Тема согласия. Беседу вел Евгений Осетров

Довольно часто мне приходится, бывая в сельских, городских и студенческих библиотеках, заглядывать в читательские карточки. Они с поразительной точностью отражают литературные интересы и общественную злобу дня. Об очень многом может поведать библиотечный абонемент, если вдумчиво прочитать названия книг, их авторов. Перед нами зеркало, в котором можно увидеть встречу писателя с тем, для кого и предназначалось произведение: именно об этом свидании думал автор, проводя годы за столом, склоняясь над белым листом бумаги. Не понаслышке знаю, что вашим книгам, Михаил Николаевич, не приходится дремать в тишине на полках. Не первый десяток лет не иссякает в библиотеках очередь желающих прочитать «Вишневый омут», роман, который стал постоянным народным чтением, как, скажем, «Угрюм-река» Вячеслава Шишкова, «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского, «Малахитовая шкатулка» Павла Бажова… С удовольствием я должен отметить, что сегодня, как и вчера, с подлинным наслаждением, с захватывающим интересом, с увлечением читаются «Солдаты», «Хлеб – имя существительное», «Карюха», «Ивушка неплакучая», да и другие произведения. Только что журнал «Наш современник» закончил публикацию романа «Драчуны». Он – этот роман – уже породил поток читательских писем. Считаете ли вы «Вишневый омут» по-прежнему, как и в недавние годы, своей главной книгой? Или теперь отдаете предпочтение новой вещи? Как – с авторской точки зрения – соотносятся названные книги? Существует ли для вас такого рода ценностная художественная иерархия?

– Книги писателя – его дети.

Каждая дорога по-своему, хотя, разумеется, испытываешь разные чувства: вот удачливое дитя; другой при ее появлении на свет божий оказывается не очень-то ласковый прием, и поэтому, быть может, любишь ее более других. К «Вишневому омуту» я никак не могу быть равнодушным. Ведь роман рисует людей и места, которые – с легкой руки Александра Твардовского – в наши дни стало привычным называть «малой Родиной». Там живут мои любимые саратовские виды природы, которыми я любовался с детских лет, да и герои, с которыми бок о бок я прожил много лет. Знаю каждого из своих персонажей как облупленного, какие бы побасенки он ни рассказывал о себе, знаю, что стоит за словами, какова доподлинная истина, та самая, которую народ издавна называет подноготной. В общем, как сказал любимый всеми Сергей Есенин: «Это все нам родное и близкое…»

– Таким образом, если я правильно понял, вы все-таки склоняетесь к мысли, что самое заветное выражено в «Вишневом омуте»?

– В основе повести или романа всегда живет излюбленная мысль-идея, и донести ее до читателя – важнейшее дело автора. Мысль, вокруг которой, как вокруг оси, вращается, находясь в поле художественного притяжения, весь писательский мир, мир героев автора – большой или малый. Так было с «Солдатами», «Ивушкой неплакучей», «Карюхой»…

– А теперь, когда появился новый роман, вы почитаете его средоточием всего, что хотелось высказать?

– Да, роману я отдал много времени и, наверное, жар сердца» Но я не вижу необходимости производить умозрительную операцию над тканью романа и вычленять логический абстракт. Я рисовал характеры, их движение, – мало ли что случается на жизненном пути. Читатель видит моего героя и за школьной партой, и на деревенской печи в пятистенном доме, в поле и в лесу, на людях, в обществе и в деяниях, которые запечатлелись в народном сознании.

Все мы имеем перед глазами высокие образцы отечественной классики, которая хорошо учит. Лев Николаевич Толстей заметил однажды: для того чтобы выразить идею «Анны Карениной», он должен был написать «Анну Каренину».

– Крупная мысль – в этом вы несомненно правы, – положенная в основу романа, несомненно существует, хотя автору нет никакой необходимости делать «перевод» образов и картин на язык умозрительных представлений.

– Мы еще вернемся к «Драчунам», но хотелось бы мне вспомнить о «Вишневом омуте». Теперь эта книга несколько отдалилась от меня, живет вполне самостоятельной жизнью, и героев сужу не я, как автор, а читатель, у которого есть собственная точка зрения, мнение, своя мера вещей. Как бы то ни было, теперь, когда появилась временная дистанция, могу посмотреть я со стороны и на «Вишневый омут». Роман производит свою работу в сознании и сердце читателя, – многочисленные письма тому подтверждение. Совершенно невозможно для меня отделить героев книги от их прототипов. Когда я писал роман, то главного героя Михаила Аверьяновича Харламова «списывал» в точности с деда Михаила – самого дорогого человека моего детства. Рождение же романа было связано с 60-ми годами, и тогда, помнится, критика деятельно боролась с «идеализацией героев». Я мучительно искал, чтобы открыть в прародителе нечто уравновешивающее его слишком очевидные добрые начала. Но ежели я видел, что передо мной человек во всех отношениях хороший, зачем же я должен был бы думать, что он, этот человек, может быть еще и плохим? Дедушкин сад был для нас, детей, миром почти волшебным. Мы росли в этом мире. И гибель сада в 30-х годах – незаживающая рана в моем сердце. Как это произошло, об этом в подробностях рассказано в романе «Вишневый омут»…

– Роман имел счастливую судьбу.

– Рукопись далеко не мгновенно стала книгой, я любовно воспроизводил черты своих героев, а некоторые редакторы упрекали меня в засахаренности, в приукрашивании бесхитростных сцен сельского быта и даже в идеалистическом образе мышления, – было еще и такое обвинение.

Роман получил начальное существование на страницах журнала «Молодая гвардия». А потом было много разного. Совершенно неожиданно для себя я получил большое письмо от Николая Николаевича Асеева, прожившего в литературе большую жизнь. Что же писал он, будучи, как известно, приверженцем совсем иной поэтики? Позволю себе привести некоторые места из его письма: «Вчера дочитал с большим интересом Ваш «Вишневый омут». Повторяю – «с интересом» не для дружественного комплимента сказано и не в виде похлопывания по плечу». Дальше Николая Николаевич говорил про «Вишневый омут»: «Ваши деревенские «Ругон-Маккары» – так я понимаю авторский замысел». Были там и такие слова: «У Вас деревня многоцветная, многозвучная, на великолепном фоне природы, в которой Вы разбираетесь любовно, отточенно.