Творчество Илариона и историческая реальность его эпохи

Иларион – создатель древнейшего (по крайней мере из дошедших до нас) великого творения отечественной литературы – «Слова о Законе и Благодати». Согласно новейшим исследованиям, оно было написано в 1049 году – 940 лет назад. «Слово» Илариона открывает историю русской литературы – одной из величайших литератур мира, и открывает ее поистине достойно, ибо проникнуто глубоким и богатым смыслом, воплощенным с совершенным словесным искусством.

Иларион, родившийся, по всей вероятности, в конце X века, становится известен, по свидетельству «Повести временных лет», как священник дворцовой церкви Святых Апостолов в княжеской резиденции Берестово у Днепра, на юго-восточной окраине Киева (несколько ближе к центру города, чем Киево-Печерская лавра); до наших дней сохранилась здесь (в перестроенном виде) другая, созданная уже после смерти Илариона, в 1113- 1125 годах, церковь Спаса на Берестове¹. Дворец, а также скорее всего и первая церковь в Берестове были построены еще окрестившим Русь князем Владимиром Святым, который и скончался в этом дворце 15 июля 1015 года. Не исключено, что Иларион оказался в Берестове еще при жизни Владимира, поскольку в своем «Слове о Законе и Благодати» он обращается к покойному князю как к близко знакомому ему человеку.

Доподлинно известно, что Иларион стал ближайшим сподвижником сына Владимира – Ярослава Мудрого, правившего на Руси с 1016 по 1054 год (с небольшим перерывом). Так, в основополагающем юридическом документе – Уставе князя Ярослава – сказано: «Се яз князь великий Ярослав, сын Володимерь… сгадал есмь с митрополитом с Ларионом…»² Один из списков Устава содержит дату, согласно которой Ярослав с Иларионом совещались об Уставе значительно ранее того времени, когда Иларион стал митрополитом (это было в 1051 году), – еще в 1032 году³, а титул, возможно, был вставлен в Устав позже.

«Повесть временных лет» в записи под 1037 годом ярко воссоздает тот культурный мир, в котором совершилось становление писателя и мыслителя Илариона: «…любил Ярослав церковные уставы, попов любил немало⁴, особенно же черноризцев, и книги любил, читая их часто и ночью и днем. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык. И написали они книг множество… Велика ведь бывает польза от учения книжного… Это ведь – реки, напояющие вселенную, это источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина…» (перевод Д. Лихачева).

Уже в 1030-х годах Иларион создал, как убедительно доказал А. Шахматов⁵, своего рода ядро русской летописи, которое Д. Лихачев назвал позднее «Сказанием о распространении христианства на Руси»⁶.

Ярослав «особенно» любил черноризцев, то есть монахов, но и Иларион, будучи священником дворцовой церкви, вместе с тем, как сказано в «Повести временных лет», ходил «из Берестового на Днепр, на холм, где ныне находится старый монастырь Печерский, и там молитву творил… Выкопал он пещерку малую, двухсаженную, и, приходя из Берестового, пел там церковные часы и молился богу втайне».

Далее поведано, что именно в эту пещеру пришел первый игумен Киево-Печерского монастыря Антоний, а к нему присоединились создатель первой летописи, наставник Нестора – Никон Великий и прославленный подвижник Феодосии Печерский.

Основанный, по сути дела, Иларионом, Киево-Печерский монастырь явился важнейшим центром русской культуры того времени; при этом, как доказывает в цитированном труде Д. Лихачев, и Никон Великий, и Нестор развивали в своих творениях духовное наследие Илариона. Таким образом, Иларион был родоначальником отечественной литературы и в самом прямом, «практическом» смысле.

Наконец, по убеждению искусствоведов, «советником Ярослава по украшению Киевской Софии был… Иларион, человек исключительной образованности»⁷.

Тем не менее – как это ни странно (и печально!) – творчество Илариона до самого последнего времени было явлением, неведомым даже высокообразованным людям.

* * *

Одно из отраднейших выражений современного роста культуры – самое широкое, обретающее поистине всенародный характер приобщение к великому творению древнерусской литературы – «Слову о полку Игореве». Когда несколько лет назад газета «Неделя» предложила своим читателям участвовать в конкурсе на лучший перевод (или, вернее, переложение) на современный русский язык одного из прекраснейших фрагментов «Слова» – «Плача Ярославны», в редакцию было прислано около тысячи переложений! Это ясно свидетельствует о самом родственном отношении к литературному произведению, созданному 800 лет назад…

Но есть и другая сторона проблемы. «Слово о полку Игореве», к сожалению, воспринимается подавляющим большинством читателей – в том числе даже самых просвещенных – как «исток» или «пролог» отечественной литературы (эти определения можно найти и в научных трудах). Между тем в действительности «Слову о полку Игореве» предшествует по меньшей мере двухвековое литературное развитие – и развитие весьма интенсивное и богатое.

