В. И. Иванов и Э. К. Метнер. Переписка из двух миров. Публикация В. Сапова. Окончание

Окончание. Начало см.: «Вопросы литературы», 1994, вып. II.

8
Э. К. МЕТНЕР – В. И. ИВАНОВУ
Pillnitz 29/IX 912
Дорогой Вячеслав Иванович!
Ваше письмо от 12/IX н. с. получил¹. Что оно было переслано мне сюда из Москвы, связано с тем фатальным недоразумением относительно моего адреса, в котором я нисколько не виноват, ибо определенно заявил, уезжая из Москвы, чтобы писали Bayreuth Haupt postlagernd. А вперед знать, в каких отелях я остановлюсь на день, на два в Нюрнберге, Регенсбурге, Линце и Вене, я, конечно, не мог… Далее распутывать это недоразумение и не стоит, да я и не могу этого сделать до приезда в Москву. Фатально оно тем, что, имея в себе некоторую видимость моей вины, оно дало возможность Бугаеву довести свой азарт до такого неприличия, что я окончательно прекратил с ним до поры до времени личное (неделовое) сношение. С Эллисом я покончил после его возмутительного письма два месяца тому назад. Бесы, что ли, у них выходят, я не знаю, но стало невтерпеж с ними общаться. Несомненно, они оба беседовали и с Вами² о мусагетском хаосе и об его главном виновнике, т. е. обо мне; вот почему считаю необходимым поставить Вас в известность о прекращении моих чисто личных сношений с обоими беснующимися неофитами, а также заявить Вам, что я готов принести клятву перед Богом и привести доказательства перед третейским судьей как в том, что все обвинения, возводимые на меня Бугаевым и Эллисом, сплошь ложны, так и в том, чтовсезамечания, к которым меня вынудило нелепое поведение обоих, основательны. Я вижу, что мне придется составить записку о возникновении и действованииМусагетана основании имеющихся у меня документов (писем, записок, протоколов заседаний) и предложить ее для критики ближайшим сотрудникам. Тогда всплывет на поверхность все действительно хаотическое вМусагете,выяснится моя роль во всем и скажется, что творцами хаоса именно и являются Белый и Эллис. Хаоса же в том, как выражаетсяМусагетвовне, я совершенно не вижу; есть некоторая смутность очертаний, вполне естественная, если принять во внимание разнородность элементов, которые не могли, конечно, дать гармоническое созвучие в столь короткий срок, да еще вдобавок при таких вулканических кризисах главных действующих лиц. Dixi! ³ Если я еще услышу глухие жалобы на хаос, я закрываю весьМусагети исчезаю навсегда для моих литературных друзей. Отвечаю по пунктам; сначала на деловое.
1)В Москвео существованииТрудов и днейникогда не забывали. Уверен, что и Вы все время помнили о журнале и что наконец Вы же и напомнили о нем Бугаеву, приехав в Базель, подобно тому как, вызвав его в январе в Петербург, Вы напомнили ему о специальной задаче журнала, о символизме.
N III, май-июнь, в срок (т. е. самое позднее – конец июня) выйти не мог оттого, что Бугаев забыл о журнале, ничего не отвечал на вопросы, которые ему ставились, не возвращал статьи Скалдина⁴ и ничего не присылал своего; ждали и от Вас назад корректуры, писали Вам об этом (одно время не знали Вашего адреса); но, зная, что Вы чрезмерно заняты переездом за границу, нисколько не удивлялись на Вашу задержку. Наконец, подошел крайний срок моего отъезда в Байрейт, и я уехал в конце русского июля, отдав приказ возможно скорее выпустить NIII,как он есть без Белого и без Вас. N IV будет выпущен в одной тетради с N V, ибо нельзя же июль-август выпускать в октябре; другое дело: июль-октябрь. Скажу откровенно, что если журнал придется так натягивать, то я предпочитаю его закрыть.
2) Из предыдущего пункта ясно, что Ваша просьба о высылке корректуры меня очень удивила, ибо она была Вам давно выслана.
