Цельность позиции
Е. Книпович. Ответственность за будущее, «Советский писатель», М. 1973, 432 стр.
Новая книга одной из старейшин нашего критического «цеха» Е. Книпович «Ответственность за будущее» сложилась из статей, посвященных как литературе XX века, так и отдельным писателям. Несмотря на обилие разнородного материала и разноплановость самих работ – от проблемного исследования до развернутой рецензии («Последний роман Ремарка»), – книга эта удивительно цельная. Это не просто сборник критических работ, в котором статьи расположены по хронологическому принципу, а именно книга, обладающая единством проблематики и тщательно продуманной композицией.
Книгу открывает статья «Читая Ленина», написанная в юбилейном 1970 году. Основанная на множестве наблюдений и в высшей степени доказательная, она не только еще раз убеждает в непреходящей методологической ценности ленинского наследия, но являет собой пример подлинно творческого развития ленинских идей и их применения к острым проблемам современной борьбы идеологий.
Работы Ленина, как показывает Е. Книпович, остаются мощным оружием борьбы с теми, кто сегодня пытается «поправить», «улучшить» марксистско-ленинскую теорию. Подробно анализируя воззрения ренегатов Р. Гароди и Э. Фишера, критик показывает, что по существу они ничем не отличаются от идей буржуазных либералов, «ниспровергавших» марксизм в начале века. Интересна и мысль Е. Книпович о типологическом сходстве процессов, происходивших в русской литературе первого десятилетия XX века, с теми процессами, которые развертываются сейчас в литературах многих капиталистических стран.
Глубокий пессимизм, неверие в человека и социальный прогресс, восприятие мира как бессмыслицы и абсурда – все эти черты, присущие творчеству иных западных писателей, порождены, по мнению Е. Книпович, той самой «систематической боязнью народа и народного движения» 1, о которой говорил в статье «О «Вехах» В. И. Ленин. В этой связи Е. Книпович вспоминает и мысль Горького, который устами своего героя, большевика Кутузова, говорил об особой разновидности бунтаря-«бунтаря из страха перед революцией». Как много подобных «бунтарей из страха перед революцией» из среды либеральных философов, социологов и писателей появилось на Западе в 60-е годы! Думается, горьковское определение очень точно передает сущность тех явлений в духовной жизни капиталистического мира, о которых так много говорят в последние годы, вспоминая имена Г. Маркузе, Ж. -П. Сартра, Г. -М. Энценсбергера и некоторых других.
Е. Книпович отличает бережный, внимательный подход к творчеству крупных и противоречивых художников XX века, но она становится резкой и бескомпромиссной, как только речь заходит о философах-ренегатах или политических перебежчиках: «Для художников, таких, как Джойс или Кафка, самоизоляция в «мифическом», искаженном мире своих снов о действительности стала трагедией. Но теоретик, хорошо осведомленный в материалистической философии и приступивший к апологии мифотворчества и множественности «миров», рискует попасть в ситуацию фарса.
«Плюрализм», возникший в области философии и эстетики, естественно начинает захватывать и область чистой политики; тогда множественность «моделей» мира в художественном творчестве становится множественностью «моделей» социализма – отнюдь не в смысле возможности различных путей перехода к социализму».
Эти строки звучат предостережением тем, кто еще не понял, к каким тяжелым политическим последствиям может привести так называемое «наведение мостов» в области культуры.
В любой из работ Е. Книпович ощущается кровная, «корневая» связь со временем, с историческими процессами, идущими в мире. «…Каков объективный ответ всего творчества художника на основной вопрос, поставленный временем, какой стороной связано оно с прогрессивными тенденциями истории» – вот тот строгий и точный критерий, с помощью которого критик оценивает вклад того или иного писателя в мировую культуру. Недаром и в названиях статей часто звучат слова «время» и «история»: «Сын своего времени», «Народ входит в историю», «Художник и история», «Чувство истории», «Время, книги, герои».
Может быть, всего отчетливей стержневая мысль книги о необходимости конкретно-исторического подхода к действительности и процессам отражения ее в искусстве и литературе сформулирована в статье «Ответственность за будущее», давшей название всей книге. Непосредственным поводом для написания этой статьи послужил «круглый стол» журнала «Иностранная литература» в 1971 году. Но статья вышла далеко за рамки комментария к журнальной дискуссии. В ней на обширном материале жизни и литературы вновь поставлен старый, как само искусство, и всегда актуальный вопрос об ответственности художника перед народом и историей, о назначении художника и его долге. Е. Книпович говорит о высоких традициях боевого, борющегося искусства, заложенных еще в 30-е годы прогрессивными деятелями мировой, и прежде всего советской, культуры – устроителями и участниками конгрессов в защиту мира в 1932, 1935, 1937 годах. Активная, наступательная позиция художника-гуманиста естественна сегодня не только для писателей социалистических стран, но и для многих литераторов, живущих в капиталистическом мире.
