«Тайная жизнь» Леонида Андреева: история болезни

«МЕДИЦИНСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО (транскрипт)

Дано это свидетельство жене Помощника Присяжного Поверенного Александре Михайловне Андреевой по личной ее просьбе в удостоверение следующего.

1902 года 16 сентября муж ее, Леонид Николаевич Андреев, явился ко мне за врачебным советом, жалуясь на головные боли в виде мигрени, на приступы тоски, беспокойства, боязнь сойти с ума и на сердцебиение, ангинозные явления (в виде так называемой грудной жабы). Как в этот раз, так и в последующие его посещения, которых за осень 1902 года и за последующую зиму было несколько, выяснилось: периоды тоски и беспокойства у него бывают столь сильные и мучительные, что под влиянием их он неоднократно покушался на самоубийство; иногда же в этом состоянии он, сознавая весь вред этого, прибегает к употреблению спиртных напитков, которые даже в небольшом количестве вызывают у него явления патологического опьянения; сон периодами бывает очень плох, до полной бессонницы; одиночество на него всегда действует угнетающим образом, и под влиянием его у него развивается тоска, беспокойство, бессонница (поэтому, между прочим, он не мог выполнить моего совета – поместиться для лечения в санаторий). Под влиянием лечения, назначенного ему мною, и строго определенного образа жизни здоровье его в течение описываемой зимы значительно улучшилось, однако колебания в сторону ухудшения повторялись у него неоднократно.

Принимая во внимание все сказанное и другие менее важные нервные и психические ненормальности, я заключаю, что Леонид Николаевич Андреев страдает тяжелой нейрастенией [неврастенией] на почве дегенеративного предрасположения, что, в сущности, болезнь его следует считать неизлечимой и что всякие психические и нервные потрясения для него, безусловно, не только вредны, но и опасны.

В этом смысле мною были и даны ему наставления относительно занятий и образа жизни. Сказанное удостоверяю. Москва 1905 года Февраля 12 дня. Приват-доцент Императорского Университета, Ассистент Нервной клиники, Доктор медицины Георгий Иванович Прибытков.

No. 121 (номер штампа)

Подпись руки Ассистента Клиники Нервных болезней Георгия Ивановича Прибыткова Контора Университетских Клиник удостоверяет с приложением казенной печати Февраля 12 дня 1905 года.

За / Эконома Экзекутора (Подпись)

Письмоводитель (Подпись)

Гербовая марка от 12 Февраля 1905 (зачеркнута – стоит 60 копеек)

Гербовая печать»¹.

* * *

Выше опубликовано медицинское свидетельство Леонида Николаевича Андреева (1871 – 1919) от 12 февраля 1905 года², выданное его жене Александре Михайловне в московской Клинике нервных болезней. Этот документ описывает ту сторону жизни писателя, о которой исследователи его творчества пишут довольно редко, поскольку она связана с периодами патологического пьянства, бессонницы и депрессии, с попытками самоубийства и прочими проблемами клинического характера. В литературе об Андрееве этот феномен ранее объяснялся следующими основными причинами: алкоголизмом, клинической депрессией, мыслями о самоубийстве в результате влияния пессимистической философии А. Шопенгауэра, которую Андреев читал в юности³, либо следствием трудных жизненных условий – молодой студент из бедной семьи был полностью ответствен за мать и младших детей после смерти отца⁴. Возможные физиологические причины депрессивно-маниакального состояния писателя практически оказались вне поля зрения ученых.

Конечно, данное медицинское заключение не позволяет нам установить окончательный диагноз и четко определить истоки болезни писателя, но оно открывает еще одну сторону его биографии. Почему нам представляется нужным и важным говорить об этом? Душевная болезнь длится дольше, чем влияние философии Шопенгауэра, давит гораздо сильнее, чем бедность юности, и влияет не только на самого человека, но и на его жену, на детей, на творчество, на карьеру. Именно поэтому тема сумасшествия так часто появляется в письмах, дневниках и рассказах Андреева, давая нам понять, что за опасениями писателя «сойти с ума» стоял самый настоящий страх. Не следует забывать и о том, что сестра (Зинаида) и брат (Всеволод) Андреева умерли в больнице для душевнобольных, а его брат Павел сильно пил и «постоянным же огорчением и тревогой его – была болезнь»⁵. Таким образом, говоря только лишь о влиянии философии и бедности на Леонида Андреева и оставляя в стороне сведения о его психической болезни, мы получаем искаженный портрет этого человека и сознательно ограничиваем наше понимание его творчества.

Важным для нашего понимания Андреева является не только его личный опыт «пребывания» в роли больного, но и его желание сохранить свое заболевание в тайне от читающей публики. Андреевские письма, дневники и литературные произведения показывают, что Андреев хорошо представлял характер своего заболевания и по-своему пытался исследовать влияние недуга на собственную жизнь. Однако Андреев был очень обеспокоен тем, как болезнь может повлиять на его репутацию; неудивительно, что он всеми средствами пытался отвлечь внимание общественности от своих проблем со здоровьем. Отчасти поэтому данная тема не поднимается в современных научных дискуссиях. Между тем обращение к ней представляется нам необходимым – однако не с тем, чтобы вынести писателю приговор: болен Андреев или здоров, а чтобы лучше понять написанное им и те условия, в которых он писал. Умалчивать же о психическом нездоровье Андреева значит игнорировать одну из центральных составляющих его жизни и литературного творчества.