3) Статья Скалдина была взята Бугаевым с собой за границу и до сих пор продержана. Вопрос об ее помещении вовсе не подымался. Шла речь о двух-трех листах статьи, которые возбудили страшные дебаты в нашем кружке (Рачинский, Киселев, Петровский были очень против) ⁵. Бугаеву было предоставлено как Редактору окончательно решить судьбу этих мест. К сожалению, Бугаев ничего не сказал в своей приписке к Вашему письму об этих местах…
Устал писать пером (ненавижу это орудие писания, перехожу к карандашу и прошу извинить эту халатность…) ⁶, об этих местах, ибо, разумеется, даже забыл, зачем ему эту статью вручили при отъезде.
4) Статья о Брюсове и меня отнюдь не пленила⁷. Однако именно по практическим соображениям и в особенности ввиду недостатка материала для двойного номера, мне кажется, ее можно было бы пустить. Впрочем, Бугаев ее или потеряет, или продержит года два. – Если же он найдет возможным ее поместить, тогда я сдам в набор. Статья все же неплохая. Ведь и статья СюннербергаИскусство Вожатыйне «ахти-что»! Статья студента Сидорова тоже неважная, но надо и разбавлять, иначе мы сядем на мель.
6) Надеюсь, что Вы согласны со мною в том, что проповеди оккультизма, да еще с определенной (штейнерианской) окраской, ниМусагет, ниТруды и днидопустить не могут. Относительно «синтеза оккультизма и символизма» (платформа Эллиса, а ныне и Бугаева?) у меня самые мрачные мысли. Прежде всего: Штейнер – антисимволист, замаскированный материалист и мета… химик. Далее, Эллис – ритор, пропагандист, католик по психологии. Наконец, Бугаев – бессознательный игрок, и притом несколько аффектированный и легковерный. Что же должно получиться изо всего этого? Милый Андрей Белый, театрально разводящий руками и закатывающий глаза, пленителен, пока он ведет речь о магии искусства или даже об искусстве магии, но последнее по книжкам… Но… Но… Но… Не дальше.
Я считаю Белого органически неспособным к оккультизму. Вся его интуиция, медиумизм приемлемы и даже желательны в тесной сфере искусства (и «об искусстве»). От аффектации и цветистости (хотя и безвкусной, но тем не менее вовсе не первобытной, не библейской, скорее истинно декадентской) он никогда не освободится. А я ставлю вопрос: что мне делать, что мне думать обо всем «движении», если его вожди (художественными продуктами которых я восхищаюсь) театрально машут руками и пользуются чрезмерно яркой палитрой в своей речи о судьбах космоса… Я только намекаю: нет возможности сказать всего, да я и не смею; боюсь «припечатывать»… Прибавлю только, что опасаюсь сильно захудожникаБелого! ⁸
7) Очень тронут Вашими милыми и одобрительными словами оМодернизме и музыке⁹. Сверхмерная бранчливость весьма естественна, как результат моего темперамента + материала книги (которую я рассматриваю как метлу… и только).
8) О Дионисе сбивчиво по двум причинам: а) этой теме не посвящено отдельной статьи, подводящей итог рассеянным замечаниям и примерам; Ь) у меня нет слов для этой темы (Аполлон – Дионис); иногда я почти столь же сожалею, что не филолог, сколько сожалею, что не музыкант. Спорить с Вами, специалистом, мне невозможно. Вы всегда сможете найти «симптомы заблуждения». Быть может, я слишком дионисичен и потому боюсь Диониса. Во всяком случае, не думаю, чтобы отношение мое к Дионису было отношением охранки к Революции… Наконец, полагаю, что ратовал вМод[ернизме] и муз[ыке]против псевдодиониса, духом которого охвачены многие проявления модернизма… Скажу еще раз, что сам хотел бы многое сказать на эту тему, но едва ли удастся. Пожалуй, легчеговоритьустно (в беседе) об этом, но страшно, потому что начинаешь нестись и все делается вдруг совершенно ясным, а когда это ясное пробуешь сжать в кулак, то оказывается, что сжимаешь пустое место.Писатьже бесконечно трудно, хотя менее страшно; но едва ли написанное будет понятно даже самому автору лет через десять. Ибонетслов, фиксирующих это. И, ссылаясь на Ницше, приходится указывать на все его сочинения, взятые в целом, а не отдельные места.Чувствуюя Аполлона и Диониса до жуткости отчетливо, все равно, в политике или в поэзии. Я не знаю, хотел бы я или нет говорить с Вами об этом?