Сама современная действительность, для которой характерна резкая поляризация общественных сил, настоятельно требует от художника решительного выбора: «Если человек твердо знает, чего он хочет для себя, своего народа я трех миллиардов, населяющих земной шар, – он в равной мере застрахован и от недолжного компромисса, и от интеллигентских опасений за свою политическую невинность».
В этой острой, будящей мысль статье раскрывается еще одна особенность творческой индивидуальности критика. Е. Книпович, являющаяся уже немало лет полпредом советской литературы на самых разнообразных форумах, умеет донести до читателя обаяние подлинности, «сиюминутности» рассказываемого. Она – очевидец и участник многих интереснейших событий – стремится сделать таковым и читателя. Вот почему ее рассказ о ленинградской встрече (1963) писателей Европы, посвященной проблемам романа, и сейчас читается с неотрывным интересом. Е. Книпович участвовала в этой встрече и сумела запечатлеть далеко не простое противостояние идей и позиций. А как интересны страницы, воссоздающие живые эпизоды литературной жизни: постановку «Мистерии-буфф» в первую годовщину Октября, «узкое, скуластое лицо» Елены Вейгель в «Мамаше Кураж», первое знакомство автора с Максом фон дер Грюном, зашедшим к Е. Книпович в гостиницу в перерыв между двумя митингами, – вот этот человек «в красной рубашке, куртке, накинутой на одно плечо, шахтер, забойщик, так похожий на некоторых моих друзей 30-х годов, из которых многие, очень многие сложили головы на полях Испании или в застенках третьего рейха».
Многие работы критика полемически заострены, пожалуй, и потому, что Е. Книпович всегда пишет лишь о том, что ей далеко не безразлично. Она проявляет горячую заинтересованность в судьбе писателя и его творения. Но никакие личные симпатии не заставят критика поступиться истиной. В интересах высокой правды искусства Е. Книпович спорит даже с Б. Брехтом, теорией и практикой которого она нередко поверяет творчество современных писателей ГДР и ФРГ.
«Явление богаче закона», – и Брехту-драматургу, социалистическому реалисту, оказывались тесными им самим созданные принципы «эпического театра», отрицающие воздействие на эмоции зрителя. «Все дело в том, – отмечает Е. Книпович, – что, полемически отрицая воздействие на чувства зрителя, Брехт – драматург и режиссер неизбежно, как всякий подлинный художник, обращается ко всему человеку. А воспитание человека, формирование его убеждений невозможно без «воспитания чувств».
Ясность мысли и логика анализа отличает все статьи книги, идет ли речь о молодых прозаиках ГДР или о таком сложном и спорном писателе, как Кафка. Плодотворно сопоставление художественной эволюции Кафки и Фолкнера, помогающее уяснить не только особенности их манеры, но и магистральное направление развития мирового литературного процесса последних лет в целом: «Путь Фолкнера в трилогии от «Деревушки» к «Особняку» есть путь от мифологии к эпопее, из тумана к ясности, историзму, постижению реального облика современного общества».
Умение увидеть тот или иной факт литературной жизни в свете идейной и духовной жизни общества, эпохи позволяет Е. Книпович всегда оставаться свободной от капризов моды. Пожалуй, самым убедительным тому примером может служить статья «Люди над пропастью» о нашумевшей повести Д. Сэлинджера. Мастерски проведенный анализ отношения автора к герою обнажает декадентскую, в сущности, трактовку Сэлинджером человека вообще и его общественных функций в частности: «Распад характера представлен в романе не как гибельное «бесперспективное» следствие конфликтов и противоречий капиталистического общества, а как единственно доступный человеку выход из этих противоречий, единственный способ остаться верным совести и человечности».
Конечно, отдельные положения, высказанные в статьях о Брехте, Фолкнере или, скажем, в обзоре советских работ, посвященных Томасу Манну, могут вызвать возражения специалистов. Но таково свойство любого настоящего критического исследования. Оно по сути своей должно быть приглашением к спору профессиональному и аргументированному. Книга Е. Книпович учит тому, как следует вести такой спор.
В этом смысле ценными и поучительными являются две статьи об эпических произведениях прогрессивной зарубежной литературы XX века, о трилогии М. Пуймановой и цикле романов А. Цвейга. Обе они представляют собой великолепный пример точного идейного и тонкого художественного разбора произведений объемных, созданных художниками, прошедшими за годы работы над ними сложный путь развития.
«Время делает человека, но и человек делает время», – пишет в одной из статей Е. Книпович.
Эти слова в полной мере относятся и к ней самой. Рожденная как литератор «грозным весельем революции», Е. Книпович сегодня среди тех, кто активно работает в советской литературе, создавая летопись нашего времени и помогая формированию нового человека.
- В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 19, стр. 175. [↩]