Этьен Жильсон. Живопись и реальность
Появление на русском языке книги, посвященной эстетическим взглядам одного из самых известных религиозных философов XX века, – знаменательное событие. Русскоязычному читателю, до этого знавшему Этьена Жильсона как неотомиста, ориентированного прежде всего на историю философии, будет весьма интересно убедиться в жизненности и актуальности его взглядов на современное искусство, несмотря на то, что сама книга вышла еще в 1957 году.
Метод, избранный Э. Жильсоном, – всестороннее и постепенное рассмотрение картины как эстетического явления: с чего она начинается, каким образом существует в физическом мире, как воздействует на зрителя, как умирает. Оперируя известными еще с античности (и весьма важными для томиста) понятиями формы, материи, Идеи и т.д., Э. Жильсон приводит нас к весьма парадоксальным выводам. В этой связи он высказывается о том, что художественные альбомы не в состоянии передать цельное впечатление: «Книга – не музей», «[картину] можно увидеть лишь там, где она находится» (с. 84); о невозможности убедительной художественной критики: «…картина хороша, когда она существует как вполне законченное произведение искусства (с. 141), «если уж очень хочется поговорить, достаточно сказать: «Этого не существует»» (с. 142). Также он считает губительной реставрацию, ибо картина либо погибает естественной смертью, либо – в результате реставрации – перестает быть собой: «Существует два одинаково надежных способа уничтожить полотно: реставрировать или не реставрировать его» (с. 92).
Жильсон убежден в невозможности использования живописи в воспитательных целях, ибо живопись может принести лишь эстетическое удовольствие. Он определяет цель искусства как создание новых сущностей, и в этом основная цель художника – служение Вечно Сущему Богу. Отсюда понятно, почему ключевым моментом всей книги является тезис о живописи как о пластическом искусстве, не столько изображающем знаки смысла, сколько руководствующемся пластическими формами в создании новых картин. Не знание об изображенном событии, человеке, пейзаже является результатом эстетического опыта, но воздействие целого как сочетания цветов, композиции, форм, используемых материалов и т.д.: «Энгр в «Юпитере и Фетиде», разумеется, не собирался изображать ни того, ни другую. Он хотел дать композицию из двух фигур <…> это довольно нелепый бородатый натурщик из мастерской, которого он превратил в так называемого Юпитера, и молодая богиня <…> Эта группа – не повествование «из Гомера», а мотив картины; притом трактовка сюжета художником показалась бы древнему греку кощунственной <.»> Но кого это интересует?» (с. 171).
Жильсон доказывает, что художник не пытается передать смысл, но создает новую сущность, чья связь с изображенным на ней сюжетом более сложна, нежели мы привыкли о том судить. Абстрактное искусство – искусство, полностью избавившееся от изобразительности, а потому «чистое». Современный Художник отказывается даже от естественных форм ради «придания бытия новому классу объектов, искусственно созданных ради естественной красоты» (с. 148). Те же изображения, которые лишь передают сюжет – иначе говоря, подчинены языковым дисциплинам, – философ зачастую пренебрежительно называет «картинками». Более того, он заявляет, что религиозное искусство традиционно было связано прежде всего с производством именно «картинок»: «…цель религиозной картины, являющейся, по сути, картинкой, – напомнить об изображении сюжета, вызвать <…> связанные с ним эмоции» (с. 330). Жильсон не просто оправдывает существование современного абстрактного искусства, но и превозносит его, а также заявляет, что оно может служить и религиозным целям – «предложить пластическое подобие объектов набожности и веры» (с. 331).
Стиль Жильсона несколько тяжеловат, как и стиль любой книги, написанной философом, но вместе с этим автор весьма ироничен и остроумен. В какой-то мере эта книга написана о возможности /невозможности существования самой этой книги: «В философском произведении живопись становится философией, в литературном – литературой» (с. 293). Философ не имеет ни малейшего понятия о конкретной живописной деятельности, литератор стремится приписать живописи задачи и методы своего искусства; таким образом, живопись утрачивает свои свойства, переходя в область словесного выражения.
Свои заключения Э. Жильсон строит, будучи неизменно внимательным к высказываниям самих художников о своем искусстве: на протяжении всей книги он цитирует Сезанна, Делакруа, Энгра и многих других. Самым же главным достоинством книги представляется эстетический оптимизм философа и его открытость современным ему направлениям в искусстве и культуре. «На планете, населенной людьми, красота все еще умножается и, быть может, деятельнее прежнего» (с. 334), – говорит Жильсон на последних страницах своей книги, и после всего прочитанного ему действительно хочется верить.
А. ОСИНА
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №2, 2005