В этом ли источник искусства?

Дискуссия по эстетике развертывается, встает много интересных вопросов. То расходятся, то перекрещиваются пути творческих раздумий. И здесь еще раз обнаруживается не только расхождение точек зрения на «природническую» или «общественную» сущность эстетического, на специфику содержания искусства, на правомерность или неправомерность постановки проблемы особого специфического «предмета» искусства, но и накопившаяся именно за последние годы «своя» схоластика в решении вопросов, «свой» у некоторых теоретиков отрыв от жизни. Критерий жизненности теорий теперь более емкий. В дискуссии поднимаются вопросы о вреде «эмпиризма» и «академизма», о необходимости большего историзма в эстетике и перехода от монографического изучения отдельных проблем к созданию целостных эстетических концепций, которые с единой точки зрения объясняли бы возможно более широкий круг явлений. Все это имеет острый практический и научно-методологический интерес.

В фокусе всех этих проблем находится недавно вышедшая книга Г. Поспелова «О природе искусства» («Искусство», М., 1960). Дискуссия любит конкретность; мы и попытаемся сосредоточиться на этой книге.

Без преувеличения можно сказать: это одна из самых широких по охвату проблем работ за последние годы. Автор предлагает эстетическую концепцию, имеющую ряд неоспоримых достоинств, одно из которых состоит в подчеркивании идеологической сущности, искусства. В новой книге он старается показать эту сущность, учитывая новые толкования эстетической специфики содержания и формы искусства. Г. Поспелов выдвинул свою оригинальную трактовку этого вопроса. Книга его возникла на перекрестке сегодняшних живых эстетических споров и является ответом автора на них.

Концептуальность мышления, внимание к социологическим проблемам в их конкретно-историческом содержании – отличительные особенности работ Г. Поспелова. Именно в качестве такого теоретика, со своим ярко выраженным лицом, со своей творческой страстью, он вошел в круг спорящих сегодня по эстетическим вопросам.

Книга «О природе искусства» является попыткой решить самую злободневную проблему искусствознания. Совершенно ясно, что нельзя оставаться при однообразном, хотя и верном, повторении общеизвестных истин о надстроечном характере всякой идеологии, и в том числе искусства, о его «родовом» сближении со всякой другой формой общественного сознания, чем долгое время пробавлялись многие наши эстетики. Как же связать воедино и идеологическую и эстетическую сущность искусства, сохранить его родство с остальными видами идеологии, не жертвуя его спецификой? Камнем преткновения при этом является вопрос об определении специфики содержания искусства.

С некоторого времени советские теоретики заметили известный дуализм в утверждении, что у искусства и науки тождественно содержание, а различаются они лишь по форме. Действительно, требуется здесь связать концы с концами, связать форму и содержание. Первым обратил на это серьезное внимание, кажется, А. Буров.

Но в решении этого вопроса пока наблюдаются разногласия.

Г. Поспелов по существу не согласен с теми, кто вовсе снимает вопрос о специфическом «предмете» искусства, предпочитая оставаться нри старой эклектике, когда искусство отождествлялось с наукой по содержанию. Он прекрасно показывает, чего стоит повторение избитых общих мест об идеологической сущности искусства, ни на йоту не продвигающее нас вперед. Отпадает и не раз уже критиковавшаяся теория об особом, специфическом предмете искусства, каковым назывался человек. Такое суженное толкование «предмета» заслоняло от художника бесконечно разнообразный мир, «типические обстоятельства» и не позволяло во всей полноте раскрыть идеологическую сущность искусства. Не решает все эти вопросы и теория «эстетических отношений» человека к действительности, согласно которой искусство – это наивысшее, концентрированное выражение разлитых по всей общественной практике эстетических «отношений». Хотя некоторые из сторонников этой теории подчеркивают, что такие «отношения» имеют свои классовые основы, все же она не дает возможности осознать идеологическую сущность искусства. Эта теория ведет к растворению в эстетическом высшей его формы, связанной с искусством, и к чисто субъективистскому истолкованию природы эстетических «отношений», поскольку признается, что внешний мир не наделен эстетическими качествами, они не коренятся в свойствах самой внешней действительности, а являются всецело достоянием субъекта, «очеловечивающего» природу в процессе практики. Г. Поспелов настороженно относится к теории «эстетической» природы искусства, опасаясь, как бы не переиграли в «специфику» так же, как в свое время переигрывали в «социологизм» и в пресловутые «противоречия» между методом и мировоззрением, не объясняя толком ни метода, ни мировоззрения. Упор на самодовлеющую специфику, по его мнению, начал уже заслонять идеологическую природу искусства. Подчеркнуть именно эту последнюю, поставить эстетическую специфику искусства «на свое место», вывести и специфику, и идеологическое начало в искусстве из одного и того же «предмета» и захотел в своей книге Г. Поспелов.

