№10, 1991/XХ век: Искусство. Культура. Жизнь

Уроки «Поднятой целины»

Не было романа знаменитей. О нем самом написаны горы книг, по нему сверяли параметры соцреализма, народности и партийности, историзма, коммунистического идеала и много еще чего подобного. «Поднятая целина» была обязательна для изучения в средней школе, ее дважды экранизировали, переложили на оперу, много раз воспроизвели на драматической сцене. За нее автор был удостоен Ленинской премии, высшей в стране.

Однако когда с перестройкой и гласностью открылась миру вся правда о коллективизации и раскулачивании, этом величайшем преступлении века, в число прямых ответчиков за происшедшее попала и шолоховская книга. Ей были предъявлены обвинения не просто литературного, но политического, морального порядка.

Между тем старшеклассники и по сей день пользуются стабильным учебником по литературе под редакцией профессора В. А. Ковалева, в котором шолоховский роман характеризуется как «летопись великого перелома» и «социально-экономическое(!) обоснование Целесообразности коллективизации» 1. Но обратившись от учебника к массовой газете, ученик читает черным по белому (да еще за подписью преподавателя литературы) о том, что сочинение «Поднятой целины» – «это была мучительная трагедия для Шолохова – идти против правды, против совести… по-прежнему делать вид, что «Поднятая целина» – это правдивая книга… не совсем честно» 2. То-то у школяра голова кругом, чему же верить?

Немалую смуту в умы внесло выступление в журнале «Новый мир», которому многие привыкли верить. Шолоховед С. Семанов сообщил, что «Поднятая целина» инспирирована непосредственно Сталиным, книга выполнена по его прямому заданию…

Судя по всему, руководствовался автор самыми благими намерениями – обелить доброе имя Шолохова, переложив всю вину на ненавистного тирана. По мысли критика, такое указание писатель получил от Сталина во время их известной встречи на квартире у Горького летом 1931 года (запомним эту дату). В обмен на снятие запрета с публикации «Тихого Дона» Шолохов якобы обязался написать апологетическое сочинение, освятив своим именем сталинскую затею с колхозами. «Никаких сомнений, что они поняли друг друга», – утверждает критик. Аргументы его таковы: во-первых, до этой встречи никто не слыхал, чтобы Шолохов собирался писать «колхозный роман», а вот спустя всего четыре месяца он уже сообщает, что написал 16 печатных листов новой вещи; во-вторых, когда С. Семанов в послевоенные годы встречался лично с Шолоховым, то писатель «отвечал на вопросы о «Поднятой целине» очень скупо и без очевидного желания продолжать беседу». Надо понимать, что от вопросов С. Семанова писатель испытывал невольное чувство стыда за давний свой грех…

Аргументация на редкость малоубедительная, да и та не выдерживает простой проверки фактами. Ведь еще за полгода до встречи со Сталиным, в конце 1930-го, будучи в Берлине, Шолохов в интервью газете немецких коммунистов «Роте фане» поделился планами насчет «нового произведения о современности», говорил о «перевоспитании крестьян в духе коллективизма» 3. И еще раньше (за год до встречи!), летом 1930-го, в дневнике Е. Г. Левицкой дословно зафиксирован следующий разговор:

«А что, Евгения Григорьевна, много есть произведений из колхозной жизни?»

«Много, но все они никуда не годны с точки зрения художественной, начиная от знаменитых «Брусков» Панферова».

«Ну, вот, не считаете самомнением, если я скажу» что, если я напишу, я напишу лучше других».

Я спокойно ответила, что ничуть не сомневаюсь в этом» И спросила, всерьез ли он думает об этом.

«Да, повесть листов на десять».

«Сколько же времени вам нужно на это?»

«Месяца три», – с обычной своей улыбкой сказал он.

«Давайте пустим в хронике «Литературной газеты», что Шолохов работает над повестью из колхозной жизни».

«Зачем? – лениво спрашивает он. – Лучше сразу» 4.

Так обстоит дело с датами, на глазах разрушающими версию С. Семанова. Да и его предположение о том, что 16 печ. листов (почти 300 страниц на машинке!) якобы написаны после встречи, за каких-то четыре месяца, мало похоже на правду – для пера Шолохова такие «скорости» были явно нехарактерны. Что остается? То, что Шолохов почему-то неохотно говорил о «Поднятой целине» с С. Семановым? Факт вполне допустимый. Но в то же время известны десятки свидетельств других авторов, с которыми Шолохов говорил о «Поднятой целине» весьма охотно – делился сведениями о прототипах, источниках отдельных сцен.

