Трансформация фаустовского сюжета (Шпис – Клингер – Гете) и диалектика трагического

Критическая и научно-исследовательская литература о докторе Фаусте, насчитывающая без малого полтысячи лет, поистине необозрима. Германисты разных эпох тщательно и подробно изучили исторические и легендарные источники фаустовского сюжета, все издания народной книги о докторе Иоганне Фаусте, отдельные произведения фаустовской тематики XVI-XX веков, этапы развития немецкой фаустианы в целом, фаустовскую рецепцию в мировой литературе, в живописи, музыке и театре.

Казалось бы, исследованы все возможные аспекты этой темы и открывать «белые пятна» на карте «фаустовского литературоведения» – дело малоперспективное. Однако, по нашему мнению, имеется по крайней мере одна линия фаустоведения, не получившая пока должного внимания исследователей: она связана с осмыслением всего развития немецкой фаустианы через призму диалектики трагического.

Такая постановка проблемы представляется нам особенно важной потому, что в филологической науке до сих пор нет законченной концепции, объясняющей модификации фаустовской темы в литературе Германии XVI-XX веков. Имеющиеся работы обобщающего характера – число их, кстати, невелико – грешат одним и тем же существенным недостатком. В них сначала делается эмпирически-описательный обзор до- гетевской фаустианы, затем монографически подается трагедия Гете «Фауст». Подобная структура характерна для работ К. Фишера «Гетевский Фауст» (1893; 1-й том – «Фаустовские сочинения до Гете», 2-й том – «Возникновение, идея и композиция «Фауста» Гете»), К. Кизеветтера «Фауст в истории и традиции» (1893), Ф. Нойберта «От доктора Фаустус к Фаусту Гете» (1932), О. Ю. Гартмана «Фауст. Современный человек в столкновении со злом» (1957), В. Жирмунского «История легенды о Фаусте» (1958), Г. Генделя «От немецкой народной легенды к «Фаусту» Гете» (1963), Г. Мюллера «История немецкой души. От народной книги о Фаусте к «Фаусту» Гете» (1967).

В ряде случаев такие обзоры заканчиваются не гетевским «Фаустом», хотя он, естественно, находится в центре внимания исследователей, а фаустовскими сочинениями Ленау, Граббе и Гейне – если речь идет об эпохе немецкой классики (Г. Хеннинг, Фазы фаустианства времен немецкой классики, 1973), и романом Т. Манна «Доктор Фаустус» – если авторы претендуют на рассмотрение проблемы, включая XX век (Г. Хеннинг, Фауст за пять столетий. Обзор истории фаустовского материала с XVI в. до современности, 1963; Ё. Гёрес, Доктор Фауст в истории и творчестве, 1973; Ф. Барон, Фаустус. История, легенда, художественное творчество, 1982).

В результате такого подхода в филологии сложилась парадоксальная ситуация: пятивековая история фаустовского сюжета в художественном творчестве, подробно и детально изученная в каждом отдельном конкретном случае, не осмыслена в целом как единый процесс, происходящий по внутренним законам своего развития.

Анализ истории фаустианы в причинно-следственной связи с изменяющимися толкованиями категории трагического как раз и позволяет понять закономерности существования и развития одного из вековых образов мировой литературы.

Однако в рамках одной статьи рассмотреть все этапы становления фаустовской темы невозможно. Поэтому публикуемые ниже наблюдения над «Историей о докторе Иоганне Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике», изданной И. Шписом (1587), над романом Ф. -М. Клингера «Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад» (1790) и над трагедией И. -В. Гете «Фауст» (1773 – 1831) – только отрывок из работы, задача которой дать целостную картину немецкой фаустианы XVI-XX веков в ее зависимости от изменяющихся в разные эпохи представлений о категории трагического.

Подобная взаимосвязь, с нашей точки зрения, зиждется на том, что Фауст является истинно трагическим героем. Он не созерцает, а действует, пользуется свободой, осознает себя субъективно свободным в действии, а значит, может совершать и совершает ошибки и преступления. Он находится перед неодолимой необходимостью, превосходящей его силы и разумение, горизонты и возможности познания, характерные для конкретно-исторической эпохи. Вследствие этого он переживает на историческом переломе столетий трагедию времени, переходит от религиозного действия к индивидуально-ответственным поступкам, гибнет в результате столкновения с высшим, сакральным.

В основе фаустовского сюжета, таким образом, лежит особый тип конфликта – борьба свободы и необходимости, бунт субъективного против объективного, которые заканчиваются гибелью трагического героя, конечным торжеством объективного, понимаемого как гармония, катастрофой-триумфом.

Трагический характер фаустовской мифологемы остается постоянным на протяжении веков. Он не разрушается, а только видоизменяется, проявляя себя в новых формах на новых исторических этапах. Этот трансисторизм обусловлен в первую очередь тем, что с течением времени развивается понимание трагического, которое, по словам Т. Любимовой, «будучи результатом исторического развития искусств, с одной стороны, философии и эстетической теории – с другой, испытывает, помимо того, влияние «духа времени», стиля эпохи, актуального состояния общественного сознания» ¹.

Каждая эпоха привносит в трагическое свои черты, выделяет такие стороны его природы, которые оказываются наиболее созвучными историческому моменту, по-своему отвечает на вопросы, сформулированные в середине XX века К. Ясперсом: «…от чего человек терпит и из-за чего он гибнет, что берет на себя, перед лицом какой действительности и в каком виде он предает свое бытие» ².

Исследование трех заявленных фаустовских сочинений, созданных в разные эпохи, с точки зрения диалектики трагического, таким образом, позволит осмыслить причины, по которым для каждого времени характерен свой Фауст.

Первая литературная обработка немецкой народной легенды, Шписова «История о докторе Иоганне Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике», во- первых, подвела итог пятидесятилетнему историко-фольклорному развитию фаустианы и детально зафиксировала фаустовский сюжет; во-вторых, наметила основной круг вопросов, связанных с преступлением и наказанием дерзкого героя, надумавшего выйти за пределы дозволенного с помощью сатаны; наконец, закрепила главную составляющую фаустовской мифологемы – трагический характер заглавного персонажа.

Появившаяся во времена Реформации, «История» Шписа содержала видение трагического с позиции Нового времени: судьба человека – добрая или злая – в его собственных руках, он сам провоцирует действие и распутывает трагический узел. При этом судьба на страницах этой книги определенным образом соотносится с дьяволом, который служит ей.

1. Т. Б. Любимова, Трагическое как эстетическая категория, М., 1985, с. 4.[↩]
2. К. Jaspers, Tragische, München, 1954, S. 29.[↩]