Русские письма Пантелеймона Кулиша

Пантелеймон Кулiш, Листи до М. Д. Бiлозерського. Упорядкування, вступна стаття и коментарi Олеся Федорука, Львiв-Нью-Йорк, Видавництво М. П. Коць, 1997, 224 с.

«Я родился, чтобы читать и писать» – так охарактеризовал себя однажды абитуриент литературной студии при МГУ. Это поразительное признание могло бы стать эпиграфом к биографии Пантелеймона Кулиша, известного украинского просветителя XIX века, чье имя сегодня на слуху лишь у узкого круга украинских гуманитариев, но в прошлом столетии воспринималось в одном ряду с Гоголем, Шевченко, Марко Вовчок, Н. Костомаровым и другими литераторами, осуществившими «малороссийский дискурс» в русской культуре.

Читательская и писательская неутомимость Кулиша феноменальна. К нему вполне применимы слова Н. Шелгунова о Чернышевском: «Он прочитал все, он знал все, он помнил все» ¹. Романист, поэт, эссеист, литературный критик; этнограф, историк, знаток старины; переводчик на «рщну мову» Библии, Шекспира, Гете, Шиллера; создатель нового украинского букваря – воистину ренессансная личность, сопоставимая в украинской культуре единственно с Иваном Франко.

При этом не трибун и не боевой стратиг на манер того же Ивана Франко или Шевченко. Миссионер, но не мессия. Иные глаголали и апостольствовали – Кулиш трудился и приумножал, извлекая из украинской истории лишь то, что она объективно в себе содержала; не больше, но и не меньше. Мифологизация и мелодраматизация прошлого были ему чужды. Он искал реальных, а не вымышленных свидетельств духовной «самости» своего народа и в этом смысле противостоял неистовому Тарасу с его огненными филилпиками. Если Шевченко выступает символом «украинства», то Кулиш скорее его летописцем и архиватором. Он выразил собой не максимум, но оптимум культурного украинского самосознания, его золотое сечение, диалектическую полноту. Самые колебания и ошибки Кулиша были колебаниями украинской идеи, находящейся в процессе постоянного становления. «Мои идеи формировались по мере изучения родной и всеобщей истории», а украинская история нового времени была клубком противоречий, в значительной степени персонифицированных в личности Кулиша. Друзья называли его «горячим Кулишом» («гарячий Кулiш»). Он будоражил своими культурными инициативами Петербург, Москву, Киев, Львов, Варшаву, Прагу и Вену. Поиски украинского Грааля приводили его в Кирилло-Мефодиевское братство и в славянофильские круги России; он обращал свои взоры к Европе и выступал автором польско-украинского призыва «за вашу и нашу свободу»; затем, чтобы «будить Галичину», он становился подданным Австро-Венгерской империи.

О том, как парадоксально далеко заходил Кулиш в своих украинофильских исканиях, говорит его обращение к религиозной культуре Востока. Последовательно разочаровываясь в национальных мифах (поскольку «при свете объективного изучения родной старины параллельно с чужою стариною все это сделалось миражом» ²), П. Кулиш начинает писать «рабские» поэмы, так объясняя это: «В этих поэмах думает он (Кулиш. – В. С.) нарисовать важнейшие проявления арабо-магометанской культуры… Не покидая родной украинщины, автор будет отдыхать душою от польско-иезуитского, московско-российского и нашего козако-украинского фанатизма, который не дает свободно дышать поэту» ³.

Кулиш всегда был идеалистом, как в своих произведениях, так и в жизни. Его обращение к правительству России об отмене антиукраинского Емского указа 1876 года или попытка примирить поляков с украинцами книжкой «Писанка для русинов и поляков на Новый год» граничат с наивностью. К чести Кулиша, он в своем идеализме никогда не раскаивался. Он являл собой пример сознательного идеалиста и вполне мог бы подписаться под словами Достоевского о том, что если бы ему кто-нибудь доказал, что истина вне Христа, и даже если бы это действительно было так, он бы «лучше предпочел остаться с Христом, нежели с истиной».

«Рожденный, чтобы читать и писать», Кулиш феноменален и количеством своих писем. В начале века планировалось их издание в трех томах по 20 – 25 печатных листов каждый. Сегодня, – считают в Украинской Академии наук, – если бы появилась возможность сделать это, количество томов пришлось бы утроить.

«Такому человеку, как я, следовало бы иметь при себе неотлучно пишущую машинку…» (с. 145). Действительно, этот человек буквально конспектировал все, с ним и вокруг происходившее. Он откликался на любое современное ему событие, неважно, понимал или не воспринимал его, вдохновлялся или возражал, но реагировал всегда: увлеченно, спонтанно, пристрастно. Его письма пронизаны духом времени и являются важнейшим, подчас первостепенным, источником для понимания многих процессов, которые развивались в украинском (и российском) обществе и в которых сам Кулиш принимал более или менее активное участие. Кулиш был снедаем жаждой общения. Его потребность знать, что говорят и пишут другие, шла в паре с потребностью быть услышанным и выслушанным. «Знать оборотную сторону медали, которую… видишь с лица, и лицо той.., что видишь с оборотной стороны» ⁴ – вот доминанта Кулишевой корреспонденции. Часто и подолгу уединяясь на своем родовом хуторе, Кулиш только через своих корреспондентов мог держать руку на пульсе жизни, и тогда интенсивность его переписки доходила до ежедневной.

«Эпистолярное наследие П. Кулиша – своеобразный роман в письмах, роман-хроника, композиционно не выверенный, мозаичный, как сама жизнь, но безусловно правдивый и искренний», – пишет во вступительной статье О. Федорук. «Герой романа – «гарячий Кулiш» – развивается, преодолевая противоречия собственной души и среды, переживает радости, взлеты, падения, конфликты, личные драмы и разочарования. Этот герой живет деятельным, неспокойным, иногда суровым, существованием, исполненным радостей и тревог» (с. 7). Сказать ли? В своих письмах П. Кулиш предстает нашему современнику едва ли не более интересным, чем в своих многотрудных исторических диссертациях.

В рецензируемом сборнике представлены письма Кулиша (написанные по-русски) лишь одному из его бесчисленных корреспондентов – соседу по имению и родственнику жены Н. Д. Белозерскому. Обнародование личной переписки известных людей всегда чревато.

1. Н. В. Шелгунов, Л. П. Шелгунова, М. Л. Михайлов, Воспоминания, в 2-х томах, т. I, M., 1967, с. 238.[↩]
2. Цит. по: Н. Шаховской, Памяти П. А. Кулиша. – «Русское обозрение», 1897, т. 44, март, с. 216.[↩]
3. О. Лотоцьки, П. О. Кулiш та М. П. Драгоманов у iх листуваннi, Прага, 1937, с. 7.[↩]
4. Ю. Шевельов, Кулишвi листа i Кулiш у листах, Нью-Йорк-Торонто, 1984, с. 176.[↩]