Страницы из истории литературной Москвы
Б. С. Земенков, Памятные места Москвы, «Московский рабочий», 1959, 510 стр.
Герой рассказа Тургенева «Гамлет Щигровского уезда», вспоминая о философских спорах в кружках московской интеллигенции 40-х годов, мимоходом говорит, что они возникали «вчера на Арбате, сегодня на Трубе, завтра на Сивцевом-Вражке». Но естественный интерес читателей – почему он называет именно эти, а не другие московские улицы, – никакого отражения в комментариях не получал; создавалось впечатление, будто подобные топографические сведения в произведениях русских писателей чаще всего приводились случайно и отнюдь «не содержали в себе какого-либо определенного намека. Тем более, что когда о тех же теоретических «побоищах и ратованиях» в Москве рассказывал, например, Герцен, то он писал, что они происходили уже «между Маросейкой и Моховой» и т. д.
Книга Б. Земенкова о памятных местах Москвы вовсе не ставила перед собою задачи историко-литературного комментария, в ней описаны лишь достопримечательности столицы, связанные с жизнью и деятельностью видных русских писателей, так же, как ученых, художников, музыкантов, артистов. Но она заслуживает внимательного и благодарного отношения к себе со стороны литературоведов.
Много интересного можно узнать яз нее, многое, что было недосказано и опущено в примечаниях к изданиям классиков, делается ясным и становится на свое место. Автор не упоминает рассказа Тургенева, но когда вы прочтете, что Огарев после возвращения из ссылки поселился на Арбате, а Грановский в начале 40-х годов жил на Трубной улице, когда книга напомнит вам о доме Герцена на Сивцевом-Вражке, слова тургеневского героя вам больше не покажутся случайной обмолвкой. И в намеке Герцена, если раньше вам была понятна только вторая часть – кто не знает старого здания Московского университета на Моховой! – то после того, как автор книги познакомит вас с домом В. П. Боткина в одном яз переулков Маросейки, станет ясным все остальное. Ведь именно в этом доме, как известно, в 40-е годы часто собирался московский кружок передовых русских людей.
Книга рассказывает о роли Москвы в жизни писателей и других деятелей русской культуры, воскрешает страницы их биографий, памятные для истории города. Следует по достоинству оценить большой и кропотливый, подлинно исследовательский труд автора, его огромную эрудицию и несомненное мастерство в изложении годами накопленного материала. В многочисленных фактических справках, тщательно выверенных и документально обоснованных, в этих адресах и датах – казалось, что может быть скучнее и однообразнее – перед читателем неожиданно раскрывается картина культурной жизни Москвы на протяжении более двух столетий, от Ломоносова и Кантемира, Федора Волкова и Рокотова до наших дней.
Данные для книги часто приходилось собирать по крупицам – в газетном объявлении о бенефисе артиста, в каталоге давней художественной выставки. Изучением литературного прошлого Москвы в старой науке занимались поверхностно, от случая к случаю, так что в дни пушкинских торжеств 1880 года умудрились установить мемориальную доску на доме, который не имел никакого отношения к рождению великого поэта, Правда, в последние годы появилось немало работ, посвященных связям отдельных писателей – Пушкина, Гоголя, Герцена, Чехова и др. – с Москвой, но только в книге Б. Земенкова эта тема получила всестороннее освещение.
Вполне возможно, что автор не исчерпал имеющихся источников для изучения вопроса, что не все его догадки и предположения, – а их в книге немало, – подтвердятся впоследствии. Встречаются в работе и явные неточности: так, П. И. Бокова не следовало по традиции называть «прототипом Лопухова» из романа Чернышевского «Что делать?» (стр. 162); есть пробелы – например, не рассказано о московских впечатлениях Кольцова – и описки (на стр. 140 о «Княжне Мери» и «Герое нашего времени» говорится как о разных произведениях Лермонтова). Но ценность книги Б. Земенкова очевидна, к ней будут обращаться читатели самых разнообразных интересов, и каждый из них вправе рассчитывать, что она оправдает его ожидания.