№3, 1982/Теория литературы

Целостно-системное понимание литературных произведений

Статья печатается в порядке обсуждения.

В литературоведении нашей страны все чаще раздаются призывы к созданию принципов целостного и системного анализа художественных произведений. В правильности таких призывов не может быть никаких сомнений. Произведения, обладающие высоким уровнем творческого совершенства, всегда являются художественными системами. А изучая их научно, конечно, надо приходить к пониманию всей целостности таких систем. Произведение, рассматриваемое не целостно, а односторонне, частично, не обнаружит тем самым своей системности – закономерного единства всех своих сторон, частей, элементов. А при бессистемном рассмотрении произведения его целостность всегда окажется только внешней и мнимой.

Но, выясняя внутреннюю системность литературных произведений, как и всех других явлений искусства, необходимо исходить из какого-то понимания их специфики – существенных особенностей их жизни. Жизнь же всякого явления человеческой культуры – это его действие, функционирование, значение. Без рассмотрения того, как искусство действует в жизни, нельзя понять его сущность. Вспомним крыловскую мартышку: она, не зная, как пользоваться очками, вертит ими так и сяк, прижимает их к темени, нанизывает на хвост, нюхает их, лижет, но – «очки не действуют никак».

Для понимания деятельности искусства в жизни, а отсюда и его сущности необходимо исходить из того непреложного обстоятельства, что произведения искусства возникают в сознании художников как представителей национального общества, что они создаются для их публикации, что через нее они становятся достоянием национальной общественности и живут далее в ее сознании. Другое, столь же непреложное обстоятельство – это то, что на том или ином национальном языке публикуются все новые и новые произведения, отличающиеся от предыдущих, что тем самым национальные литературы непрерывно исторически изменяются, имеют свою историю, что произведения разных исторических эпох обнаруживают различные существенные особенности и общественно действуют по-разному. Не учитывая этих непреложных обстоятельств, можно вертеть произведениями так и сяк, прижимать их к темени, обнюхивать и вылизывать их тексты, но нельзя таким путем понять их действие и значение, их сущность.

Для того чтобы теория разных видов искусства, и литературы в частности, была действительно научной, надо строить ее в процессе изучения истории каждого из них и в этом процессе создавать соответствующие системы теоретических понятий. Таковы понятия о процессе исторического развития каждого из этих видов и понятия о составе и системе отдельных произведений каждого из них.

«История искусства служит основанием теории искусства, – правильно указывал Чернышевский, – потом теория: искусства помогает более совершенной, более полной обработке истории его» 1, – и такое взаимодействие должно осуществляться непрерывно. Но художественное произведение – это явление чрезвычайно сложное и многостороннее. В особенности это относится к произведениям художественной литературы, которая заключает в себе три различных рода – литературу эпическую, лирическую и драматургическую. В них наибольшим богатством и, главное, ощутимой расчлененностью своих сторон обладают эпические произведения. Поэтому именно на их изучении – сначала философы, а потом и литературоведы – строили издавна, строят часто и в наше время теоретическое понимание состава литературно-художественных произведений в его внутренней системности. Такой «эпосоцентризм» себя, несомненно, оправдывает. Особенности драматургии и лирики лучше раскрываются в сравнении с эпосом.

Понятия о составе литературных произведений также развивались исторически, но развитие их было очень неравномерным. Часто достижения теоретиков одной эпохи упускались из вида теоретиками последующего времени. И причиной этому была не забывчивость или небрежность, но возникновение новых методологических взглядов, нового понимания специфики искусства – понимания иногда более глубокого, иногда же более узкого и одностороннего.

Огромный вклад в понимание специфики искусства и состава его произведений внесла «Эстетика» Гегеля, представляющая собой, по определению самого ее автора, «общую теорию искусства». Она была развита на основе философии диалектического идеализма, являвшегося очень важной ступенью в философском развитии человечества. Такой разработанной и стройной теории искусства не предложил еще никто из сторонников философии исторического материализма.

В «Эстетике» Гегеля можно выявить сложную систему теоретических понятий, особенно относящуюся к составу эпических и драматургических произведений, потому что, философ исходил в основном из рассмотрения произведений этих литературных родов. Он, видимо, полагал, что «поэзия» (художественная литература) – это самый богатый по содержанию вид искусства. Он дал верную, хотя и не целостную, систему понятий, и от нее недопустимо отказываться. Ее необходимо развивать, освобождая от недостатков, вытекавших из объективного идеализма той системы, на которой она основана.

Гегель видел в искусстве особенную область духовной деятельности общества. Он усматривал в нем особенное идейное «содержание», которое выражается в соответствующей ему образной «форме». «…Содержанием искусства является идея, а его формой – чувственное (ощущаемое. – Г. П.), образное воплощение» 2, – писал философ, образное воплощение – это воспроизведение отдельных, единичных явлений жизни. «От теоретического же, научного изучения, – указывал Гегель, – художественное осмысление отличается тем, что оно интересуется предметом в его единичном существовании и не стремится превратить его во всеобщую мысль и понятие» 3.

Но «единичное», особенно в человеческой жизни, всегда имеет неповторимые, индивидуальные черты. Указывая на обобщающее значение, на «всеобщность» содержания искусства, философ писал, что «оно должно индивидуализировать эту всеобщность» 4. Художественная идея, по Гегелю, обладает «тем специфическим свойством», что «она является индивидуальной действительностью», которая «являет через себя идею» 5.