9) Вы мне то бесконечно близки, то совершенно чужды; оба ощущения совсем никакой видимой связи не имеют с эмпирическими данными Вашей личности и Вашего творчества (как это, например, у меня в отношении к Бугаеву, где я твердо знаю, что принимаю и что отвергаю). Чувство близости преобладает безусловно… Восхищает меня то, что Вы – свободный, бесконечно свободнее всех других лично известных мне современников. Я неоднократно думал о Вас за последние месяцы и порывался писать, но все как-то не выходило.

* * *
Кончаю, ибо пора собираться в обратный путь, в Москву.
Жму Вашу руку.
Привет Вашим.
Любящий Вас Э. Метнер.

9
В. И. ИВАНОВ – Э. К. МЕТНЕРУ
Montreux
5окт[ября]
22 сент[ября] 1912
Дорогой Эмилий Карлович,
Спасибо Вам за одно из тех Ваших больших и набросанных карандашом писем, которые совершенно передают ритм живой беседы и способны даже меня побудить к немедленной отписке. Я их очень люблю, Ваши письма карандашом, потому что люблю с Вами видеться и злюсь при свидании на Вас только за Ваши золотые часы, автоматично выскакивающие из жилетного кармана для ядовитейшего протеста против всякого лже- и подлинного дионисийства, самозабвения и – саморазрушения. Будучи довольно говорливым, я искушен, после прочтения Вашего письма, исписать очень много бумаги, – но у меня нет ни бумаги такой, как у Вас, ни такого карандаша. Обаяние Вашего письма сказалось в том, что я на своей бумаге и своим (также мне ненавистным) «орудием писания» настрочил и только что отослал в Мусагет для «Трудов и дней» целую статейку, под заглавием «Marginalia», о Вольфинге (Модернизм и музыка) и о Зенкевиче (книга стихов) ¹⁰. Если Вы хотите продержать за меня – с тщательностью автора – корректуру, то не присылайте за границу таковой, а печатайте сразу. Конечно, я не вправе разбирать Вашу книгу – да и само название «Marginalia» показывает, что это только попутные замечания. Ну, да Вы увидите.
Пожалуйста, продолжайте «Труды и дни»; ставьте соредактору срок для отзывов, по истечении которого распоряжайтесь сам; не обращайте – с истинною «мужественностью» – внимания на толки, ропот, укоры и т. д.; взявшись за дело, не бросайте его, как свойственно русским и не приличествует «тевтонствующему», которому свойственно каждое начинаниеразвивать.Я буду писать, сколько хотите и как хотите (т. е. стилем важным и сжатым, или площадным, как «Marginalia»).
Повторяю, что я не получил корректуры большой весенней статьи, и покорнейше прошу о немедленной высылке в Lausanne, poste restante. Получи я корректуру, написал бы давно еще статеек. «Труды и дни» формируются, приобретают физиономию серьезного, дельного, б[ыть] м[ожет], впоследствии единственного в своем роде (высокой культуры) издания.
Статьи оккультистские, если они подписаныБелым, – конечно, желанны! Но синтеза между оккультизмом и символизмом я не признаю, как эстетической платформы или программы журнала. Здесь огромная опасность для искусства вообще, а кроме прочего, просто я защищаю знамясимволизма,а не выдаю его, не подмениваю его, не укрываюсь в чужие ряды. Я сам хочу быть оккультистом; но своего оккультизма через это одно не стану по возможности и преднамеренно вносить в свой символизм. Ах, ведь это все так просто, если только сознавать себя реально – художником! За художника в А. Белом также боюсь, как ему подробно объяснял, умоляя беречь в себе художника. Но теперь он im neuen Werden¹¹. Дай Бог, чтобы вышел из теперешнего только пассивного подчинения, вырос до внутренней свободы, что, полагаю, возможно и в штейнерианстве и, б[ыть] м[ожет], составляет мистагогическую цель Штейнера по отношению к Боре. Ибо я склонен предполагать о Штейнере все хорошее¹².