Как же ему это удалось? Мы не пишем рецензии на книгу, нам важно осознать плюсы и просчеты методологии автора в свете общей дискуссии¹. Нам кажется, что есть в книге достоинства, рожденные пафосом новейших исканий, но и схоластика в ней есть, и она также самоновейшая… Широкая и благородная задача – показать идеологическую сущность искусства – подрывается изнутри самим автором. Во имя «монизма» концепции он источником содержания искусства объявил «непосредственное идеологическое познание».

Книга разделена на две главы, и такая композиция в точности отражает внутреннюю логику доказательств автора. В первой главе – «Искусство как вид общественного сознания» – он постепенно подводит нас к основному тезису: искусство черпает свое содержание из «непосредственного идеологического познания» – и подробно характеризует последнее. Во второй – «Специфические особенности искусства» – исследуется образная специфика искусства и ее связь со специфическим содержанием и корнем корней, по мнению автора, – «непосредственным идеологическим познанием».

Невозможность решить вышеназванную дилемму другими способами автор стремится показать, критикуя теории А. Бурова, В. Тасалова, С. Гольдентрихта (взгляды последнего он, как нам кажется, слишком «округляет»).

Опираясь на высказывания Плеханова, классиков марксизма, Г. Поспелов подчеркивает идеологическое, общественно-познавательное значение искусства. Он удачно оспаривает «выходки и парадоксы» сторонников «чистого искусства» и их новейших продолжателей (формалистов, психоаналитиков, экзистенциалистов). Вслед за А. Буровым и некоторыми другими авторами он указывает на неточность известной формулировки Белинского, подчеркивающей тождество содержания искусства и науки и различающей их только по форме.

Вот на этом последнем вопросе мы пока и остановимся. Уже стало входить в привычку утверждение, что революционеры-демократы здесь чего-то «недопонимали», что надо отталкиваться от их точки зрения. Мы не фетишизируем классиков; они не могли всего решить для нас и за нас. Естественно, марксизм идет дальше них. Если взять прямые сопоставления искусства и науки в статьях Белинского, Чернышевского, то действительно в борьбе с идеалистами они подчеркивали «земную» основу искусства и недостаточно раскрывали его специфику; специфика сводилась только к образности. Но здесь нужны две существенные оговорки. Сейчас, когда выработалось понятие о «предмете» искусства, которое отличается от понятия «содержания», становится очевидным, что революционеры-демократы, отождествляя искусство и науку, говорили, собственно, не о «содержании», а об «объекте» искусства – о действительности в общефилософском смысле этого слова. В этом и заключалась их борьба за «земную» природу и сущность искусства против идеалистов, отрывавших искусство от действительности и противопоставлявших его науке по самой своей природе. Но если это так, то демократы были совершенно правы, и мы сейчас признаем такое «тождество» между наукой и искусством в общефилософском смысле. У них один и тот же «объект» – действительность.

Теперь о различиях между «предметом» и «содержанием».

1. Книга Г. Поспелова обсуждалась на аспирантском объединении кафедры русской литературы филологического факультета Московского университета. При этом был сделан ряд критических замечаний по поводу тех положений книги, которым посвящена эта статья.[↩]