Талант ученого
Б. В. Михайловский, Избранные статьи о литературе и искусстве, Изд. МГУ, 1969, 676 стр.
Имя советского литературоведа и историка искусства Б. Михайловского (1899 – 1965) в первую очередь связано с его фундаментальными исследованиями русской литературы конца XIX – начала XX века и творчества М. Горького. Однако размах его критико-исследовательской деятельности был в действительности намного шире. Крупнейший специалист по литературе, один из основоположников советского горьковедения, тонкий ценитель музыки, театра, скульптуры, архитектуры, знаток и собиратель русской живописи, он выделялся исключительной многогранностью своих научных интересов, высокой филологической культурой, громадным запасом познаний в самых различных сферах не только русского, но и западноевропейского искусства – от античности и средневековья до современной эпохи.
Книга избранных статей Б. Михайловского о литературе и искусстве, изданная ныне Московским университетом, является не просто данью уважения к научным заслугам покойного. Собранные в ней работы создавались на протяжении многих лет (такие статьи, как, например, «Творческие искания молодого Горького», «Горький и Гоголь» и некоторые другие, были написаны еще в 40-е годы). Однако со временем ценность их не понизилась. Богатством фактического материала, глубиной теоретических обобщений, оригинальной методикой анализа литературно-художественных явлений они и сейчас оказывают позитивное влияние на развитие науки. Вряд ли найдется такой современный исследователь литературного процесса на рубеже двух веков, который пройдет мимо трудов Б. Михайловского.
Пожалуй, самое важное свойство статей, составивших сборник, – их четкая и строгая концептуальность. Речь идет не о схеме, под которую подгоняются произведения искусства, а именно о последовательной, оригинальной, самостоятельной научной концепции в осмыслении и оценке сложных, противоречивых явлений художественного творчества.
Центральной идеей исследований Б. Михайловского является идея взаимопроникновения и взаимообогащения культур. Избегая абстрактных, суммарных сопоставлений, Б. Михайловский стремился выяснить соотношения разных художников, бравших сходные объекты изображения, близкие проблемы, каждый раз решаемые этими художниками по-особому. В достижении этих целей Б. Михайловский опирался на историко-типологическое изучение произведений искусства, всесторонне разработанное им на базе марксистской методологии. Такой способ исследования конкретного материала помогал ученому находить эффективные, плодотворные пути к решению проблем преемственности, традиций и новаторства – важнейших в его понимании проблем художественного творчества.
Убедительным доказательством продуктивности историко-типологического изучения литературы могут служить вошедшие в книгу статьи о дооктябрьских произведениях М. Горького. Сопоставление нового искусства с другими произведениями той же или предшествующей эпохи особенно наглядно позволяло исследователю показать, как существенные социально-исторические черты эпохи проявлялись в литературе разных методов и направлений, что и как сумели отразить, например, писатели критического реализма (у нас и на Западе), в чем обнаружились их успехи, а в чем – ограниченность, какими качествами обогатил искусство писатель, поднявшийся до высот мировоззрения научного социализма и тесно связанный с революционно-освободительной борьбой рабочего класса.
Заслуживает самого пристального внимания и другой аспект исследования, предложенный Б. Михайловским: вопрос об использовании отдаленной литературной традиции в новых исторических условиях, на новом этапе художественного развития. Этот вопрос поставлен в статьях, посвященных творческой деятельности Горького начальной поры, в 90-е годы. В статье «Из этюдов о романтизме раннего Горького» на передний план выдвинуты фигуры так называемого «героикомического» ряда, «ограниченно положительные». Выступая носителями передовой мысли, революционной настроенности, возвышенных устремлений, они, однако, еще далеки от мировоззрения научного социализма, остро переживают разрыв между высоким идеалом и низкой действительностью, чувствуют себя одинокими в мещанско-обывательской среде. Как полагает Б. Михайловский, герои подобного типа (например, Чиж из аллегорического рассказа «О Чиже, который лгал, и о Дятле – любителе истины», странник-повествователь из рассказа «Мой спутник» и некоторые другие) освещены у Горького своеобразным юмором, истоки которого он видит в далекой литературной старине.