Вопросы:
Могу ли я прислать из Рима, куда еду, вскоре своего Новалиса, а в начале 1913 г. Диониса – для издания в Мусагете?
Хотите ли издать книгу моих статей «Борозды и межи», уже готовую? ¹³
До свидания. Обнимаю Вас и люблю.
Вяч. Иванов.
О Скалдине еще раз: если уж нужны купюры, делайте их скорее исам,но печатайте статью без замедления, – ведь она по поводуновой книги!

10
Э. К. МЕТНЕР – В. И. ИВАНОВУ
1/14-X-912. Траханеево
Дорогой Вячеслав Иванович,
Спасибо, спасибо большое и за статью, и за письмо. Странно, что Вы еще не получили второго экземпляра Вашей корректуры; она выслана уже недели полторы назад. Не понимаю, что происходит с почтой. Обещаю продержать за Вас с тщательностью автора корректуры Marginalia. Скалдина Бугаев все еще не присылает. Он занят писанием позорящих меня писем; Эллис также; оба окончательно сошли «с ума» в своих нападках на меня. Я очень разбит всем этим. Опять не сплю, и вся охота жить и работать пропадает… Когда оправлюсь, напишу подробнее. NNА-5 Тр[удов] и дн[ей] выйдут вместенепременнов октябре…Борозды имежиприсылайте.
Ваш Э. М.

11
Э. К. МЕТНЕР – В. И. ИВАНОВУ
Дорогой Вячеслав Иванович! Сообразил, что в предшествующей открытке вскользь упомянул оМежах и бороздах.Ваши книги настолько желанны, что несмотря на финансовые затруднения Мусагет примется за их печатание. Только нельзя сразу все. Сообразите, в какие сроки и в каком порядке Вы станете присылать рукописи, и дайте нам указания относительно внешности издания. Напишите также и о презренном металле. Я все еще настолько разбит, что… карандашом писать не могу. До свиданья. Привет Вашим.
Э. Метнер.
Траханеево 7/Х 912.

12
В. И. ИВАНОВ – Э. К. МЕТНЕРУ
Рим, 15/2 ноября 1912
Дорогой Эмилий Карлович,
В. Ф. Ахрамович¹⁴ пишет мне: «Эмилий Карлович поручил мне известить Вас о желании Эллиса значиться в числеближайшихсотрудников: если Вы будете иметь что-нибудь против, известите об этом Э. К. Метнера; неполучение от Вас ответа будет истолковано редакцией как согласие». ¹⁵
Даю на этот вопрос следующий точный ответ.
Формула: «Журнал Z издается под редакцией А; при ближайшем участии В и С», – имеет в моих глазах единственный смысл, что А, В и С совершенно солидарны между собою относительно общего направления и ядра журнала; В и С не несут ответственности за частности, не окрашивающие собою общего направления, но все, определяющее характер, тенденцию, «платформу» издания, лежит и на их ответственности.
(Правда, бывают случаи чисто декоративного упоминания чьего-либо имени под рубрикой ближайшего сотрудничества. К «Трудам и дням» и к роли в них моей и Блока это не применимо, т. к. журнал с самого начала выступил как бы манифестом того символизма, активным деятелем которого являются лица редакторов и ближайших сотрудников.)
Предположим теперь присоединение к кругу А, В и С нового лица D. Ясно, что он должен стоять в отношении той же солидарности к коллективу и к отдельным членам по вопросу о направлении журнала, какая установлена между А, В и С. Ваш вопрос о Л. Л. Эллисе обращается, следовательно, в вопрос: «Солидарен ли я с Эллисом по вопросу о направлении журнала в той же мере, в какой солидарен с Вами, Андреем Белым и Блоком?» – Что же я могу ответить на этот вопрос? Так как я не говорил с Эллисом и не переписывался с ним, то я должен ответить: «Не знаю». Другими словами: D =x.
