На XXVI пушкинской конференции

Открывая очередную Пушкинскую конференцию, состоявшуюся в июне в Ленинграде, А. Бушмин охарактеризовал основные направления современной науки о Пушкине, роль деятельности Пушкинского дома, в частности, проводимых в нем при участии ученых всей страны ежегодных конференций. Выступающий подчеркнул большое общественное значение пушкиноведения в наши дни и призвал сосредоточить усилия специалистов вокруг наиболее неотложных задач: завершения Летописи жизни и творчества Пушкина, составления Пушкинской энциклопедии и главным образом – издания нового академического собрания сочинений. Задачи эти требуют в свою очередь подготовки квалифицированных кадров, продолжающих и развивающих лучшие традиции пушкинистики.

В докладе «Пушкин и литературное движение его времени» С. Фомичев подверг критическому рассмотрению распространенную концепцию, которая связывает три этапа взаимоотношений Пушкина и современного ему литературного движения (1810-е годы – вхождение в литературу; 1820-е — всероссийская слава первого поэта; 1830-е – падение пушкинского влияния) с трехэтапностью литературного развития: от классицизма через романтизм к реализму. Будучи внешне стройной и в общих чертах обоснованной, такая схема, по мнению докладчика, все же снижает реальную сложность процесса. Нельзя жестко отделять классицизм от романтизма и романтизм от реализма ни в творчестве Пушкина, ни в общем движении русской литературы. Как эстетическая система, классицизм был в начале XIX века еще весьма плодотворен, а его идеологическая основа – просветительство – играла важную роль в творчестве Пушкина всегда; что касается романтизма, то после 1825 года он становится все более философичен, и с этим трудно не связать философичность позднего Пушкина, Пушкина-реалиста. Таким образом, три различные творческие системы не просто сменяют друг друга, а все более сложно взаимодействуют, создавая новые художественные явления. Пушкинское творчество, бесконечно разнообразное и все же не исчерпывающее всего многообразия путей национальной литературы, показывает, в частности, что реализм явился не отрицанием, а результатом предшествующих достижений литературы, был предопределен всем ее развитием.

Проблему народности в творчестве Пушкина Ф. Прийма рассмотрел в связи с темой освободительной борьбы. Путь к народности Пушкин пролагал вначале (например, в «Руслане и Людмиле») через воспроизведение национальной самобытности, но народность и самобытность не одно и то же. Ключи к подлинной народности поэту помогло найти внимание к народным освободительным движениям, обострившееся в годы южной ссылки, знакомство с фольклором, отражающим освободительную борьбу, в частности – с молдавским (не случайно значительно место, которое занимает в творчестве Пушкина образ Кирджали); отсюда возникает интерес Пушкина к разинской теме и «разинскому» фольклору. Вообще народная тема, считает докладчик, теснейшим образом связана у Пушкина с темой крестьянской революции; завещанная русской литературе Пушкиным, эта тема является одним из признаков, наиболее резко отличающих народность в русской литературе от народности в литературах Запада.

Доклад «Пушкин и становление русского исторического романа», сделанный Н. Петруниной, открыл серию докладов, посвященных исторической теме у Пушкина. Н. Петрунина представила «Арапа Петра Великого» и «Капитанскую дочку» как две крайние точки развития в пушкинском творчестве исторического романа, с одной стороны, и вообще прозаического повествования – с другой; это точки, между которыми совершилось становление русской исторической прозы. С авансцены истории, данной в «Арапе Петра Великого» (не законченном еще и потому, что русская проза была всего лишь на подходе к крупной форме), Пушкин отступает в глубину русской жизни: продолжив общую концепцию Петровской эпохи в «Полтаве», поэме, типологически сходной с историческим романом, он начинает все сначала – с малой формы: появляются «Повести Белкина», рисующие провинциальную жизнь и незаметных людей. Именно из этого источника рождаются и «Дубровский», и «Капитанская дочка» – подлинный исторический роман в форме семейной хроники. В «Арапе Петра Великого» история хоть и «оживает», но все же остается именно историей: центральная фигура – это Петр, вовсе не являющийся главным героем повествования, главный же герой, Ибрагим, с самого начала, в сущности, лишен всякой инициативы. Гринев – самостоятелен, он делает выбор сам, на наших глазах, и наделен ответственностью – не перед царем, а перед народной этикой, построенной на нормах простой человечности и диктующей правило: «Береги честь с молоду». Образ Гринева, интеллектуально более «простого», чем Ибрагим, несет, таким образом, несравненно большую философскую нагрузку. Историю вершат не только цари, но и «безвестные» люди; «Арап Петра Великого» был в известном смысле «уроком» молодому царю Николаю,

Историческим взглядам поэта посвятил доклад «Концепция XVIII века в творческих исканиях Пушкина» Ю. Стенник. Не претендуя на реконструкцию этой концепции в целом, докладчик выделил три основных ее аспекта, каждый из которых мог бы послужить основой самостоятельной концепции. Это, во-первых, идеализированный образ «громкого века» военной славы России, созданный в «Воспоминаниях в Царском Севе» и по-новому возрожденный в стихах 1831 года, посвященных польским событиям; во-вторых – это «просвещенный век» Екатерины, характерный в то же время сословной спесью, интригами и «полемикой» я оцениваемый преимущественно как век «европейский» и принадлежащий прошлому; программными для этого аспекта являются стихотворение «К вельможе» и статья «Вольтер». В третьем аспекте XVIII век рассматривается в его реальных и глубоких исторических и социальных противоречиях, которые впервые четко обозначены в наброске, известном ныне под заглавием «Заметки по русской история XVIII века». Аспект этот – основной для Пушкина; кроме того, он был для него глубоко личным как для представителя старинного боярского рода, ибо в XVIII веке было положено начало «оскудению» и унижению дворянства, с которым Пушкин связывал многое в судьбах России. При всем том концепция Пушкина устремлена к объективности в понимании исторических процессов: резко отрицательное отношение к деспотизму Петра совмещается с глубоким пониманием конструктивных сторон его деятельности, сокрушившей феодальную верхушку, победа которой означала бы для страны катастрофу. И если в оценке самодержавия как деспотической системы Пушкин смыкается с декабристами, в частности с Н. Тургеневы», то самой государственной природой мышления он ближе к Карамзину, для которого отечество вовсе не было «абстракцией», как для Тургенева, а самодержавие являлось гарантом государственной целостности страны.