Техника романа. Перевод Д. Урнова

Из новой книги «Воспоминаний и размышлений писателя» – I. B. Priestley, Margin Released, London, 1962, 177 – 180 pp.

Я никогда не считал себя прирожденным романистом. Если бы это было не так, я, безусловно, начал бы свой творческий путь с романов, и ничто не удержало бы меня от этого. Но роман не являлся той формой, освоить которую я мог бы одним чутьем, безо всякого дополнительного усилия. Так мне дался очерк, так мне дались полуавтобиографические книги путешествий «Английская поездка» и «Полночь над пустыней», и так же, к моему удивлению, я сумел впоследствии овладеть гораздо более сложной – драматической – формой. Я стараюсь держаться презираемого ремесла повествования, простого изложения происшествий, случившихся со мной или с кем-либо еще. Мне нетрудно передать сцену – в прямой, драматической форме. Я с легкостью преодолеваю описательные куски, которые служат в сюжете соединительными звеньями и которые во всяком романе необходимы. С трудом и мукой дается мне то, что всякий прирожденный романист сделал бы, не задумываясь.

Этот главный секрет заключается в умении добиться непрерывной подвижности изложения, вне зависимости от того, бедно или богато оно по-своему внутреннему содержанию. Если человек одарен чутьем к этому, – а позвольте мне заметить, что это весьма редкий дар, – то господь бог назначил ему быть романистом. В самом деле, это исключительный талант – способность передавать происходящее в движении, без пауз и отклонений в сторону: все равно, что, нажав тюбик с зубной пастой, выдавить его зараз, целиком, единой непрерывной лентой. С этим утверждением, впрочем, следует быть осторожным. Я не хочу сказать, будто писатель, обладающий подобной способностью, имеет основания считать себя великим романистом. Великим он, может быть, и не окажется. С другой стороны, известны великие романисты, лишенные этой способности. Я думаю, например, что Теккерей обладал ею, а Диккенс – нет, хотя Диккенс обладал многим другим – значительно большим, и потому он затмил Теккерея. Толстой, разумеется, был наделен этой способностью. Без нее он не смог бы создать «Войну и мир». Толстой – мастер непринужденного, самопроизвольного повествования. Я хочу лишь заметить, что эта способность отличает прирожденного романиста, который, пользуясь ею, работает свободно: ему не нужно заботиться о смене мест действия, об ощущении времени.