В самом деле (и оставляя совершенно в стороне отношения личные), я знаю лишь, что в некоторую отдаленную эпоху Эллис был моимпринципиальнымантагонистом¹⁶. Не важно, что я склонен был считать этот антагонизм в значительной мере недоразумением и не был в состоянии определить точно пункты расхождения: важно то, что Эллис провозгласил себя антагонистом. После краткого промежутка началась новая, вторая эпоха его антагонизма (опять-таки, говорю не о личной враждебности, но о некоем возмущении, имевшем в глазах Эллиса характерпринципиальногопротеста). Она, эта эпоха, быть может, также отошла в прошлое, так как Эллис теперь поднял другое знамя; и в каком свете представляюсь ему я с этой новой позиции, яне знаю. Возможно, что он считает мою идейную почву для себя не вовсе нечистой, так как не боится «ближайшего сотрудничества» вместе со мной; но я-то не могу выражать своего согласия на присоединениенеизвестнойвеличины, ибо таковое было бы лишь проявлением моего индифферентизма.
Итак, не будучи в сношениях с Эллисом, не могу и сказать, солидарен ли в вопросе о «Трудах и днях» степерешнимЭллисом или несолидарен.
Прибавлю, что, живя Бог знает где и лишенный возможности непосредственных сношений с редакцией, числюсь «ближайшим сотрудником» подовериюк Вам, Белому и Блоку и на основании первоначального идейного соглашения. С Эллисом у меня не было ни соглашения, ни общей почвы, связывающей нас взаимным доверием. Фактически же Эллис именно в постоянных и непосредственных сношениях с редакцией; мое «ближайшее сотрудничество» делается, след[овательно], чисто декоративным.
Итак, теоретически редакционный вопрос, мне направленный,неразрешим(ибо D = x); на личную почву становиться я не могу; апрактическоеразрешение все же безотлагательно нужно. И здесь дело до чрезвычайности упрощается.
Не изменяя ни в чем своего реального отношения к «Трудам и дням», оставаясь их ревностным сотрудником – в меру желания редакции, я решил (и в этом смысле делаю Вам категорическое заявление) выйти из числаближайшихсотрудников. Итак, покорнейше прошу Вам не поминать моего имени рядом с именем Блока в качестве сотрудника «ближайшего». Это снимает с меня ответственность за тот сдвиг платформы, который совершился в журнале, журнал при этом не лишится ни одной моей строки, ни одного ответа, которым бы он дорожил… А что сдвиг совершается, очевидно из самого факта кандидатуры на ближайшее сотрудничество.
Как мне представляется этот сдвиг? Здесь я могу говорить лишь гадательно, за отсутствием точных сведений. Полагаю – скорее, предполагаю, – что Боря и Эллис хотят проводить в «Т[рудах] и Д[нях]» доктрину Штейнера и применить точки зрения этой доктрины к обсуждению вопросов искусства в частности и культуры вообще. Другими словами, придать журналу такую же окраску штейнерианства, какая характеризует, по-видимому, издательство «Духовное знание» (за присылку маленького Экхарта в изд. «Дух. знание», как и за «Наполеона», при этом случае, высказываю Вам большую благодарность! ¹⁷). Если это мое предположение правильно, то мы имеем дело, прежде всего, сновым,самостоятельным планом и заданием, о котором также ничего не могу сказать, это – х, – потому что такой план со мной не обсуждался. К доктору Штейнеру не скрываю своих симпатий (симпатий скорее интуитивных, чем рациональных). «Штейнерианство» этих симпатий, напротив, во мне не возбуждает: разумею движение на Западе. Но что такое штейнерианство Белого и Эллиса, опять-таки вовсе еще не знаю. Символизм же мешать с штейнерианством не хочу. Мой «символизм» (говорю о теориях) есть теория только эстетическая. Теософические (в лучшем смысле слова) опыты с искусством мне не симпатичны. Не подходит ли мой черед сказать: «ars ancilla theologiae (aut theosophiae)ne esto «?¹⁸ Во всяком случае, в идейные авантюры я не пущусь и ответственность за модификацию символических учений в теософическом смысле нести не хочу. Этим объясняется мой выход изближайшихсотрудников. Нет, я останусь верен искусству и в то же время – мистике, как я ее переживаю. А что будет из их начинаний, сначала погляжу на это со стороны – и, быть может, первый буду горячо сочувствовать им и даже, в случае надобности и по мере сил, помогать. Но сначала нужно знать, что это такое. – Итак, прошу Вас определенно и решительно снять с меня ответственность ближайшего сотрудника.