Но Гегель смотрит глубже. Он понимает, что воспроизведенные в образах единичные явления жизни, прежде всего человеческой, имеют не только свою индивидуальность, но и свои характерные свойства, свой характер. Указывая на то, что в человеческой жизни, действиях, отношениях, переживаниях проявляются некоторые «всеобщие силы», философ пишет: «Всеобщее содержание этих сил должно сомкнуться в себе и предстать в отдельных индивидах как целостность и единичность. Такой целостностью является человек в своей конкретной духовности и субъективности, цельная человеческая индивидуальность как характер» 6.

Значит, человек выступает как характер тогда, когда в его индивидуальности проявляется «всеобщее содержание», представляющее собой сущность его жизни. Разъясняя, каковы эти «всеобщие силы», философ указывает на общественные институты и отношения. Таковы семья, родина, государство, слава, дружба, сословие, достоинство, честь, любовь и т. п. Все это «живет в человеческой груди и движет человеческой душой» 7, возбуждая «пафос» переживаний, действий, отношений. Очевидно, речь идет об общественно-исторических характерах индивидуальностей, изображенных в произведении.

Все это и составляет основу гегелевской системы понятий о составе художественных произведений. В отличие от теоретического, научного изучения жизни ее «художественное осмысление» имеет своим предметом человеческие характеры как воплощение в определенных индивидуальностях общественной сущности их жизни. Это и есть, по Гегелю, содержание художественных произведений, которое естественно получает свое выражение не в отвлеченных понятиях, а в образах как форме произведения.

Но Гегель пишет об искусстве вообще, и для обозначения индивидуального у него нет специального термина. В литературе характерные индивидуальности, изображенные в произведении, – это его действующие лица, или персонажи, в широком смысле слова – герои. Значит, характер, персонаж, образ – это разные понятия, которые нельзя отождествлять.

Но воспроизведением в образах индивидуальностей, имеющих какую-то общественную характерность, не исчерпывается, по Гегелю, задача искусства. Человеческие индивидуальности в реальной жизни могут проявлять свою сущность с разной степенью отчетливости и активности, могут быть характерны в разной мере. Искусство, по Гегелю, доводит их характерность до высшей степени.

«…Духовная ценность, – пишет философ, – которой обладают… событие, индивидуальный характер… изображаются и выделяются в художественном произведении чище и прозрачнее, чем это возможно в обыденной… действительности» 8. Это достигается тем, что «искусство освобождает явление от не соответствующих (его)… истинному понятию черт», от тех «случайных и внешних особенностей», которыми оно «было искажено» в реальной жизни, и «создает идеал (художественный образ. – Г. П.) лишь посредством такого очищения» 9. Благодаря этому искусство «выявляет дух и превращает любой образ во всех точках его видимой поверхности в глаз, образующий вместилище души». «Оно превращает в глаз не только телесную форму, выражение лица, жесты я манеру держаться, но точно так же поступки и добытая, модуляции голоса, речи и звука… при всех условиях их проявления» 10.

Все это, очевидно, надо понимать так: художник, осмысляя реальных людей, находит в индивидуальности их жизни, в проявлениях ее существенных особенностей («всеобщих сил» их деятельности) много случайных, наносных черт, которые слабо раскрывают эти особенности или даже искажают их. И он устраняет все такие индивидуальные черты и заменяет их другими, через которые сущность жизни проявляется с гораздо большей отчетливостью, активностью, совершенством. Он может осуществлять все это, только создавая в своей творческой фантазии (это понятие Гегель также разъясняет) образ новой, вымышленной индивидуальности, каждая черта которой «превращается в глаз», в том смысле, что она наиболее «чисто и прозрачно» выражает осознаваемую художником сущность – жизни. В этом процессе вновь созданная индивидуальность достигает в своей общественной характерности высшей ее степени – степени типичности. У Гегеля нет специального термина для обозначения такого процесса. Но весь этот процесс можно назвать творческой типизацией характерного, происходящей путем создания вымышленных персонажей.

С другой стороны, говоря о том, что все «точки видимой поверхности» образа «выражают душу», философ обосновывает этим очень важное положение об «экспрессивности» художественных образов, хотя и не употребляет этого термина. Экспрессивность эта порождается, по Гегелю, только выражением переживаний изображенных персонажей в их характерности.

  1. Н. Г. Чернышевский, «О поэзии». Сочинение Аристотеля. – Полн. собр. соч. в 15-ти томах, т. II, М., Гослитиздат, 1949, с. 265.[]
  2. Георг Вильгельм Фридрих Гегель, Эстетика в 4-х томах, т. 1, М., «Искусство», 1968, с. 75 (здесь и далее в цитатах все подчеркивания жирным шрифтом принадлежат мне, разрядка же во всех случаях – авторская. – Г. П.).[]
  3. Там же, с. 44.[]
  4. Там же, с. 57.[]
  5. Там же, с. 79.[]
  6. Там же, с. 244.[]
  7. См.: Георг Вильгельм Фридрих Гегель, Эстетика в 4-х томах, т. 1, с. 228 – 229, 240.[]
  8. Там же, с. 35.[]
  9. Там же, с. 164.[]
  10. Георг Вильгельм Фридрих Гегель, Эстетика в 4-х томах, т. 1, с. 162 – 163.[]

Цитировать

Поспелов, Г. Целостно-системное понимание литературных произведений / Г. Поспелов // Вопросы литературы. - 1982 - №3. - C. 139-155
Копировать