Томас Элиот. Избранное: Религия, культура, литература

Новое издание эссеистики Томаса Стернса Элиота обнаруживает два разнонаправленных и даже взаимоисключающих принципа отбора. Представить «канон Элиота»»целостно» (так сказано в послесловии, с. 722) и в то же время иметь возможность к максимальному числу произведений сделать указание: «Публикуется впервые». «Впервые», естественно, относится к публикации на русском языке. Нужно сказать спасибо за такое намерение, но предшествующих публикаций накопилось немало, для них старались выбирать самое важное. Так что составитель нового тома (точнее, двух томов под одним корешком) наложил на себя существенное ограничение. Среди того, что отсутствует, – «Традиция и творческая индивидуальность», «Рамлет», «Американская литература и американский язык»…

Это только то, что кажется обязательным для сборника культурологических работ Элиота. Именно такое условие игры задает книжная серия «Книга света», но из трех разделов нового сборника лишь первый озаглавлен концептуально: «Религия и культура», – а два других условно-тематически: «Мысли о литературе», «Английская литература». Названия разделов принадлежат составителю – давнему и наиболее осведомленному у нас исследователю эссеистики Элиота – Т. Красавченко. Композиция сборника игнорирует хронологию и потому не претендует на то, чтобы восстановить движение мысли Элиота. Элиот начинал с языка и поэзии, почти одновременно с этим задумался о традиции и классике, а уж потом пришел к теории культуры, подготовленной всем ходом предшествующего рассуждения.

Первоначально для Элиота критика была по преимуществу способом проложить путь собственному творчеству: «…высказываясь о поэзии вообще и об авторах, которые оказали на меня влияние, я косвенным образом обосновывал права поэзии, созидаемой мною самим и моими друзьями» (с. 229). Некоторые общие положения и понятия, приобретшие известность и силу терминов, возникали по конкретным поэтическим поводам. Состояние культуры в эссе 20-х годов оценивалось преимущественно через состояние языка – взглядом поэта: «Редко что в истории нации может сравниться по важности с изобретением новой формы стиха» (с. 504). И что, как не поэзия, могло продемонстрировать меняющийся тип отношения слова к предмету, мысли к ее объекту? Характер изменения, происшедшего при начале Нового времени, Элиот определил в статье «Поэты-метафизики» (1921) понятием, вошедшим с тех пор в энциклопедии и столь трудно поддающимся переводу, – dissociation of sensibility.

«Поэты-метафизики» здесь напечатаны заново в переводе Т. Красавченко, передающей это ключевое понятие как «распад цельности мировосприятия» (с. 554). Возможный перевод, но слишком уж по-современному гладкий, отзывающийся штампом и не провоцирующий сознания. Мне кажется удачным более ранний вариант К. Чухрукидзе («Литературное обозрение», 1995, N 7, с. 44) – «распадение» чувственного опыта. Именно это имел в виду Элиот, предполагая, что лишь поэзии дано произвести его реставрацию, в то время как у обычного человека «опыт хаотичен, беспорядочен, фрагментарен», да и многие современные поэты (романтического склада) более «не чувствуют свою мысль так же непосредственно, как запах розы» (с. 554).

Элиот неоднократно полемизирует со своим английским предшественником – поэтом и критиком Мэтью Арнольдом по поводу понимания культуры (Арнольд, с точки зрения Элиота, в построении культуры слишком легко выносил за скобки «волю Божью»), но самой «великой книгой» Арнольда он считает «Культуру и анархию» (с. 697).