Традиционную антитезу благородного «безумства» и мнимой житейской «мудрости» ученый возводит к «Дон Кихоту» Сервантеса. Он прослеживает интерпретацию образа одинокого рыцаря, глашатая добра и справедливости, в творчестве Байрона, Гюго, Шиллера, Беранже, Барбье, Ростана и качественно новое преломление этого традиционного мотива в романтизме молодого Горького.
В этой содержательной работе, отличающейся, как всегда у Б. Михайловского, обилием литературных параллелей, аналогий, сопоставлений, есть, однако, и некоторые спорные моменты. Еще в одном из критических откликов на первую публикацию статьи в 1980 году было высказано сомнение относительно того, следовало ля включать в цикл «героикомических» произведений ранний рассказ Горького «Ошибка», которому Б. Михайловский посвятил специальный большой раздел. Думаю, что это сомнение вполне правомерно. Бесспорно, «Ошибка» близка к героико-романтическим произведениям Горького, несмотря на свою бытовую окраску. Мечты безумца Кравцова о подвиге, о создании «фаланстера-коммуны», «будки всеобщего спасения», царства гармонии и красоты – все его выдержано в духе романтических идеалов молодого Горького, создателя образа Данко. Не менее интересны попытки исследователя уловить в речах Кравцова отголоски идей западных социалистов-утопистов» герценовского «Доктора Крупова», поэтов-«искровцев». Героический элемент несомненно присутствует в рассказе, а вот комического, смешного здесь ничего нет, как нет его, кстати, и в чеховской «Палате N 6», с которой Б. Михайловский сближает «Ошибку». Рассказ глубоко трагичен, и не случайно сам Горький в письме Д. Овсянико-Куликовскому писал, что в «Ошибке» он пытался дать изображение «тоски», которую «считал началом творческим».
Вообще критерии отбора «героикомических» рассказов у Б. Михайловского недостаточно четки. Он, например, отделяет этот массив произведений от основной линии горьковского романтизма 90-х годов, представленной «Макаром Чудрой», «Старухой Изергиль», «Песней о Соколе», на том основании, что романтические герои здесь отдалены от современной действительности и выступают в условно-сказочной обстановке. Но тогда непонятно, почему из этого последнего ряда произведений исключен и причислен к «героикомическому» циклу рассказ «О Чиже…», где прямых конкретно-бытовых реалий также нет и действие вставлено в аллегорическую оправу.
Хотя в последние годы жизни у Б. Михайловского преобладающим был интерес к Горькому, русская литература конца, XIX – начала XX века по-прежнему оставалась в фокусе его научных изысканий. В книгу вошло несколько работ В. Михайловского о крупнейших русских писателях тех лет: Л. Толстом, Чехове, Брюсове, Андрееве. И здесь ученый демонстрирует свое мастерство обстоятельного и тонкого анализа богатейшего фактического материала в сочетания с глубиной теоретической проблематики, с выяснением коренных проблем творческого метода и стиля рассматриваемых художников.
Прослеживая, например, путь Леонида Андреева, подробно разбирая круг волновавших писателя идей я образов, Б. Михайловский, думаю, с полным основанием называет экспрессионизмом тот творческий метод, к которому пришел Андреев в своей прозе и особенно драматургии 900-х годов (хотя экспрессионизм как определенное историко-художественное явление тогда еще не вложился и не существовало даже самого термина).
Однако вряд ли можно согласиться с Б. Михайловским, когда он, характеризуя андреевское творчество следующего периода – 910-х годов, утверждает, что «под влиянием потрясений войны и революции Андреев вновь обратился к экспрессионизму в таких произведениях, как пьесы «Реквием», «Собачий вальс», как повесть «Дневник Сатаны». После пьес конца 900-х годов («Черных масок», «Анатэмы», «Океана») экспрессионистские тенденции не получили развития в последующем творчестве Андреева. Писатель не мог не чувствовать, что абстрактность образов, условность сценических ситуаций, «вневременной» характер обобщений уводят его далеко в сторону от жизненного материала, от конкретных социальных условий. И в противовес прежним экспрессионистским драмам, отличавшимся предельным схематизмом в изображении персонажей и обстановки, нарочитой «депсихологизацией» героев, Андреев стремился строить свои более поздние пьесы по формальным канонам реально-бытовой драматургии, густо насыщал их психологизмом. А в «Письмах о театре» (1912 – 1914), провозгласив отказ от любых форм внешнего сценического действия, он вообще объявил «психологизацию» единственной целью искусства. Так что речь здесь должна идти о качественно новой ступени в творчестве писателя, а не о возврате к уже пройденному этану.
