Страницы из «Дневника» (О встречах с И. Эренбургом). Публикация А. К. Пушкина

26 января 1961 года, выступая в Центральном Доме литераторов на вечере, посвященном 70-летию со дня рождения И. Г. Эренбурга, академик Иван Михайлович Майский (1884 – 1975), в прошлом известный советский дипломат, говорил: Прошло почти 40 лет с тех пор, как я впервые встретил Эренбурга. Это было в те далекие времена – 1923 – 1924 – 1925 годы, – когда я являлся редактором ленинградского журнала «Звезда». То были годы, когда наши театры ставили «Трест Д. Е.», а наши издательства публиковали «Хулио Хуренито»и «13 трубок».

Позднее мы неоднократно встречались с И[льей] Г[ригорьевичем] на различных перекрестках жизни – то в Лондоне в годы моей работы там в качестве посла СССР, то в Парижа, то в Москве.

И вот что замечательно – это случается не так часто в жизни, – чем больше лет насчитывало наше знакомство, тем ближе и теснее делались наши отношения и тем более постоянным, неотъемлемым спутником моего духовного мира становился И[лья] Г[ригорьевич] Э[ренбург]»<…>.

Текст этого выступления, так же как и публикуемые ниже дневниковые записи И. Майского о его встречах с Ильей Эренбургом в марте-сентябре 1963 года, хранится в архиве Академии наук СССР (фонд N 1702, новое поступление).

Эренбург был в числе тех, что «вступился»за художников-авангардистов после печально известного посещения Н. С. Хрущевым выставки в Манеже в декабре 1962 года. Подписывая письмо в ЦК КПСС, составленное представителями московской либеральной интеллигенции, всеми уважаемый Илья Эренбург вряд ли мог предположить, что вскоре он сам окажется в роли «козлища отпущения» » в только еще начинавшейся охоте на идеологических «ведьм».

18 декабря 1962 года в «Литературной газете»было напечатано следующее сообщение: «17.12 в Доме приемов на Ленинских горах состоялась встреча руководителей Коммунистической партии и Советского правительства с деятелями литературы и искусства… с речью выступил, в частности, И. Г. Эренбург».Несколько подробнее события, происходившие в этот день в Доме приемов, описаны в воспоминаниях М. А. Ромма «Четыре встречи с Н. С. Хрущевым»:»Реплики Хрущева были крутыми, в особенности когда выступали Эренбург, Евтушенко и Щипачев, которые говорили очень хорошо…

– Письмо тут подписали. И в этом письме между прочим пишут, просят за молодых этих левых художников, и пишут: пусть работают и те, и другие, пусть-де, мол, в изобразительном вашем искусстве будет мирное сосуществование. Это, товарищи, грубая политическая ошибка. Мирное сосуществование возможно, но не в вопросах идеологии.

Эренбург ему с места:

– Да ведь это была острота! Никита Сергеевич, это в письме такой, ну, что ли, шутливый способ выражения был. Мирное же письмо было.

– Нет, товарищ Эренбург, это не острота. Мирного сосуществования в вопросах идеологии не будет. Не будет, товарищи! И я предупреждаю всех, кто подписал это письмо. Вот так!» ¹

Во время второй «Встречи руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства»эстетические взгляды Эренбурга, а заодно и его книга «Люди, годы, жизнь»(первые две книги вышли в 1961 году, третья и четвертая – в 1963-м) подверглись «разгрому»в речи секретаря ЦК КПСС Л. Ф. Ильичева «Об ответственности художника перед народом», произнесенной 7 марта 1963 года: «… Иногда и весьма видные деятели советской культуры отстаивают позиции, с которыми трудно согласиться. Вы все, конечно, помните речь Ильи Эренбурга, с которой он выступал здесь в прошлый раз. Он высказал несколько положений, прозвучавших по смыслу как обобщения. Причем высказал не впервые. Главная его мысль состояла в том, что нам, собственно, незачем спорить о художественных вкусах. Одному может нравиться творчество Р. Фалька, другому – нет, – ну и пусть. Творчество всякого художника имеет одинаковое право на существование. Истинно новаторские произведения, как считает Эренбург, всегда кому-нибудь не нравились…» ².