Усугубляет вольную фантазию С. Семанова то обстоятельство, что свое негодование против происков тирана Сталина он механически переносит на сам роман, уверяя, что материал для него Шолохов черпал «не в самой жизни, а исключительно (!) в сочинениях о судьбе Павлика Морозова»… 5

Вот так-то по недавнему своему кумиру, о котором писал раньше много и светло! И как выглядит в нравственном свете сам автор «Тихого Дона», если столь легко он пускает на торги свое художественное дарование, принимает участие в постыдной сделке «ты мне, я тебе»? Что же до несчастного Павлика Морозова, то и вовсе непонятно, по какой логике он залетел в этот трудный разговор.

Неудивительно, что статья С. Семанова вызвала протест у вдовы писателя, Марии Петровны Шолоховой, которая в ответ на письмо ленинградки Е. Серебровской написала:

«Уважаемая Елена Павловна!

Благодарю Вас за письмо, за добрую память о Михаиле Александровиче.

Вы правы, перед своим народом он чист. Мне кажется, он, как никто другой, любил свой народ, жил его бедами и радостями.

Сейчас всем дано право говорить. Это очень хорошо, но жаль, что это право получили и мелкие злопыхатели, ослепленные, как Вы правильно подметили, ненавистью. Эта ненависть заслонила у них все человеческое, и они прибегают и к подтасовке фактов, и к вымыслу, и к прямой клевете.

Это относится и к Семанову, и к М. Мезенцеву, который на страницах газеты «Коммунистический путь» представил очередную до смешного наивную и глупую версию о плагиате. И ведь печатают!!??

Обидно, что этим правом в той же мере не пользуются подлинные ценители и настоящие друзья Михаила Александровича.

Спасибо Вам еще раз, Вы как женщина меня поняли и поддержали своим письмом.

С уважением. М. Шолохова».

Это письмо опубликовала «Литературная Россия» (20.01.89).

Однако сколь-нибудь заметного урона от этого статья С. Семанова не понесла. Она тотчас же была введена в литературный оборот – версия со Сталиным многим импонировала, была созвучна с сегодняшней общественной атмосферой. В том же номере «Нового мира», где публиковался С. Семанов, в статье М. Чудаковой на него уже ссылались как на авторитет по истории возникновения «Поднятой целины». По прошествии времени даже в таком солидном издании, как журнал «Вопросы философии», о догадке С. Семанова без тени сомнения говорится как о «весьма правдоподобной гипотезе» 6.

В который раз повторяется знакомое. Когда время требует, то и вольная фантазия, пусть и не опирающаяся на факты и документы, сама очень просто становится фактом и документом. Когда надо… —

Конечно, проще всего отделаться от трудной проблемы такой вот полудетективной историей о том, как тиран путем шантажа добился своего – тайная встреча на чужой квартире, мрачный сговор… Куда сложней (и мучительней) разбираться в переплетении многих и разных причин, приведших Шолохова к «Поднятой целине». Попытаться понять психологию писателя, переживавшего в конце 20-х годов великую душевную смуту. С одной стороны, его имя гремело уже по всей Европе. Когда он приехал в Берлин, немецкие коммунисты глядели на него как на мессию, именно от него, автора «Тихого Дона», пытались узнать истинную правду о происходившем в Стране Советов. И он, польщенный таким международным вниманием, не без горделивости обронил в том интервью для «Роте фане»: «Нам, настоящим ленинцам…» И в Вешках ходаков к нему валило теперь куда больше, чем в райком или сельсовет, – в любом хуторе знали имя Шолохова. Местное партруководство, вопреки своему обычаю, само зазывало знаменитого писателя в партию, хотело видеть его в первых рядах…

И в то же время для литературных критиков, для рапповского руководства Шолохов по-прежнему оставался не более как «попутчиком», литератором второго сорта, обозником. Как раз в 1929 году рапповский журнал «На литературном посту» (N 17) писал о подобных: получилось так, что классовый враг создал для себя агентуру в рядах советской литературы. Получилось так, что некоторые «попутчики»… перестали или перестают быть друзьями, спутниками, «попутчиками» пролетариата – объективно смыкаются с враждебными ему силами.