Среди работ Б. Михайловского о русской литературе на рубеже двух столетий особый интерес представляет очерк «Из истории русского символизма (900-е годы)» – одно из самых серьезных исследований на эту тему. Б. Михайловский уделяет равное внимание и художественному анализу поэзии символистов, и определению ее обще-идеологических качеств. В отличие от тех исследователей, которые склонны рассматривать символизм суммарно, Б. Михайловский подходит к нему конкретно-исторически, дифференцируя внутри символистского лагеря разные течения, существенно отличающиеся друг от друга.
Отграничивая символистов 900-х годов от их предшественников – так называемых «старших символистов» 90-х годов, – Б. Михайловский справедливо отмечает, что в условиях подъема освободительного движения в начале века «младшие символисты» (А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов, С. Соловьев, Эллис и др.) предпринимают попытки преодолеть упадочность, уйти из «лазоревых гротов… фантазий и причуд», расширить общественную сферу своего искусства. Однако при всем том исследователь показывает несерьезность противоречий между обоими течениями, раскрывает их общую философскую платформу – идеалистическое мировоззрение, подчеркивает, что борьба младших символистов с декадентами «велась на территории декаданса же, хотя и в другой его разновидности». Под этим углом зрения он рассматривает и конкретные стилевые особенности их произведений, использовавшиеся ими приемы символизации материального мира. Показано также особое место, которое занимали в символистском течении Блок и Белый – художники, чье творчество не укладывалось в прокрустово ложе символистских принципов.
В последние годы жизни Б. Михайловский увлеченно разрабатывал проблему художественной культуры как синтеза взаимодействующих между собой искусств. Заветной его мечтой было создание истории отечественной художественной культуры на рубеже XIX – XX веков. Этому масштабному труду не суждено было осуществиться, но ряд очень важных мыслей содержит впервые опубликованный в рецензируемой книге проспект «Об этапах развития русского искусства XX в.». Самый замысел этой работы привлекает своим размахом, обращением не только к литературе, но и к театру, к произведениям изобразительного искусства, музыке, архитектуре. Забота о полноте общей картины развития русского искусства тех лет, внимание и к вершинным, и к малоизвестным (а подчас и вовсе забытым) художественным явлениям, пристальный интерес к индивидуальным судьбам отдельных мастеров – все это позволило исследователю представить подлинные эстетические ценности эпохи.
Книге избранных работ В. Михайловского предпослана содержательная вступительная статья (к сожалению, безымянная), где прослеживается творческий путь ученого, характеризуются основные принципы его деятельности. Составитель книги И. Корецкая и редактор А. Соколов проделали большую работу по отбору материала и подготовке его к печати. Достаточно сказать, что из шестнадцати вошедших в книгу работ семь опубликованы впервые, среди них и те, которые были извлечены из архива ученого и требовали дополнительной редакционной подготовки.
Вместе с тем нужно сделать составителю и некоторые замечания.
Думаю, что вместо статьи «Горький и Ибсен», публиковавшейся до этого уже дважды, следовало бы включить в книгу сравнительно мало известную работу ученого «Драматургия Шоу и Горького», где содержатся интересные наблюдения над парадоксальностью как формой иронии у Горького и Шоу. Хотелось бы также, чтобы при переиздании книга была снабжена исчерпывающей библиографией трудов Б. Михайловского.
Как правило, мы награждаем эпитетом «талантливый» мастеров художественного творчества, подчас забывая о том, что научное творчество предоставляет не менее широкие возможности для проявления таланта. Б. Михайловский был талантливым ученым. За суховатыми, несколько «академичными», но на редкость емкими, концентрированными строками его работ перед нами встает движущийся, полный трагических коллизий мир искусства, встают как живые прекрасные художественные образы. Перечитывая сейчас его труды, испытываешь чувство признательности талантливому ученому, посвятившему всю свою жизнь утверждению человечного и возвышенного в искусстве.