизнью, и яснее становился бы Замысел Творца. Так изо дня в день и до сих пор нам «в ненастье мерещится книга о земле и ее красоте».

Таких книг не было давно — их как-то стесняются. Не было хотя бы потому, что трудным оказывался поиск связующей нити. Распадающийся на «дымящиеся куски действительности» полуиллюзорный мир, казалось, навсегда вышел из-под влияния законов мифа и, тем более, сказки. Здесь требовался системный, исторический подход — взгляд сквозь коридор времен в сторону небесного света, per aspera ad astra.

Отдалившись от собственных отражений в зеркале истории на 10-15 лет (небольшое, но все-таки расстоянье), мы наконец получили возможность увидеть то большое, что доселе распадалось на мелочи.

Среди читательских отзывов на роман «Журавли и карлики» — победитель премии «Большая книга» в 2009 году — лейтмотивом звучит благодарность автору за правдивое отображение реалий 90-х, за то, что в лице Шубина был создан совершенно нормальный, не упадочный, не пропащий, не затравленный, а лишь, так сказать, одураченный пространством и временем человек, сумевший, пройдя положенный каждому смертному путь мытарств, сохранить собственное лицо.

Какой это роман? Политический, исторический, философский? Точно не роман воспитания. Тогда — буддистски отрешенный, «толерантный», релятивистский?

Возьмем выше. Уровнем выше. Обратимся туда, где звезды. О них — предшествующий выходу романа рассказ Леонида Юзефовича «Язык звезд» — «микрочип», встроенный впоследствии в текст и смысл «Журавлей и карликов». Рассказ монохромен, в нем разработана линия Шубина, его семейной и писательской жизни. Те же метаморфозы с редакциями-однодневками, та же мода то на красногвардейцев, то на белых генералов, те же Максим и Кирилл, те же попытки приспособить вечное к насущному, спровоцированные жаждой хлеба (тоже насущного, кстати). Рассказ заканчивается обращением героя к звездам — мировой духовной константе: «Шубин чиркнул зажигалкой и встал с сигаретой у окна. Шел первый час ночи. Жили на одиннадцатом этаже, неба за окнами было много. К вечеру оно прояснилось, но звезды оставались еще по-весеннему мелкими, бледными. Лишь одна горела ярче других… Она слабо, неравномерно мерцала, посылая сигналы в темную бездну вселенной. Прочесть их не составляло труда. Язык звезд не обязательно должен быть понятным, чтобы быть понятым. Шубин все понимал, но не пытался выразить это словами. «Моралитэ убивает месседж», — говорил один его старый приятель. Сам он давно уехал в Америку, а присказка осталась».

Такие выходы — знак примирения с миром, обретения себя. Но к звездам можно выйти из кельи, а можно — из кабака. В первом случае они станут продолжением гармонии. Во втором, при определенной душевной настроенности, — вызовут шок. Анкудинов выходит из покоев обольстительницы, преодолевая в себе земной соблазн, обращает взор к вечным звездам. Разгоряченный выпивкой Баатар, уставший за день Шубин, цесаревич Алексей, которому «солнце застит» дядя Петя, неугомонный и подчас далекий от неба Жохов — к звездам приходят все. И видят практически одно и то же: «Там души перемешивались и втекали друг в друга, как клубы пара над осенней рекой». Единство всего живого, его безначальная и бесконечная текучесть, круговорот духовных энергий. Гармония, возможная если не на земле — то на небе.

Для героев Юзефовича «звезды и созвездия есть творения предвечных душ, созидаемые ими на пути к воплощению. Там эти души пребывают до вселения в то или иное тело на планете Земля. Когда предвечная душа повторно погружается в человеческую плоть, перед нами cуть не разные люди, а всего лишь различные формы ее земного существования».

Каждую весну в стане журавлей появляется карлик, и тогда журавли одерживают победу над пигмеями. Но каждой осенью война возобновляется, одна из птиц переходит к карликам, и те побеждают. Победа невозможна до тех пор, пока в одно либо другое войско не перельется часть противоположной силы. Древние недаром вписывали миф о журавлях и карликах в Дионисийский цикл. Так отражались их представления о балансе злых и добрых, смертоносных и оживляющих сил: «Они потому и воевали между собой всегда, что побеждали по очереди».

Итак, универсальный мифологический сюжет найден: гераномахия — война журавлей и карликов, обитателей двух стихий, двух полюсов нашей жизни. Сюжет традиционно связывают с именем Гомера, которому, по мнению историков, принадлежала маленькая поэма о мифологической битве, частично вошедшая затем в текст «Илиады». Низкорослые пигмеи, живущие, подобно муравьям, в песке, вызывали ассоциацию с реально существующим племенем Северной Африки и прилетающими туда на зимовье серыми журавлями. В романе Юзефовича — заметим, историка по образованию — местом сечи названа Пермь Великая, а сам миф озвучен устами авантюриста и самозванца ХVII века Тимофея Анкудинова: «Чуть ли не от сотворения мира идет <…> война журавлей с пигмеями. Подобно кругу, не имеет она ни конца, ни начала. Карлики неустанно преследуют этих птиц, охотятся на них с камнями и садками, выслеживают их гнезда, бьют яйца, сворачивают шеи птенцам, а журавли нападают на своих врагов целыми стаями. Они оглушают и ослепляют их ударами крыльев, клювами протыкают шеи, выкалывают глаза или приносят в когтях горящие ветки, взятые на лесных пожарах, и сбрасывают на хижины этого малорослого племени. Что и когда они не поделили, остается загадкой. Карлики на такие вопросы не отвечают, журавли, само собой, тоже молчат. Иной раз мнится, что ни те, ни другие сами того не знают».

Бесспорно, не знают, ибо природа их вражды коренится там же, где берет свое начало древо познания добра и зла. Так борются душа и плоть, жизнь и смерть.

В поэме Боя, заново интерпретирующего этот миф, виновницей вражды названа, как водится, женщина: царица Пигмеев Герана (журавль), обожаемая своим народом, посмела соперничать по красоте с богинями, за что была наказана Герой — превращена в журавля. В более поздних же версиях мифа война журавлей с пигмеями входит в цикл сказаний о Геракле, а именно — принадлежит к рассказу о его победе над Антеем. Дети земли, пигмеи, разъяренные тем, что держатель земли Антей повержен, поклялись отомстить победителю, но тот легко справился с ними, завернув целое войско в свою львиную шкуру.

Миф распространился и дальше. Китайский историк VII века Ли Тая свидетельствует, что к югу от Дацинь (Римской империи) находится страна карликов, на которых нападают белые журавли. Римляне (люди Дацинь) собственным ростом заслоняют лилипутов от нападения птиц.

Сказание о вечной войне, очевидно, было известно всему древнему миру, что указывает на его сакральную значимость. Роман Юзефовича последовательно обнаруживает отголоски мифологических смыслов, связывающих XVII и XX века, Европу, Россию и Монголию.

Согласно одной из трактовок мифа, журавли — это выходцы из потустороннего мира. Согласно более распространенной, приближенной к нам версии, — это все, чья жизнь хоть сколько-нибудь неординарна: авантюристы, искатели смысла, счастья, правды — самозванцы. В интеллигентском кухонном разговоре феномен самозванчества осмысливается глубинно:

» — Видите! — воодушевился Антон Иванович. — Линейное время годится для Запада, у них там все проходит и никогда не возвращается. У нас и на Востоке по-другому. Узловые моменты нашей истории повторяются вновь и вновь, как в сакральном цикле.