Обратимся к биографическим данным. Детство Андреева было действительно тяжелым. Отец умер, когда Андреев был только в шестом классе гимназии, и вся ответственность за благополучие семьи практически легла на плечи подростка. Н. Фатов пишет, что в это время Андреев начал читать Шопенгауэра, намекая, что именно это повлияло на его настроение и во многом предопределило его мировоззрение: «Как чтение философов-пессимистов, так и, очевидно, некоторые патологические свойства организма, алкогольная наследственность и собственное пьянство, которому Андреев уже в гимназии начал предаваться, разрушающе действовали на его психику и вызывали истерически-нервное, часто подавленно-мрачное настроение»⁶. Резкие перепады настроения, периоды психической нестабильности наблюдались у Андреева уже тогда: «То он бывал необычайно весел, шутил, выдумывал разные истории, забавлял всех, то вдруг на него находило мрачное настроение – заведет разговор о смерти, так что «расстраивал всю компанию»»⁷.

Учась в гимназии и в университете, Андреев не раз думал о самоубийстве. Невозможно точно сказать, сколько раз он действительно пробовал покончить с собой, но понятно, что такое желание не было всего лишь детской «опасной забавой», как пишет об этом Горький⁸. Безусловно, существовало много внешних причин тому – смерть отца, бедность и постоянный груз ответственности за семью, неудачная любовь. Но нельзя оставлять в стороне, игнорировать внутренние причины такого поведения. Конечно, сложно определить, в какой степени на Андреева влияли личные проблемы и в какой степени его душевное нездоровье. Но нелогично, на мой взгляд, отрицать несомненную взаимосвязь этих двух факторов. Внешние неурядицы приводили к состоянию подавленности и тоски, в свою очередь периоды внутренней мании и депрессии только усиливали, усугубляли внешние проблемы, и, как следствие этого, к Андрееву часто приходили мысли о самоубийстве.

По свидетельству многих биографов, университетские годы Андреева были одним из тяжелых периодов его жизни. Вся семья в то время жила в Москве, часто голодая, обстановка в семье была очень напряженная. В этом случае, несомненно, не представляется возможным разделить внутренние (психологические) и внешние (бытовые) проблемы, плотным кольцом окружавшие Леонида Андреева. Он пишет в дневнике: «Чувствую, давно чувствую, что слишком уже далеко зашел я с водкой и что с каждым лишним днем, проведенным так, как я его провожу, быстро подвигаюсь к одному из трех концов: сумасшествию, самоубийству или полному нравственному падению»⁹.

С окончанием университета финансовая ситуация в семье немного наладилась, потому что Андреев начал регулярно работать в газете «Курьер». Однако с улучшением бытовой жизни его внутренняя жизнь осталась такой же сложной и нестабильной. Конечно, как и многие другие, Андреев имел некоторые проблемы медицинского характера: головные боли, сердечные недомогания, зубные болезни, – но фоном всего этого часто было депрессивное состояние. 11 августа 1898 года Андреев пишет в своем дневнике:

«Опять бессмысленные, бесконечные страдания, опять бесцельные жалобы. Страшные дни, ужасные ночи, когда весь мир далек от тебя и ты один с этой безумной тоскливой головой <…> Безумная, смертная тоска. Страшно, когда наутро ожидает мучительная казнь. А быть приговоренным к мучительной жизни; жить, тоскуя и плача, мучаясь, как грешник в аду; жить, сознавая всю пустоту и нелепость, бесконечную, безотрадную мучительность этой жизни, жить, все жить и жить. О, если бы умереть. Застыть в тишине и неподвижности. Не тоскует сердце, не бьются в мозгу мысли, от которых, кажется, разрывается голова. Страшны, мучительны эти мысли, которых нельзя передать словами <…> Да, горе бесконечно и глубоко, как море. И все глубже я погружаюсь в него и знаю, что не достал еще дно, что еще более ужасные ночи ожидают меня <…>

Люди ловят надежду на жизнь, а я ищу надежды на смерть»¹⁰.

Первое упоминание об обращении к врачам по поводу нервного расстройства мы встречаем у Риммы Андреевой, сестры писателя. Она пишет, что с 25 января до 22 марта 1901 года Андреев лежал в клинике под наблюдением профессора Черинова: «Причины ухода в клинику – острая неврастения, вызванная всеми обстоятельствами прожитых лет»¹¹. Современник Андреева Владимир Азов утверждает, что друзья уговаривали Андреева лечь в университетскую клинику. Вскоре после того, как Андреев был помещен в лечебницу, по Москве заговорили, что он сошел с ума. Азов тогда навещал своего друга в клинике и вспоминал об этом так:

«Андреев лежал в большой, идеально чистой палате, в полной больничной амуниции – в белом халате и в туфлях. На черной дощечке над изголовьем его койки выведено было по латыни мелом: Neurasthenia.