Согласно «Повести временных лет», в 988 году князь Владимир повелел «собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное», а уже в XIII веке, по убедительным подсчетам Б. Сапунова, «книжные богатства Древней Руси следует определить в 130 – 140 тыс. томов»⁸. Таким образом, «Слово о полку Игореве» (конец XII века) создавалось в условиях широко развившейся книжной культуры.

К моменту его появления были уже созданы и проникновенное «Сказание о Борисе и Глебе», и монументальная «Повесть временных лет» Нестора, и дышащее эпической силой «Поучение Владимира Мономаха», и многосмысленное «Хождение» Даниила, и исполненные высоты духа и слога «Слова» Кирилла Туровского, и десятки других – пусть и менее значительных – литературных произведений. Следовательно, «Слово о полку Игореве» возникло на почве давней и широкой литературной традиции. Оно отнюдь не было неким «началом»; напротив, в нем воплотилось очень высоко развитое и предельно изощренное словесное искусство, как и в появившихся несколько позже «Молении Даниила Заточника» и «Слове о погибели Русской земли».

Нам нередко кажется, что движение истории – ив частности истории культуры – протекает решительно и быстро только лишь в новейшие, близкие к нам времена, а в отдаленные от нас эпохи оно, это движение, было медленным и как бы незаметным. Но это, конечно, ошибочное представление. Правда, отдельные сферы человеческой деятельности в новейшее время развиваются в самом деле стремительно, – скажем, точные науки и техника или внешние формы быта. Но если говорить об истории культуры в узком, собственном смысле, едва ли можно оспорить, что на ранних этапах своего развития она движется весьма мощно и быстро.

Нет сомнения, что русская литература в первые два века своей истории развивалась с очевидной быстротой. И в самом деле: прошло немногим более полувека с зафиксированного в летописи начала этой истории, и уже явилось подлинно великое творение отечественной литературы, получившее заглавие «Слово о Законе и Благодати» (сам автор определил свое сочинение как «повесть», но позднее за ним прочно закрепился термин «слово»).

Творец «Слова о Законе и Благодати», Иларион, которого основоположник советской исторической науки Б. Греков назвал (это было сделано впервые) «гениальным»⁹, являет собой – в совокупности своих многообразных свершений (о них уже говорилось) – одного из немногих самых крупных деятелей отечественной культуры за всю ее историю. Но особенно существенно, что Иларион был первым по времени деятелем такой духовной высоты и творческой мощи.

«Слово» Илариона на полтора столетия – или почти на полтора столетия – «старше» «Слова о полку Игореве» (вторая половина 1180 – 1190-е годы), то есть временное «расстояние» между этими творениями такое же, как, скажем, между одой Державина «Бог» (1780) и драматической поэмой Есенина «Пугачев» (1921). Можно бы даже поразмышлять о том, что от Державина до Есенина новая русская литература совершает своего рода циклический путь, который уместно сравнить с путем, пройденным литературой Киевской Руси от «Слова о Законе и Благодати» до «Слова о полку Игореве»…

Но, как уже было отмечено, творение Илариона, в отличие от «Слова о полку Игореве», было до сего дня известно только специалистам по истории древнерусской культуры. Очень характерен в этом смысле недавно опубликованный рассказ Арсения Гулыги о его знакомстве с произведением Илариоиа.

Этот известный историк философии и культуры размышлял о «скептиках», отрицающих подлинность «Слова о полку Игореве», и упомянул их характерный аргумент: «…как могло возникнуть гениальное «Слово о полку Игореве», когда до него в русской словесности ничего значительного не было, на пустом месте ничего возникнуть не может. Я спросил, – продолжает Арсений Гулыга, – мнение западно-германского слависта Л. Мюллера, что он думает по этому поводу. «Как ничего не было? какое пустое место? – возмутился он. – А «Слово о Законе и Благодати» Илариона?» Он дал мне свой перевод «Слова»… Было дело в Тюбингене, к стыду своему, здесь я, русский профессор, на шестом десятке своей жизни впервые прочитал по-немецки эту подлинную жемчужину… ну а где прочитать… Это… недопустимая культурно-историческая лакуна. Мы не знаем, с чего начиналась наша литература и наша философская мысль. А мысль Илариона бьется напряженно, предвосхищая на много веков этические искания…»¹⁰

Да, у творения Илариона – труднейшая судьба. Правда, в допетровскую эпоху судьба эта была совсем иной. До нас дошло более 50 относящихся к XIII – XVI векам рукописей – так сказать, древнерусских «изданий» – «Слова» Илариона. А по расчетам одного из виднейших современных специалистов по древней письменности, Л. Жуковской, время, а также бесконечные войны, усобицы, пожары, наконец, начавшееся в XVIII веке небрежение древнерусской культурой привели к тому, что из общего количества древних книг до наших дней дошло никак не более одного процента¹¹. Таким образом, можно с полным основанием предположить, что реальный «тираж» творения Илариона превышал 5 тысяч; для тех времен это, конечно, очень и очень немало.

