№2, 1980/Обзоры и рецензии

Уроки Жирмунского

В. М. Жирмунский. Байрон и Пушкин. Пушкин и Западные литературы, «Наукам, Л. 1978, 423 стр.

Всем, наверное, памятно известное суждение Рахметова: «…По каждому предмету капитальных сочинений очень немного; во всех остальных только повторяется, разжижается, портится то, что все гораздо полнее и яснее заключено в этих немногих сочинениях». По нашему «предмету» одно из таких «капитальных» сочинений – книга В. Жирмунского «Байрон и Пушкин». Более полувека минуло со времени ее выхода в свет. Но эти десятилетия не состарили ее, а, напротив, подтвердили перспективность указанного ею направления в науке, незыблемость ее методологических предпосылок, обоснованность ее выводов. Беря сегодня в руки новое издание этого классического труда, мы можем оценить его значение глубже и правильнее, чем это было доступно в 1924 году его первым читателям.

Монография «Байрон и Пушкин» создавалась в период расцвета так называемой формальной школы, к которой принадлежал и В. Жирмунский. Как известно, он занимал в ней особое место, методологическая несостоятельность формального метода не оказала существенного воздействия на его работы тех лет. И когда спустя полвека книга «Байрон и Пушкин» переиздавалась в Германии, ее автору не пришлось вносить какие-либо коррективы в ее концепцию или в характер аргументации. Напомнив, что он уже в начале 20-х годов «критически противопоставлял себя жестким догмам господствующего формализма», В. Жирмунский подчеркнул, что формализм, несмотря на все методологические недостатки, выдвинул проблемы, сохранившие значение и ныне: он рассматривал поэзию «как искусство, а изучение поэзии – как анализ и интерпретацию художественной формы, которую он пытался истолковать как систему средств, выражавших ее поэтическое содержание» (стр. 9).

Можно спорить о том, насколько верно это определение характеризует методологические установки русского формализма 20-х годов. Но бесспорно, что оно выражает одну из основных, научных позиций В. Жирмунского, позиций, из которых он исходил, исследуя поэмы Пушкина и пушкинской эпохи.

Принципиально важной является для В. Жирмунского установка на анализ произведения искусства, который только способен дать убедительные ответы на все возникающие в связи с этим произведением вопросы. Всякое художественное произведение, говорит он, имеет «как бы особого рода идеальное бытие, вполне самостоятельное и независимое от субъективных процессов в сознании творящего и воспринимающего. Именно это особое бытие художественного произведения и является объективным предметом научного анализа…». Изучать следует «произведение искусства, а не свои собственные душевные переживания по поводу этого предмета».

Далее В. Жирмунский намечает «два основных способа изучения художественных произведений – имманентный (статический) анализ и генетическое (историческое) рассмотрение». В первом случае произведение изучается в своей внутренней закономерности, как особое художественное единство. Во втором – ставится вопрос об историческом генезисе этого единства и в центре внимания оказывается проблема «влияний» (или «литературной традиции»), которую В. Жирмунский характеризует как «основную проблему историко-литературной динамики, истории литературы в узком смысле слова. Всякий писатель находит известную «традицию», продолжает ее, по-своему видоизменяет или резко от нее отклоняется, как в эпоху революционных сдвигов в искусстве. И в том, и в другом случае задачей историка является сравнение старого и нового: новое, индивидуальное, творческое устанавливается в результате такого сравнения после учета элементов традиции» (стр. 221). Единственно правильный прием, в результате которого выясняются и традиционное литературное наследие, и индивидуальные особенности его переработки, подчеркивает В. Жирмунский, – это сравнение текстов.

Литературные влияния, говорит В. Жирмунский, не должны рассматриваться как «механические толчки извне; напротив, они предстают как обусловленные внутренними факторами («встречными течениями», как любил говорить А. Н. Веселовский) в эволюции поэта данной национальной литературы и общества» (стр. 12). Исходя из этого, рассматривается в монографии воздействие Байрона на Пушкина. «Идейный мир поэзии Пушкина есть результат развития самого Пушкина; влияние и здесь могло лишь укрепить и прояснить уже сложившееся в самом поэте» (стр. 23).

Исследуя темы поэм Байрона и Пушкина, их сюжет и композицию, стиль и манеру повествования, В. Жирмунский не упускает из виду ни одну из сторон двуединой проблемы: с одной стороны, несомненная зависимость Пушкина от Байрона, признанная самим поэтом и подтверждаемая множеством фактов, с другой – гениальное своеобразие поэзии Пушкина и даже то, что автор глубоко и точно определяет как «преодоление байронизма».

В. Жирмунский напоминает, что Пушкин воспитывался не только на произведениях Байрона, на него влияла вся новая художественная атмосфера, стиль и вкусы новой эпохи. Но в поэме его образцом и отправной точкой его поисков был Байрон, и это не случайно. Именно в произведениях Байрона лирическая поэма получила наиболее законченную форму, освободилась от связи с балладным средневековьем, приобрела то, что «можно было бы назвать «центростремительной силой»: сосредоточение повествования вокруг личности героя, его внутренних переживаний, которые доминируют над действием, окрашивают собою фабулу и самую обстановку рассказа…» (стр. 31).