– Зачем это? – спросил я, – доктора боятся забыть?

– Нет, – ответил Андреев, – они боятся, чтобы я не забыл.

Он вышел из клиники обновленный, бодрый, завел себе велосипед и стал заниматься спортом. Но прошел месяц, и передо мною сидел тот же Андреев с неугасимою лампадою тоски и сомнения в прекрасных глазах, со скорбно сжатыми устами»¹².

Летом 1901 года Андреев путешествует по Европе, где в одной из поездок встречается со своим братом Павлом. В письме своей невесте от 11 июля 1901 года Андреев с юмором рассказывает об их совместном времяпрепровождении в Карлсбаде. Затем он пишет о себе: свидание с братом несколько развеселило его, но все равно Андреев сильно тоскует. Он жалуется: «Это не одно слово – тоска, не только одно головное сознание, что вот того-то и того-то не хватает для полного моего счастья, – это мучительное состояние, когда опускаются руки, с людьми быть противно, а одному – страшно, когда все мысли и все, что видят глаза, заволакивается траурным флером»¹³. Спустя год после этого Андреев пишет А. Измайлову: «Сижу и тоскую неведомо о чем. То ли о том, что я все время болен и нервы у меня, как у истеричной дамы; то ли о том, что где-то, когда-то, по какому-то странному случаю я потерял самого себя и никак не могу найти»¹⁴.

В 1903 году И. Иванов прочитал лекцию «Леонид Андреев как художник-психопатолог», в которой утверждал, что рассказ «Мысль» отражает личный опыт пребывания писателя в университетской клинике¹⁵. Андреев резко отреагировал на это заявление и опроверг предположения Иванова, заявив, что он лежал в больнице не по поводу психического нездоровья, а для освобождения от усталости¹⁶.

Георгий Чулков вспоминает одно событие этого периода, отражающее душевное состояние Андреева:

1. РАЛ (Русский Архив Лидского университета – Англия), MS 606\G. 1. ii. c. Medical certificate (12 February 1905) MS, If. Issued to Aleksandra Mikhailovna by G.I. Pribytkov.[↩]
2. Автор выражает глубокую благодарность Ричарду Дэвидсу, хранителю Русского Архива (Лидский университет, Великобрибритания), предоставившему этот документ для данной публикации, и Н. Э. Гронской (Нижегородский лингвистический университет, Россия) за помощь при редактировании статьи.[↩]
3. Впервые данное объяснение было высказано Георгием Чулковым и Максимом Горьким, но и в современной критике оно неоднократно повторяется. Подробнее см.: Чулков Г. Воспоминания // Книга о Леониде Андрееве. Берлин: З. И. Гржебин, 1922; Leonid Andreev.Sasnka Jigouleff. Translated by Luba Hicks. New York: Robert McBride & Company, 1925.[↩]
4. Л. Иезуитова пишет: «Андреев прожил трудную жизнь. Особенно жестокими были годы детства и юности. Пьянство отца, нужда, изнуряющая повседневная борьба за кусок хлеба и за человеческое достоинство наложили отпечаток на характер писателя, болезненно чуткого, легко ранимого» (Иезуитова Л. Предисловие. Письма к невесте: Из неизданной переписки Леонида Андреева // Звезда. 1968. N 1. С. 180).[↩]
5. Котонина В. Б. Мои воспоминания о Леониде Андрееве // Красный студент. 1923. N 7 – 8.[↩]
6. Фатов Н. Молодые годы Леонида Андреева. М.: Земля и фабрика, 1924. С. 65.[↩]
7. Там же. С. 65.[↩]
8. Книга о Леониде Андрееве. С. 10-11.[↩]
9. Леонид Андреев: Дневник 1891 – 1892 гг. / Ред. Генералова Н. П. // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1991 год. СПб.: Академический проект, 1994. С. 124.[↩]
10. РАЛ, MS 606\G. 8. ii.[↩]
11. Андреева Р. Трудные годы // Орловская правда 1971. 21 ноября. С. 3.[↩]
12. Азов В. Отрывки об Андрееве // Вестник литературы. 1920. N. 9. С. 5.[↩]
13. Иезуитова Л. Указ. соч. С. 188.[↩]
14. РГАЛИ. Ф. 11. Оп. 1. Ед. хр. 34, 1. 3. Письмо от 30 – 31 августа 1902 года.[↩]
15. Иванов И. Леонид Андреев как художник-психопатолог // Биржевые ведомости. 1903. 20 февраля. Позже по материалам лекции была опубликована статья под тем же названием в журнале: Вопросы нервно-психиатрической медицины (Киев). 1910. Вып. X. N. 1.[↩]
16. Биржевые ведомости. 1903. 27 февраля.[↩]