Известно также, что «Слово о Законе и Благодати» упоминается, цитируется, пересказывается во множестве литературных произведений XII – XVII веков¹². Короче говоря, до XVIII века «Слово» Илариоиа представало как одно из важнейших явлений отечественной литературы.

Но в новую эпоху развития русской культуры, начавшуюся со времен Петра Великого, «Слово» Илариона оказалось достоянием только чисто научного знания, к тому же в весьма ограниченном кругу исследователей Древней Руси.

Правда, уже в 1806 году известный историк и искусствовед, будущий президент Академии художеств А. Оленин обратил внимание на «Слово» Илариона, а в 1816 о «Слове» пишет Карамзин в первом томе своей «Истории государства Российского», называя его (что, разумеется, не вполне верно) «Житием Святого Владимира».

Наконец, в 1844 году историк и филолог А. Горский подготовил первое печатное издание «Слова о Законе и Благодати» и издал его вместе с переводом на современный русский язык.

Перевод в данном случае дело необходимое, поскольку архаичность языка Илариона такова (его произведение, напомню, на полтора столетия старше «Слова о полку Игореве»), что современный читатель, не обладающий специальными познаниями, едва ли способен правильно понять текст «Слова о Законе и Благодати».

В дальнейшем было предпринято еще несколько изданий различных списков «Слова» (в 1848, 1888, 1893, 1894 и 1911 годах)¹³, но издания эти предназначались, по сути дела, только для узких специалистов (они, в частности, не сопровождались переводами). А после 1911 года публиковались только лишь небольшие фрагменты «Слова» в хрестоматиях по древнерусской литературе.

В 1962 году в ФРГ вышло в свет издание «Слова», подготовленное упомянутым выше Лудольфом Мюллером. На следующий год отечественный ученый Н. Розов издал текст «Слова», но не на родине, а в Чехословакии… И лишь в наше время, в 1984 году, появилось в Киеве первое подлинно научное издание «Слова о Законе и Благодати», тщательно подготовленное А. Молдованом.

На основе этого издания Т. Сумникова сделала новый – первый после перевода А. Горского, появившегося в 1844 году, – перевод «Слова», который был опубликован в изданном в 1985 году Институтом философии АН СССР ротапринтном сборнике «Культура как эстетическая проблема»; в 1986 году этот перевод был еще раз опубликован тем же институтом в состоящем из двух частей ротапринтном издании «Идейно-философское наследие Илариона Киевского». Наконец, в 1987 году, в «Богословских трудах» (сборник 28-й) был опубликован другой перевод «Слова», принадлежащий А. Белицкой.

Вполне понятно, что все перечисленные издания недоступны хоть сколько-нибудь широкому кругу читателей. И тем не менее нельзя не видеть, что за последние пять лет судьба «Слова о Законе и Благодати» Илариона решительно меняется. Об этом ясно свидетельствует и появление в 1984 – 1988 годах целого ряда специальных работ о «Слове»; за это пятилетие их издано больше, чем за предшествующие сто лет!¹⁴

Дело не только в том, что исследование «Слова» Илариона было в течение долгого времени явно недостаточным, – с начала XX века оно во многом пошло по неверному пути.

В 1872 году студент Петербургского университета Иван Жданов написал кандидатскую – то есть, в нашем нынешнем обозначении, дипломную – работу «Слово о Законе и Благодати» и «Похвала князю Владимиру». Талантливый юноша предложил в ней увлекательную, но, безусловно, лишенную реальных оснований интерпретацию творения Илариона, представив его как тщательнозашифрованную (в виде нападок на Ветхий завет) атаку на Византию и ее церковь, связав, в частности, эту атаку с походом сына Ярослава, Владимира, на Константинополь в 1043 году¹⁵.

И. Жданов издал позднее несколько десятков серьезных работ, в 1881 году блестяще защитил магистерскую диссертацию (соответствует теперешней кандидатской), в 1895 – докторскую, в 1899 году был избран в действительные члены Академии наук, но – что вполне естественно – никогда не пытался издать свою юношескую ученую фантазию. Только после его смерти студенческая рукопись была найдена в его архиве, и ею решили открыть первый том собраний сочинений покойного, изданный в 1904 году.

И вот в течение долгого времени в различных книгах и статьях давались ссылки на «труд академика И. Н. Жданова» (хотя надо было бы ссылаться на «сочинение студента Ивана Жданова»), оцениваемый как неоспоримое «открытие».