Прослеживая восприятие пушкинской поэмой разработанных Байроном структур, В. Жирмунский углубленно и тонко анализирует новаторство Пушкина, показывает, что они послужили русскому поэту отправной точкой собственных исканий. Ни «байронический» образ кавказского пленника, ни Алеко в «Цыганах» не были подсказаны английскими образцами, они вырастали из общественных условий преддекабристской эпохи. Глубже и полнее уяснить эту сторону дела помогает помещенная в новом издании как приложение к «Байрону и Пушкину» статья «Пушкин и западные литературы», где, по словам самого В. Жирмунского, «сделана попытка рассмотреть влияние западных литератур на Пушкина более дифференцированно, чем это было до сих пор, в частности, в более широкой связи с творческим становлением поэта и с литературными и общественными условиями России» (стр. 11).

«Преодоление байронизма» – это не только название одной из глав его книги, но и тема, проходящая сквозь всю монографию и во многом определяющая ее своеобразие, широту, масштабность. Пушкинский герой в отличие от героя Байрона не стоит неотступно перед воображением поэта: «Он утратил свое единодержавие, не окрашивает всей поэмы своей однообразной экспрессивностью» (стр. 136). Тему «преодоления байронизма» венчает в книге блестящий анализ «Полтавы». И сегодня, когда мы имеем немало превосходных работ об этой поэме, написанное о ней Жирмунским принадлежит к лучшим, самым проникновенным прочтениям «Полтавы».

Вторая часть монографии В. Жирмунского, озаглавленная «Из истории русской романтической поэмы», посвящена анализу поэм, возникших под влиянием Байрона и Пушкина. Они «группированы по типам тем и сюжетов: группа «пленников», группа «гаремных трагедий», «семейные драмы с кровавой развязкой», «разбойники», «узники». Эта часть книги дает представление о том, как мыслилось В. Жирмунскому решение задачи, которую он в предисловии определял как очередную для истории новой русской литературы. – создание «описательных монографий, посвященных отдельным литературным жанрам». Однако то, что он с чрезмерной скромностью считал «описательной монографией», было в действительности новаторским исследованием, методологические основы которого и сегодня заслуживают самого пристального внимания и способны стимулировать новые и перспективные изыскания в области истории жанров.

Прежде всего, В. Жирмунский помогает видеть ошибочность поныне бытующей точки зрения, согласно которой романтизм уничтожает жанры, смешивает их, разрушает разделяющие их границы. Фактически, говорит В. Жирмунский, «романтики, разрушая старые литературные жанры, создавали новые, романтические, или видоизменяли традиционные». Далее, он проясняет кардинальной важности вопрос об исторической обусловленности формы литературного жанра. «…Связь между композиционными и тематическими элементами данного жанрового единства не является априорной, теоретически необходимой это индивидуально: данная, исторически обусловленная комбинация таких элементов» (стрю 223 – 224). Наконец, В. Жирмунский напоминает о неполноценности такого подхода к истории литературных жанров, при котором она строится на рассмотрении художественно вершинных произведений. «…Нельзя не признать, – говорит он, – что конкретная история литературного жанра лишь в очень малой степени улавливается исследователями при таком хождении по вершинам… Поскольку для литературного жанра характерны прежде всего черты типические, можно даже утверждать, что для характеристики установившегося в данную эпоху жанрового типа произведения второстепенных писателей могут быть показательнее, чем произведения писателей первоклассных. От индивидуальных, больших поэтов, от Пушкина и Байрона исходят творческие импульсы; но именно поэты второстепенные создают литературную «традицию». Они-то превращают индивидуальные признаки великого литературного произведения в признаки жанровые, индивидуальную комбинацию признаков фиксируют как каноническую для данной эпохи» (стр. 226 – 227).

Перечитывая сегодня книгу «Байрон и Пушкин», нельзя не отметить не только богатстве вложенных в нее идей, но и совершенство ее стиля. Она написана просто, но это поистине высокая простота, чуждая огрубления и приземления. Вопрос, как должно писать литературоведческие труды, видимо, достаточно актуален в наши дни, если он вызывает поток читательских писем в «Литературную газету» и необходимость обсуждать такие письма на ее страницах (см., в частности, письма В. Комова и Л. Рыбалова и статьи А. Чудакова «Кому устанавливать имена. О языке науки – преимущественно филологической», «Литературная газета», 6 июня 1979- года). Стиль В. Жирмунского способен послужить надежным ориентиром, немочь совершенствованию работ, которые создаются сегодня и будут созданы завтра.

Мы остановились лишь на некоторых сторонах содержания и исследовательской манеры книги «Байрон и Пушкин», но именно на тех, которые представляются заслуживающими особого внимания на нынешнем этапе развития литературной науки. Нисколько не умаляя значения достигнутого советским литературоведением за истекшие пять с лишним десятилетий, нельзя закрывать глаза и на просчеты, которые дают себя знать в работах последних лет, на дефекты их построения и стиля. Мы не будем приводить перечень авторов, склонных исследовать не столько произведения искусства, сколько свои переживания по поводу этих произведений или подменяющих историю литературных жанров «хождением по вершинам», не станем цитировать работы, которые грешат обилием заумных терминов или безвкусной беллетризацией научных построений. Ни одно слово этой рецензии не написано в укор тому или иному современному литературоведу.

Сегодня никто не пишет, как В. Жирмунский, и странно было бы требовать этого. Но будем читать В. Жирмунского и в меру сил усваивать его уроки.

г. Харьков

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №2, 1980

Цитировать

Фризман, Л. Уроки Жирмунского / Л. Фризман // Вопросы литературы. - 1980 - №2. - C. 267-271
Копировать