Книга «Борозды и межи» ¹⁹ будет очень невелика, и потому мне желателен был бы формат не крупный. Оттиски статей, долженствующих в нее войти, вышлю вскоре²⁰. Гонорара за книгу не прошу. Новалиса также вышлю вскоре. Диониса должен закончитьв Риме,и надеюсь, что Мусагет поможет мне довести начатое до конца## Имеется в виду «Эллинская религия страдающего бога». Об этом неосуществленном замысле В. И. Иванова и о «Лире Новалиса» см. прим. 3 к письму 1.
О ходе работы В. И. Иванова над «Эллинской религией…» в конце 1912 года в Риме см.: Вячеслав Иванов, Собр. соч., т. 1, Брюссель, 1971, с. 140 – 141. По словам О. Дешарт, в процессе работы над книгой В. И. Иванов увлекся поисками корней прадионисийской религии, что привело его в будущем к созданию фундаментального труда «Дионис и дионисийство» (Баку, 1923). Две главы этого исследования были закон чены В.

1. Письмо В. И. Иванова не сохранилось.[↩]
2. В. И. Иванов встретился в сентябре 1912 года с А. Белым и Элли-сом в Базеле, где они оба слушали курс лекций Р. Штейнера, посвященный «Евангелию от Марка», и куда В. И. Иванов приехал специально для встречи с ними.
   Любопытные подробности об этой встрече сообщает А. А. Тургенева: «1912 год. Базель. Нас посетил <…> писатель Вяч. Иванов <…>. Поэтический дар, личное обаяние и золотые кудри придавали его благородно-профессорской наружности оттенок эстетизма. Он хотел вступить в Теософское общество и просил нас познакомить его со Штейнером. Мы были поражены решительным отказом Штейнера, который вообще допускал в Общество самые удивительные фигуры. «Может быть, господин Иванов большой поэт, – сказал он, – но к оккультизму у него нет ни малейших способностей; это повредило бы ему и нам. Я не хочу с ним встречаться, постарайтесь его отговорить». Так что тот, кто мнил себя первейшим русским оккультистом, был признан в этом отношении полнейшей бездарностью» (цит. по: Маргарита Волошина (М. В. Сабашникова), Зеленая Змея. История одной жизни, М., 1993, с. 363 – 364).[↩]
3. Сказал (лат.).[↩]
4. О статье А. Д. Скалдина см. прим. 15 к письму 6.[↩]
5. Григорий АлексеевичРачинский(1859 – 1939) – философ и переводчик, председатель Московского религиозно-философского общества.
   Алексей СергеевичПетровский(1881 – 1958) – переводчик, сотрудник библиотеки Румянцевского музея. О Н. П. Киселеве см. прим. 8 к письму 6[↩]
6. Почти все письма Э. К. Метнера в «московский период» его жизни написаны карандашом в копировальной тетради или под копирку. Этим объясняется почти полная сохранность написанных им в то время писем.[↩]
7. Статья о Брюсове в «Трудах и днях» не была напечатана.[↩]
8. Такое же сомнение (и почти теми же словами) высказал В. И. Иванов в своем письме к А Д. Скалдину от 10/23 октября 1912 года (см.: АндрейБелый, Начало века, М., 1990, с. 649).[↩]
9. Имеется в виду книга Э. К. Метнера «Модернизм и музыка» (М., «Мусагет», 1912; издана под псевдонимом «Вольфинг»), которую летом 1912 года он рассылал своим друзьям и знакомым. Книга вызвала неоднозначную реакцию. С. В. Рахманинову книга сначала не понравилась, но впоследствии он оценил ее по достоинству ив 1931 году даже советовал автору переиздать ее (С.Рахманинов, Литературное наследие, т. 2, М, 1980, с. 53, 57, 322 – 323).