Только в 1968 году вышло в свет (посмертно) созданное в 1962 – 1963 годах исследование академика (тут уже, как говорится, без обмана) М. Тихомирова «Философия в Древней Руси», где крупнейший наш историк решительно отверг, как он писал, «высказывания, согласно которым «Слово о законе и благодати» направлено против Византии как бы в виде противоположения новой русской церкви старой греческой. Но такое предположение, – утверждал М. Тихомиров, – опровергается самим текстом «Слова», в котором упоминается о Константинополе как о Новом Иерусалиме». К этому своему утверждению М. Тихомиров дал следующую сноску: «Про Владимира говорится, что он с Ольгой принес крест от «нового Иерусалима Константина града». В таких словах нельзя было говорить против Византии…» ¹⁶

К этому стоит добавить, что в «Слове» Илариона совершенно недвусмысленно говорится о «благоверной земле Греческой (то есть Византии. – В. К.), христолюбивой и сильной верой; как там Бога единого в Троице чтут и ему поклоняются, как у них свершаются и чудеса и знамения, как церкви людьми наполнены, как все города благоверны, все в молитве предстоят, все Богу служат!» Поистине абсурдно мнение, что произведение, содержащее такое славословие Византии и ее церкви, могло будто бы нести в себе некий скрытый антивизантийский прицел!..

М. Тихомиров, цитируя (в собственном переводе) символические формулы Илариона, – в частности, «озеро законное иссохло, евангельский же источник наводнился», – доказывал: «В этих словах Иллариона заключается противопоставление Хазарского царства Киевской Руси. Иссохшее озеро – это Хазарское царство… наводнившийся источник – Русская земля. Прежние хазарские земли должны принадлежать Киевской Руси; Илларион и называет киевского князя Владимира Святославича «каганом» – титулом хазарского князя, трижды повторяя этот титул. Владимир Святославич в «Слове о законе и благодати» не просто князь киевский, он также и хазарский каган»¹⁷.

Таким образом, М. Тихомиров раскрыл, что в основе содержания «Слова о Законе и Благодати» – главная и наиболее острая политическая и идеологическая проблема древнерусской жизни IX – начала XI века – проблема взаимоотношений и борьбы с Хазарским каганатом. Как раз в то время, когда М. Тихомиров работал над цитируемым исследованием, вышел фундаментальный трактат М. Артамонова «История хазар» (Л., 1962), в котором были подведены итоги двухвекового изучения проблемы. Но можно с полным правом сказать, что наиболее основательное и объективное освоение хазарской проблемы, опирающееся на громадный опыт археологических исследований, было осуществлено уже после создания работы М. Тихомирова – во второй половине 1960 – 1980-х.

1. См.: П. А. Раппопорт, Русская архитектура X-XIII вв. Каталог памятников, Л., 1982.[↩]
2. »Древнерусские княжеские уставы XI-XV веков», М., 1976, с. 86.[↩]
3. См.: Я. Н. Щапов, Княжеские уставы и церковь в древней Руси. XI-XIV вв., М., 1972, с. 227.[↩]
4. Далее есть и как бы конкретизация: «…князь Ярослав любил село Берестовое и церковь, которая была там, святых апостолов и помогал попам многим, среди которых был пресвитер именем Иларион, муж благостный, книжный и постник».[↩]
5. См.: А. А. Шахматов, Разыскания о древнейших русских летописных сводах, СПб., 1908. с. 417 – 419.[↩]
6. См.: Д. Лихачев; Русские летописи и их культурно-историческое значение, М. – Л., 1947, с. 66.[↩]
7. »Живопись Древней Руси XI – начала XIII века». Автор-составитель Н. Б. Салько, Л., 1982, с. 10.[↩]
8. Б. В. Сапунов, Книга в России в XI – XIII вв., Л., 1978, с. 82.[↩]
9. Б. Д. Греков, Культура Киевской Руси, М. – Л., 1944, с. 66.[↩]
10. »Новый мир», 1987, N 10, с. 248 – 249.[↩]
11. См.: Л. П. Жуковская, Сколько книг было в Древней Руси? – «Русская речь», 1971, N 1.[↩]
12. См.: А. Б. Никольская, Слово митрополита киевского Илариона в позднейшей литературной традиции. – «Slavia», 1928- 1929, roc. 7, ses 3 – 4.[↩]
13. Помимо того, в 1906 году опубликован небольшой фрагмент «Слова» по древнейшей из сохранившихся рукописей XIII века.[↩]
14. Если не считать «обязательных» параграфов об Иларионе в различных курсах истории древнерусской литературы и культуры.[↩]
15. О причинах этого похода еще будет идти речь.[↩]
16. М. Н. Тихомиров, Русская культура X-XVIII веков, М., 1968, с. 130 – 131.[↩]
17. Там же, с. 132.[↩]