Но это общая теория, а каково, когда конкретно о тебе пишут: «подпевает кулакам», «нравится белогвардейцам», а в какой-то статье и того неожиданней: «дворянский эпигон». Дескать, в то время, как все здоровые силы пролетарского искусства встали на рельсы нового художественного метода, единственно верного и всепобеждающего (вскоре ему будет найдено окончательное определение – социалистический реализм), автор «Тихого Дона» продолжает барахтаться в тенетах старой классической традиции, – нужно только видеть уши Степана Астахова, так напоминающие уши Каренина…

И если бы только статьи! У рапповцев слово никогда не расходилось с делом. Они насильственно оборвали публикацию третьего тома «Тихого Дона» в журнале «Октябрь», у себя в партийной организации завели специальное «дело» на беспартийного писателя из Вешек…

Однако Шолохов не собирался весь век ходить в «попутчиках»! А тем более в классово-подозрительных литераторах… Успех романа у читателей придал ему уверенности. Молодой (25 лет всего) самолюбивый вешенец не думал теперь робеть перед Москвой, с которой отношения не задались с самого начала. Ясно видел, что всякие столичные щелкоперы пишут о событиях в деревне, не зная о них и сотой доли того, что знал он, постоянно живя в самой гуще… Не такое уж богатое у него образование, но и суть нового творческого метода он в состоянии понять не хуже других – классовая позиция, революционная перспектива, положительный пример…

Вот такие проблемы стояли тогда перед Шолоховым, и каждая по-своему подталкивала его к «Поднятой целине». А была еще одна, вслух не произносимая, но очень важная причина: хотелось своей колхозной повестью сказать во всеуслышание, что идея «расказачивания» Дона нелепа, казачий край давно уже не Вандея, не держит камня за пазухой против советской власти и партии, донцы готовы принять новые порядки, мирно работать на своей земле, пусть и в колхозах, только бы без «расказачивания». Помирить Дон с Москвой – уж к нему-то, Шолохову, там, наверху, должны были прислушаться…

Главное же во всем этом было то, что он действительно поверил в идею коллективизации! Взялся за книгу не из-под палки, а, что называется, по велению души. Поверил, как поверили многие другие в стране и за рубежом, в том числе и такие светлые головы, как Горький и Ромен Роллан, как Леонов, Федин; Эренбург, Фадеев, как совсем еще молодой, но глубоко знающий деревню Александр Твардовский, который вслед за «Поднятой целиной» вскоре напишет свою «Страну Муравию», где устами простого российского хлебороба Никиты Моргунка скажет убежденно: «А что мы к лучшему идем, так я не возражаю!»

Да и что было «возражать», когда предлагалась такая, казалось бы, на редкость разумная программа спасения деревни, разоренной войнами и бесчисленными реквизициями: крестьяне сообща (исключая кулаков-кровососов) объединяют свои силы и средства, трудятся дальше одним большим и дружным коллективом, распахав жалкие частные наделы в широкие поля, получив помощь от государства машинами, наукой; а то, что произвели и заработали, – делят меж собой по труду, по честности… Чего лучше! Это ли не отвечает самому духу революции, вековым чаяниям народа? Да и рождена была колхозная программа не в голове одного, она обсуждалась всей страной, ее утвердил высокий партийный съезд…

Целый народ был тогда обманут.

  1. «Русская советская литература». Учебник для 10-го класса средней школы, М., «Просвещение», 1978.[]
  2. Л. Н. Соколова,За кого вы нас принимаете? – «Литературная Россия», 9 сентября 1988 года.[]
  3. Цит. по кн.: Константин Прийма, Тихий Дон» сражается, Ростов-на-Дону, 1983, с. 32.[]
  4. Е. Г. Левицкая, На родине «Тихого Дона»; – «Огонек», 1987, N 17,С. 7.[]
  5. С. Н. Семанов,О некоторых обстоятельствах публикации «Тихого Дона». – «Новый мир», 1988, N 9, с. 269.[]
  6. В. И. Свинцов, Правда «черная» и «белая». – «Вопросы философии», 1989, N 9, с. 170.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №10, 1991

Цитировать

Литвинов, В. Уроки «Поднятой целины» / В. Литвинов // Вопросы литературы. - 1991 - №10. - C. 30-50
Копировать