   Резко негативно оценила книгу Э. К. Метнера М. С. Шагинян: «…расистская книга, с заложенными в ней теми самыми зернами, какие пышно расцвели впоследствии у теоретиков фашизма…» («Воспоминания о Рахманинове», т. 2, М., 1988, с. 111).
   С восторгом отозвался о книге И. А. Ильин в личном письме к Э. К. Метнеру от 6 мая 1913 года (ОР РГБ. Ф. 167. К. 16. Ед. хр. 14. Д. 10); с почтительной настороженностью – Ф. А. Степун (в письме к Метнеру от24июня 1912 года -там же, К. 14. Ед. хр. 45. Лл. 7 – 10).[↩]
10. Опубликована в N 4 – 5 «Трудов и дней» 1912 года. См. прим. 8 к. письму 5.[↩]
11. В новом становлении (нем.).[↩]
12. Ср. с письмом В. И. Иванова к А. Д. Скалдину от 5 ноября /23 октября 1912 года («Минувшее. Исторический альманах», 10, М. -СПб., 1992, с. 137 – 139).[↩]
13. Имеются в виду книги В. И. Иванова «Лира Новалиса» и «Эллинская религия страдающего бога». Об издательской судьбе «Лиры Новалиса» см.: ВячеславИванов, Собр. соч., т. IV, Брюссель, 1987, с. 724 – 729; «Эллинской религии…» – прим. 3 к письму 1.
    Сборник статей В. И. Иванова «Борозды и межи» был выпущен издательством «Мусагет» в 1916 году (в это время фактически руководил издательством В. В. Пашуканис).[↩]
14. Витольд ФранцевичАхрамович(Ашмарин; 1882 – 1930) – в то время секретарь издательства «Мусагет». См. прим. 8 к письму 6.[↩]
15. Об Эллисе см. прим. 4 к письму 6.[↩]
16. «Принципиальный антагонизм» между Эллисом и В. И. Ивановым в 1906 – 1907 годах был вызван полемикой вокруг «мистического анархизма» (см. прим. 9 к письму 3), которая привела к расколу в лагере символистов. Эллис был одним из наиболее активных противников идей «мистического анархизма», что на какое-то время сблизило его с Брюсовым и Блоком и максимально отдалило от В. И. Иванова (в идейном смысле, но для Эллиса это почти всегда означало – и в личном). Письма Эллиса того времени полны резких нападок на творчество и личность В. И. Иванова (см.: «Литературное наследство», 1981, т. 92. «Александр Блок. Новые материалы и исследования», кн. 2, с. 284 – 286). В последующие годы антагонизм между Эллисом и В. И. Ивановым несколько приутих, но 9 февраля 1911 года на лекции в издательстве «Мусагет» произошел «довольно неприятный инцидент: Вяч. Иванов подошел к Эллису и стал хвалить ему его стихи; на что Эллис неожиданно ответил: – К сожалению, не могу того же сказать и о Ваших стихах…» («Лица. Биографический альманах», 1, М. -СПб., 1992, с. 158).
    Неудивительно, что В. И. Иванов, как пишет об этом А Белый, «при намеке на Эллиса <…> багрянел, как петух» (Андрей Белый, Начало века, с. 350).
    [↩]
17. «Избранные проповеди» Мейстера Экхарта в переводе М. В. Сабашниковой вышли в издательстве «Духовное знание» в 1912 году. Почти одновременно издательство «Мусагет» выпустило «Проповеди и рассуждения» Мейстера Экхарта в ее же переводе («большой» Экхарт).
    Вторая из названных книг: И. Тэн «Наполеон», изданная «Мусагетом» в 1912 году к 100-летию Отечественной войны.[↩]
18. Да не будет искусство служанкой теологии (или теософии) (лат.).[↩]
19. См. прим. 4 к письму 9.[↩]
20. Предварительно пришлю в «Тр[уды] и Д[ни] статейку «О сущности трагедии» (Опубликована в «Трудах и днях», 1912, N 6, с. 1 – 15.), кот[орая] должна войти в книгу (собрание 12 статей).[↩]