Окончательный «приговор»Эренбургу был «вынесен»8 марта 1963 года в речи Н. Хрущева «Высокая идейность и художественное мастерство – великая сила советской литературы и искусства»:»…Когда читаешь мемуары Эренбурга, то обращаешь внимание на то, что он все изображает в мрачных тонах…

Абстракционизм, формализм, за право существования которого в социалистическом искусстве ратуют отдельные его поборники, есть одна из форм буржуазной идеологии. Приходится сожалеть, что этого не понимают некоторые, в том числе и умудренные житейским опытом творческие работники.

В мемуарах товарища Эренбурга есть такое место. Привожу его: «Было множество литературных школ: комфуты, имажинисты, пролеткультовцы, экспрессионисты, фу исты, беспредметники, презентисты, акцидентисты и даже ничевоки. Конечно, немало глупостей несли иные теоретики… Но мне хочется защитить то далекое время».

Как видно, автор мемуаров с большой симпатией относится к представителям так называемого «левого»искусства и ставит перед собой задачу защитить это искусство.

1. См.: «Огонек». 1988, N 28, с. 8.[↩]
2. Л. Ф. Ильичев (р. 1906) – советский философ, академик АН СССР, в то время – секретарь ЦК КПСС. В этой своей речи он далее говорил: «… Уважаемый оратор сослался на Владимира Ильича Ленинакоторому, по его словам, не нравились стихи В. Маяковского, но своего мнения, своих вкусов он никому не навязывал. Мысль оратором не завершена, оставлена, так сказать, на полдороге, но каждый может довести ее «до логического конца». Нас как бы приглашают сделать вывод, что В. И. Ленин не хотел вмешиваться в вопросы художественного творчества, что вообще его взгляды на искусство отличались большой терпимостью, этаким «интеллигентским либерализмом», следовать которому не мешало бы и сейчас.

   Нельзя принять такое толкование за достоверное. Это – отступление от исторической правды, это – искажение ленинских позиций.

   Хотя И. Эренбург постоянно призывает к терпимости в искусстве, его собственная позиция не является таковой.

   Он, например, поднимает на щит, о чем правильно писали в «Правде»деятели изобразительного искусства, художников-формалистов, но не находит ничего ценного у наших больших художников-реалистов, у передвижников, у Репина. Не приемлет И. Эренбург и живые, прочные связи советского искусства с реалистическими традициями. Он характеризует развитие советской живописи после 20-х годов как «контрнаступление натурализма, бытовизма, академических форм, чинности, упрощенности и фотографической условности», иронически намекает на ее приверженность к канонам Болонской академической школы XVI-XVII веков.

   Маша печать долгое время ничего не писала о мемуарах И. Эренбурга «Люди, годы, жизнь». Пока повествование касалось давно минувших дней, многие читатели готовы были воспринимать мемуары как живое, объективное свидетельство очевидца. Теперь же, когда в мемуарах речь идет о недавних событиях, людей настораживает субъективизм автора. Читатели шлют в редакции газет и журналов письма, в которых выражают несогласие с И. ‘Оренбургом, считают, что автор односторонне описывает советскую действительность, отстаивает узкогрупповые интересы, а в ряде случаев просто искажает события, перелицовывает их и так и эдак.

   Авторы писем во многом правы.

   Описывая годы культа личности, И. Эренбург выдвинул так называемую «теорию молчания», которая в то время будто бы являлась нормой поведения советских людей и, конечно, самого автора мемуаров. Тогда многим якобы было известно о злоупотреблениях Сталина властью, но иного выхода, кроме как жить, «стиснув чубы», они не видели. Каждый старался сохранить себя, ибо верил, что со временем все изменится. «Теория молчания»была подвергнута критике в статье В. В. Ермилова в «Известиях».

   Нельзя, товарищи, согласиться с такой фальшивой, неправильной «теорией».

   Прежде всего она набрасывает тень на советских людей, которые с энтузиазмом строили социализм и верили в правильность действий Сталина. Согласно же Эренбургу, можно подумать, что все они, зная об отступлениях от ленинизма, лить спасали свою шкуру и тем помогали злу укрепиться…»(«Литературная газета», 9 марта 1963 года).[↩]